Константин Николаевич Степаненко / Степь — 12 стр.

Дружинники Александра и вправду нашли в куче посеченных тел одного, еще живого, и подтащили его к одной из повозок, оперев спиной о колесо.

- Кто вы? Пошто на нас напали? – голос Александра был тверд и жесток. Для ускорения ответа один из воинов ткнул пленника в кровоточащую рану. Тот крикнул от боли, но князь жестом велел оставить раненого в покое.

- Ну? Говори!

- Мы – вольные люди. Собрал нас атаман Чуб. Как прошел здесь монгольский хан Ахмат, много людей из разоренных стойбищ вольными стали. Чуб водил нас на караваны и кочевья, хотели потом на Хопер идти, где сейчас много таких собралось. Чуб говорил, потом большой силой можно на греческие города у Понтийского моря идти…

- Это – ваш лагерь? Зачем засаду готовили? Нас ждали?

- Чуб всё придумал. Колодцы вокруг засыпал, сказал, все караваны сюда сами пойдут. На мирные дымы и юрты. Как заманка была… Вас увидели, за торговцев приняли.

- Там, в лагере, есть кто?

- Никого. Было несколько человек, дымы поддерживать и меж юрт ходить, наверно, разбежались уже.

- Вода там есть?

- Да, родник бьет.

Александр отошел от пленного и приказал выслать к лагерю дозор, а потом и всем идти туда.

- А что с этим делать? – один из воинов показал князю на пленника.

- Мне лишние рты не нужны. И отпустить разбойника не могу. Он против нас зло творил, - и Александр снова с силой сжал рукоять меча. Уже уходя, услышал последний крик раненого и хруст вонзаемого в тело ножа.

Лагерь разбойников был пуст. Нашли нескольких лошадей, немного еды и какие-то вещи, явно награбленные в кочевьях. Своих убитых предали земле, раненых разместили в юртах, где ими занялся лекарь, напоили лошадей и наполнили водой все фляги и бурдюки. Дружинники расставили дозоры и стали готовить пищу. Вкусно запахло варевом.  Князь пригласил Ярого в свой шатер.

Словно продолжая прерванный на поле брани разговор, Александр спросил:

- Видел, как ты стрелу из убитого вынул и себе взял.

- Да, то моя стрела. От самострела. У меня их не так много. Потому и собираю, если могу.

- Так это ты брата названного подстрелил?

- Не узнал.

- А узнал бы, не стрелял?

Ярый не ответил. Вошел гридень, принес на подносе немного еды. Александр жестом пригласил сотника разделить с ним скромную трапезу. Тот поблагодарил и взял кусок лепешки.

- Вина не предлагаю. Закон – в походе не пьем, - князь тоже взял лепешку, отломил край.

- И всё же, - продолжил он прерванный разговор, - стрелял бы в брата, если он на тебя с мечом идет?

Видно было, что вопрос этот далеко не праздный для князя, и сам он не может найти на него ответа.

- Не знаю я, - с трудом ответил Ярый, - что было, то уже было. Не рви мне душу князь. За все грехи ТАМ отвечу. Их у меня много. Одним больше…

- Ладно, забыли. А что за самострел у тебя такой? В степи таких нет, - сменил тему князь.

- Самострел – добыча от тех тевтонцев, с которыми мы с тобой рубились. В той сече, где меня подрубил этот, весь в железе и с крестом, я успел достать его чеканом и прорубить ему грудь вместе с латами.

- Точно, я это видел, - подтвердил Александр, загоревшиеся глаза которого показали, что он действительно вспомнил и словно заново переживает ту славную для него битву.

- Это видели и другие воины. И уже после битвы, когда ты меня велел перенести в лагерь, они привели мне коня того латника, к седлу которого были приторочены длинный меч и этот самопал со стрелами. Потом узнал, что фрязины называют его арбалет. Меч я куда-то дел за ненадобностью, а конь и арбалет до сих пор у меня.

- То-то я смотрю, конь у тебя не степной, явно тевтонских кровей. Жеребят – то породистых много в степи оставил?

- Да уж, он – не как я, старый бобыль, - всласть погулял.

И два воина рассмеялись, словно снимая с себя всё напряжение этого дня.

Дальше они шли спокойно. Степь их видела, но лихие люди опасались нападать на дружину князя, в редких кочевьях они справедливо расплачивались за еду, и степь их мирно пропустила. В пути умерли еще один воин из раненных в схватке с разбойниками, и очередной крест отметил место упокоения его души.

Так, мирно, следовали они к могучему Славутичу – Днепру, где князь намерен был погрузиться на лодьи и плыть в Киев. Воины дружины уже привыкли к Ярому, который не лез в их дела и не пытался командовать, хотя уже разошлись слухи о том, что они давно дружны с князем и вместе рубились в боях с тевтонами и свеями. Причем молва наделяла Ярого непревзойденной воинской доблестью. А то, как вел себя Ярый в недавней сече, его хромота и шрам лишь подтверждали эти слухи. Ставший всеобщим любимцем неунывающий и бесстрашный Малой лишь загадочно улыбался, когда его спрашивали о Яром, да пару раз якобы ошибочно назвал Ярого сотником, что еще больше поднимало авторитет последнего в глазах воинов дружины.

 

Беседуя во время пути с Александром, Ярый поражался уму князя, его памяти и знаниям. Хотя с самых ранних лет князь стал удачливым полководцем и храбрым воином, он был прирожденным дипломатом и политиком, прекрасно разбираясь и используя хитросплетения тогдашнего сложного мира.  Позаимствовав эти способности от своего отца, Ярослава Всеволодовича, которого не зря прозвали «Мудрым», Александр успел пройти в отеческом доме хорошую школу, где свои знания в него вложили привозимые ему учителя – греки, латиняне. А еще были свои старцы, волхвы, старые вои. Потом, в своих странствиях по русским княжествам, он переложил эти знания на окружившую его жизнь и составил для себя достаточно четкую, жесткую, но реальную, схему выживания Руси, которую он не отделял от своих личных устремлений. В эту схему вписывалась и его непримиримая борьба с братьями и другими родичами по многочисленному клану Рюриковичей за власть, служба в Новгороде по охране северных пределов Руси, хорошие личные отношения с Батыем, захватившем всю русскую землю, но не приславшем свою конницу в богатый Новгород. Александр побратался с сыном Батыя, Сартаком, которому отец отдал весь запад своего улуса, то есть Русь и Европу. И если бы не смерть Сартака и приход к власти в Орде принявшего ислам Берке, у Александра был бы шанс спасти русские земли от княжеских усобиц и объединить их под единой рукой. Пусть и под ордынским прикрытием, но без пролития крови русичей и угрозы их ограбления еще и со стороны западных соседей. При этом, если Орда была веротерпима и даже поощряла православную церковь, то Запад нес иной крест.

В лице Ярого князь Александр Ярославович нашел внимательного и умного слушателя, знавшего изнанку ордынской жизни и живо интересовавшегося положением в родных землях.

Обсуждая только что прошедший по этим землям поход хана Ахмата, князь объяснил Ярому, почему хан Берке направил конницу на земли алан, грузин и армян, а не на фризов, франков и угров.

- Пойми, воин. Хан Берке принял ислам и отрекся от завещанного Великим Чингиз-ханом уважения ко всем религиям. Сейчас он закрыл в Орде все христианские церкви, и наши, православные, и папские. Выгнал также всех язычников. И даже монгольские шаманы уже не могут свободно камлать в Сарае. Имамы, коих хан Берке привез из Хорезма, Ургенча и Самарканда, направляют его на христиан и иудеев, видя в них наибольшую опасность для себя. Русские земли сейчас хана Берке не интересуют. Слишком бедные, да и князья сами исправно буду дань собирать и через меня в Орду отправлять. И вера наша пока не набрала силу после того, как прадед мой князь Владимир крестил Киев. Своих пока не всех воцерковили. Многие еще пням кланяются. Не несём мы, русичи, свою веру другим народам, оттого и неопасны мы имамам. А вот аланы уже шесть веков как Христа приняли. А армяне и грузины – еще раньше. И государства у них единые, и церковь - активная, поднимает паству свою на сопротивление Орде. Потому и направил хан Берке своего племянника, злобного и кровожадного, в этот поход. Не столько ему дань нужна, сколько имамы крови жаждут. Но Берке и от дани не откажется. Вчистую разорят эти земли.

- А вот отец Онуфрий в станице говорил о том, что Бог для всех один. А почему веры разные? Всё хотел его спросить, да не успел...

- Да веры - то, действительно, разные. Кто к чему привык… Но государству, если оно хочет быть единым и сильным, нужна и вера такая. В единого и сильного Бога. Таких верований, с единым Богом, не так много. Мой пращур Владимир не зря выбирал, какая нашим людям подойдет. Уж его и имамы, и огнепоклонники, и иудеи, кои давно сильны были в Киеве, обхаживали. Но он принял Христа, как это сделала его бабка Ольга. Батюшка мой говаривал, что за красоту и душевность церковной службы, которую он у греков видел.

- Так и латиняне верят в Христа. Чего же мы делим церковь на нашу и папскую?

- Души, и их кошельки, не поделили Папа в Риме и император в Византии, - горько усмехнулся князь, - потому и рассорились и церковь разделили. Напридумывали отличий. И тот, и другой с крестом друг на друга лезут. Но мы, русичи, остались за византийской, греческой то бишь, церковью. Ближе она нам. Да и привыкли, за три то века… Правда, не все русичи за свою веру держатся, особенно те, кто власть да богатство больше души своей почитают. В Смоленке, Полоцке и Чернигове князья и верхушка веру меняют как кушаки.

- А пошто так?

- На тех землях сильны поляки и литвины, давно под руку Папы перешедшие. Вот наши и мечутся, то в костел, то в церкву. Ищут, где им выгоднее быть. Да и сами поляки и литы часто в православие переходят. Их князь Витовт раз пять веру менял. Захочет быть русским князем и все земли русичей под себя подмять, кличет наших попов, как нужны ему рыцари тевтонские, да ливонские с нами биться, так ксендза приглашает. Только бы не перепутать, с какой стороны на себя крест класть. Знаешь, почему мы разно крестимся?

- Знаю. Отец Онуфрий в станице сказывал. Что-то с духом святым.

- Ну да, Бог – всему голова, сын – единоутробный, а дух – он у сердца. Меня так отец в детстве учил.

Некое время ехали молча, погруженные каждый в свои мысли.

- А что, Папа и император и святых поделили? Детишек – то по святкам называют, - нарушил молчание Ярый.

- Ишь ты, воин, мыслить умеешь. Да, и святых поделили. Те, что до раскола были, так общими и остались, а когда разошлись, то у каждой церкви свой список появился.

 

 Так, в разговорах, дошли они до Днепра – Славутича. Широка и красива река. Берега лесами поросли, с одного берега другой не видно. Множество лодей и расшив стояли у торговых пристаней, принимая и разгружая выращенное, добытое и сделанное людьми во всех уголках этого огромного мира. Княжеский тиун – управитель, на высокую должность которого указывала связка ключей на поясе, быстро сторговал три ладьи с гребцами. Идти надо было вверх по течению, да и пару волоков – перекатов предстояло преодолеть, и кормчие хотели брать больше гребцов. Это увеличивало число лодей до пяти, но князь твердо сказал:

- Три. Воины помогут и грести, и тащить ладьи на волоках.

И не потому так сказал, что хотел дать свои воинам возможность размяться после длинного похода, а просто не было у него денег на дополнительные ладьи. Дорого стоила поездка в Сарай с его завидущими глазами и загребущими руками.

Часть повозок расторопный тиун тут же распродал на торжище, коней и припасы погрузили на грузно осевшие в воде ладьи, гребцы налегли на весла, правя на середину. Там, поймав благоприятный ветер, кормчие распустили ветрила, и три ладьи заскользили по глади, вспенивая своими грациозными лебедиными шеями днепровскую воду.

Ярый подошел к кормчему.

- Пошто идем по середине?  Здесь стремнина, идти тяжелее.

- Зато целее будем.  Стрела с берега сюда не долетит. Лихих людей много, купеческое добро многих манит.

Ярый обратился к князю.

- Прикажи, княже, свой стяг вывесить. Чтобы с берега видели, что не купцы идут, но твоя княжеская дружина.

- Тогда еще больше стрел может с берега прилететь, да и на перекате может нас другая рать встретить. А нас мало. Нет мира меж князьями, Ярый. Но копья и щиты можем показать, дабы не думали, что мы – легкая добыча.

По приказу князя воины вывесили щиты на борта, а копья закрепили стоймя. Ладьи сразу ощетинились, и даже неопытному глазу было понятно, что перед ним точно не купеческий караван.

Шли ходко, и под вечер, когда ветер стих, подошли на веслах к малому островку, известному кормчим. Закрепили лодьи, запалили сторожевые огни и выставили дозоры. Свой походный шатер Александр велел не ставить. Ночевали по – простому, на попонах у костра, в обнимку с оружием. Князю постелили под огромным дубом, каким – то чудом выросшем на маленьком острове. Здесь же, у костра, расстелил свою постель Ярый. Малой, насобиравший кучу хвороста, присел рядом на корневище дерева и время от времени подкидывал ветки в костер, не давая затухнуть огню. Не спалось. Глядя в бездонное, бархатно – черное небо с мириадами звезд, воины словно растворялись в этом безбрежье. Кто думал о хрустальном куполе, накрывавшем эту звездную темноту, и царящем там Вседержателе, смотрящем в это время на него, ничтожного человечка, которому так никогда и не познать Истину.

 

Кто-то просто смотрел на звезды, представляя их душами ушедших людей, и думал о том, что когда-то и сам засветится вот такой звездой, самой маленькой, но вносящей свою лепту света в небесное сияние. Вспоминал всех, ушедших на его веку, и других, кого он не знал, и тех, иных, когда – то тоже живших и смотревших на это звездное небо, где было столько же неисчислимых звезд…

- А ведь мои пращуры, и Игорь, и Олег, да и Святослав, тоже могли лежать под этим дубом. Они ведь ходили этим путем. И на византийцев, и на печенегов, и на хазар. От Киева к Понтийскому морю по воде – самый удобный путь, а с лодьями они управлялись хорошо. Недаром их родоначальник, Рюрик, на лодьях по северным морям ходил, да и в Новгород на лодьях пришел. Дракарами они их называли…

- И Киев он заложил? – подал голос Ярый.

- Нет, Киев до него стоял. Отец рассказывал, что город встал на месте переправы и торжища, где сходились для мены лесные и степные племена. А потом и греки продлили туда свои торговые пути. Киев разбогател, и стал лакомой добычей. И когда в Новгороде уже княжил Рюрик, Киев захватили иудеи – хазары, кочевавшие в этих самых местах. В сказаниях говорится, что тогда Киев просил Новгород о помощи, и князь Рюрик прислал по воде дружину во главе со своим верным другом Аскольдом. Тот хазар разбил, а сам в Киеве княжить остался. Не пропадать же такому добру…

- А хазары куда делись? – робко спросил Малой, с огромным вниманием слушавший князя.

- Куда же они денутся, кочевники? Степь - то большая. Раны зализали, новых воинов нарожали. И снова Киев взяли. Аскольд к тому времени ушел в свою Валгаллу, царство славных теней, и защитить Киев было некому. Правда, говорят, что тогда ворота города хазарам открыли их единоверцы, иудеи, коих уже достаточно было в Киеве среди торгового люда. Потом мы Киев снова отбили, и больше уж не отдавали. А потом пришли татары…

- А хазары куда отошли? Где они теперь? – не унимался Малой.

- Да дались тебе эти хазары! – князь даже приподнялся на локте, разглядывая, кто это там такой любопытный у костра. - Сам не из них будешь? Да нет, вреде косичек нет, да и не чернявый…

- Просто интересно. Я такого народа не встречал, хотя в Орде кого только нет.

- Было у хазар свое государство – каганат со столицей Итиль. Царь их назывался Великий каган. Интересно, что сами они были иудейской веры, а гвардия этого Великого кагана были набрана из хорезмийцев – мусульман, враждебных иудеям. Не доверял каган даже своим, потому и держал у своего трона мусульман, натравливая их на своих противников – иудеев. Видать, таким недоверием и расколол свое государство. Сгинуло оно, растаскали его другие, более сильные племена. Только в сказаниях о нем и поминают.

Ладно, спать давайте. А то скоро уже светать начнет.

 

На исходе пятого дня увидели купола киевских церквей. Уставшие гребцы и помогавшие им воины дружины дружно налегли на весла, и лодьи заскользили к пристани. Когда подошли, Александр спросил у сразу подошедшего к ним мытаря со свитком и писалом в руке, и увесистой мошной на поясе.

- Князь Ярослав Всеволодович у себя ли?

Мытарь распластался в подобострастном поклоне.

-Прости, княже, не сразу признал. У себя, у себя светлый наш князь Ярослав Всеволодович. Сейчас пошлем гонца сообщить ему радостную весть!

Но гонец, видать, уже убежал, и пока дружинники Александра разминали спины и ноги, вытаскивая из лодей небогатые пожитки, на пристань прискакал князь Киевский Ярослав с двумя гриднями. Спрыгнув с лошади, он бросился к Александру и обнял его. Сейчас было видно, как они похожи – высокие, статные. Рюриковичи! Только волосы Александра обильно покрылись сединой, да поступь была поосновательнее. Поздоровавшись с Ярославом, Александр обернулся к своим.

- Не расходиться. Завтра отходим.

И, обращаясь к киевскому князю:

- Припасов дашь, княже? А то поиздержались…

- Конечно, всё дам. Да и людей твоих накормлю. А почему завтра уходите? Думал, попируем, на ловы съездим.

- Не до веселья, князь. Пойдем, много чего обговорить надо.

Уже в княжеском тереме, откушав и едва пригубив хмельного, Александр попросил Ярослава отпустить всех из горницы:

- Разговор будет у нас серьезный, не для посторонних ушей. Не сердись, что не могу с тобой побыть дольше. Вести получил из новгородских земель. Там шведские рыцари нагло себя ведут. Видать, опять от Папы знак получили на нас идти. Войско собирают, в набеги на наши земли ходят. Мало им моего прошлого похода, когда я их крепости порушил! Новгород полк уже собрал, меня ждет. Хоть и ты там недавно княжил, но войском командовать зовут опять меня. Не взыщи…

- Какие обиды, князь! От меня помощь нужна? Большую рать не обещаю... Мне еще надо до конца с Даниилом Галицким и Полоцком разобраться, но Киев может полк выставить.

- Понимаю тебя, княже. Буду рад и малой помощи. Я получил от хана Берке слово, что отныне он не будет на Русь войска и баскаков своих направлять. Сами будем ему дань возить. Потому с этой стороны можно не ожидать нападения. Хоть города целы будут, до поля непожжёны и нетоптаны останутся. Хоть и нельзя Орде верить, но не до нас им. Берке своего племянника Ахмата на алан и горцев отправил. Оттуда им к нам идти не с руки. А сам он глаз свой хитрый на южный удел положил. Чем бедная Русь, его больше богатые Персия да Индия интересуют.

- Сам Берке, правду ли говорят, весь улус свой, всю Орду, исламской сделал?

- Так это, - Александр поудобнее уселся на скамье, положив под ноющий от давней раны бок мягкую подушку.

Долго еще говорили они, вспоминая былое и строя планы на будущее. Князь Ярослав, чей отец, князь Всеволод, получил имя «Большое Гнездо» за ум и многочисленных сыновей, понимал дальновидную политику Александра, сколачивающего под ордынской рукой сильное государство русичей, и старался, чем мог, поддержать его.

Отзвенели церковные колокола, и тихая ночь опустилась на Киев. Лишь колотушки ночных сторожей нарушали эту тишину, да полный месяц сиял в бархатном небе, когда усталого Александра проводили в его опочивальню.

 

А Ярый с Малым, пользуясь случаем, вышли посмотреть городище. За почти двадцать лет ордынского ига Киев пережил три больших пожарища, уничтоживших почти все постройки, и невесть сколько мелких. Но город жил, отстраивался. Место было бойкое, привычное. Княжеский престол, хоть и уступил первенство, то есть Великое княжение, Владимиру, но оставался значимым. А потому строились заново терема, боярские и купеческие хоромы, склады, торговые ряды и пристани. И церкви.

Пока воины шли по мощеной улице от пристаней вверх, к детинцу, над их головами висел переливчатый колокольный звон. Не понимая еще всего смысла этих колокольных переливов – то ли на службу созывают? То ли праздник свой знаменуют? – они просто радовались этому звону, как гимну своей земли, чувствуя в нем силу и уверенность. В торговых рядах, открытых до последнего луча солнца, они поражались обилию и разнообразию товаров. И если к дамасской стали, персидским коврам и китайским диковинам они привыкли, то здесь они впервые увидели греческие узкогорлые кувшины, в которых продавали вино и масло, фряжскую посуду из стекла и олова, свежие дары садов и полей, горками рассыпанные перед разномастными торговцами. Не было привычного визга ишаков и верблюдов, мало было пестрых халатов и тюрбанов, а вместо привычных воды и чая разносчики весело предлагали горячий медовый сбитень и кисели. 

Ярый купил им с Малым по чашке сбитня, который они выпили с удовольствием. А кисель пробовать не рискнули, ибо не поняли, как им есть это густое варево. Хотя запах так и притягивал их голодные желудки! Купив по привычной лепешке, хотели уже, было взять и кисель, но продавец уже унес свой товар позвавшим его купцам. Увидев, как те едят кисель из своих мисок специальными деревянными черпаками, Ярый с Малым переглянулись. «Хороши бы мы были с нашими лепешками!» - читалось в их взглядах. Чтобы не есть сухую лепешку, взяли еще по чашке сбитня, и уже довольные жизнью, вернулись на пристань. Ходили ли бы и смотрели еще, но стемнело, торжище закрылось, люди разошлись. На улицу вышел ночной сторож с колотушкой и увесистой дубиной. Благоразумно не став приставать к двум вооруженным путникам, он предупредительно потряс колотушкой и дополнил оглушительный деревянный треск не менее громким – «Киев спит! Спит Киев!»

Взойдя на лодью, улеглись рядом с другими воями и гребцами, и приятно согретые сбитнем, сразу уснули.

Утром, поеживаясь от речной свежести, помогали грузить на лодьи припасы, которые князь Ярослав Всеволодович, сам наблюдавший за погрузкой, прислал Великому Владимирскому князю. Вскоре подъехал и сам князь Александр. Спешившись у сходен, обнял собрата и, пока гридни заводили его коня на лодью, говорил что-то тому на ухо. Видимо, приятное, потому как князь Ярослав широко улыбался:

- Всё сделаю, княже! Не подведём!

Когда лодьи вышли на стремнину, Александр подошел к Ярому, смотревшему на остающийся позади город.

- Что, хорош Киев? А ведь только татары полностью сожгли его дважды. А сколько зла ему принес князь Даниил Галицкий! Несколько раз пытался взять город. А ты знаешь, что этого Даниила сам Папа Иннокентий два года назад короновал как Киевского короля! Круля – как говорят поляки. Сам Даниил принял латинскую веру и обещал возглавить крестовый поход на русские земли.

- И как, возглавил? – Ярый с интересом повернулся к князю.

- Да, через год выступил вместе с литовцами Миндовга.

- Это, с которым мы тогда под Новгородом секлись?

- Да, с тем самым. Снова хотел с нами сразиться. Большое войско собрал. Хорошо, мне тогда половецкий хан Атрак помог. Мы с его воинами разметали войско Даниила и Миндовга. Эх, и пограбили тогда половцы Галицию и Литву! Я свою рать туда не пустил. Земли-то наши, русские. Но хана удержать не мог. Уговор у нас такой перед битвой был. Иначе бы не помог… Да и Полоцк мне тогда без боя достался. Испугался тамошний литовский правитель Товтивал, что разбил я самого Миндовга, и отдал мне всё княжество. Вот уж туда я половцев не допустил!

- Выходит, опять русичи за своих князей страдание приняли. Но хоть князей этих, Даниила и Миндовга, поймали? За зло они ответили?

- Ушли они. К ордену тевтонскому. Сейчас, знаю, Даниил новый стольный град строит для своего Киевского королевства, у рубежей польских. В честь сына своего, Льва, назвал. Чую, хлебнем еще горя с этими князьями галицкими! Меж двух крестов вертятся, и от Папы помощь хотят, и на Руси кусок урвать пожирнее. Ничего, Бог даст – сладим! Поможешь? – князь пристально посмотрел на Ярого.

- Помогу! Тебе – помогу!

 

И опять был безбрежный Днепр – Славутич, хотя воины замечали, что местами уже и берега видны, да и ветер не так резво надувает ветрила, и все чаще гребцам приходится налегать на весла.  Утром третьего дня подошли к первым перекатам. Каменные ступени были совсем близко к поверхности бегущих по ним струй, и лодьи, да еще груженые, не смогли бы преодолеть это препятствие.

Суда приткнули к берегу загодя. Кормчий княжьей лодьи точно подвел их к месту, где был оборудован волок. Короткие брёвна лежали, тесно пригнанные друг к другу, пропуская через себя выбитые топорами устья для лодейного хода. Часть гребцов стали выносить с лодей грузы, часть людей кормчий отправил вперед, проверить, цел ли волок, и, если надо, заменить пришедшие в негодность бревна. Александр направил нескольких воинов, включая хромого Ярого и еще прихрамывающего Малого в дозор. Остальные воины ладили к коням волокуши для перевозки грузов и готовились к перекату лодей снова к чистой воде. Пути там было, как прикинул проскакавший весь волок Ярый, три полета стрелы.

Работали споро, сноровисто, и скоро лодьи были вытащены из воды, затащены на бревна, а кили закреплены в устьях. Устья смазали жиром, несколько бочек которого специально везли с собой. Дружно впряглись гребцы, воины и кони, и первая лодья легко сдвинулась вперед, горделиво покачивая своей лебединой шеей. В конце пути, куда уже был доставлен груз, её плавно столкнули в воду, быстро загрузили. И отправились за второй.

К вечеру уже все три лодьи стояли на воде, груженые и готовые к походу. Люди валились с ног от усталости, и князь принял решение о ночевке. Места эти были тихие, беспокойное Дикое поле осталось позади, и спать легли с легким дозором.

До Смоленска дошли еще с одним волоком, и на четвертый день увидели смоленский детинец на высоком берегу.

- Да, славный город выстроил князь Глеб Ростиславович из рода Мономахова. Что значит, в стороне от Киева и Владимира, главных для татар городов Руси. Смоленск от набега только раз пострадал, да еще такой отпор дал, что отбил у Орды охоту нападать. Правда, и победнее других городов будет, но зато уже который год князь в Орду не ездит, ярлык не просит и дань не возит.  Трудно будет Глеба уговорить самому дань собирать да через меня в Орду отдавать… Но войско у него славное!

Здесь князь не приехал на пристань к приставшим лодьям. То ли не предупредил никто, то ли гордый был, ровней себя великому князю Владимирскому чувствовал. Александр опять велел держать лодьи наготове и сам поехал с гриднями к княжескому терему. Через некоторое время прискакал от него гонец с наказом тиуну – лодьи разгрузить и отпустить, рассчитавшись с кормчими. Воинам было велено встать малым лагерем на ночевку и быть готовыми с утра выступить в поход к Владимиру.

Еще не совсем стемнело, когда приехал и сам князь Александр. Был он хмур и молчалив. Махнув рукой на тиуна, который пытался объяснить, что они не ждали князя сегодня и не ставили его шатер, поскольку «малый лагерь» означал ночевку воинов в поле, Александр сел у ближайшего костра. Сидевшие там воины быстро отошли, а гридни постелили походное ложе князя, встав в темноте вокруг.

Утром, когда грузы были уложены на повозки, которые расторопный тиун где-то расстарался ночью, отряд выступил в поход. Александр сам подъехал к Ярому, который стал его постоянным собеседником, и, помолчав, заговорил.

- В Смоленск подъехали послы от литовцев. Не хотел с ними встречаться в чужом доме.

Опять замолчал. Ярый тоже молчал, чувствуя, что у князя есть ещё что-то на душе. И, действительно, тот заговорил:

- Литовцы привезли весть, что Даниил Галицкий порвал с Римом и снова вошел в лоно нашей церкви. Литовцы говорят, что Даниил готовит на них поход, теперь уже с монгольским ханом Бурундаем, и просят помощи у Смоленска. Видишь, Ярый, как все запутано у нас, в землях русских. Порой сам не пойму, кто за кого и с кем бьется. Не будет порядка, пока под одной сильной рукой всех не собрать!

- И Глеб будет помогать литовцам?

- Против Бурундая? Против Орды? Князь Глеб гордый, но не дурак. Согласился со мной, что литовцам помогать нельзя, но полки надо держать наготове, дабы Даниил, уже давший клятву данника Орды, не надумал и Смоленск прибрать к рукам при помощи Бурундая.

- Прав, княже. Запутано тут всё у вас. В Орде – то всё яснее было, как в войске. Есть монгольская империя, с Верховным ханом в Каракоруме. В ней есть улусы, подчиненные Верховному хану. Каждый из улусов имеет в подчинении завоеванные земли, с которых собирает дань. Один из улусов – Орда, которая держит Русь. Сын ордынского хана Батыя, Сартак, хотел продлить Орду до самого Рима, но теперь хан Берке решил сначала подмять Восток.

- Силы есть, чего бы не подмять, - задумчиво молвил Александр, - вот и нам бы Русь так обустроить, чтобы все земли подчинялись одному княжескому столу. А пока своих сил на это нет, надо ловчить и Орду использовать.

 

Шли лесами, перелесками, дубравами. Отвыкшие от такого обилия деревьев, Ярый и, особенно, Малой, с интересом осматривали местность. Лето уже перевалило за середину. Пышная листва смыкалась над головами всадников, оставляя свету и осколкам голубого неба лишь крохотные просветы. Когда выходили на открытые участки, удивлялись кудрявым, как барашки, белым облакам, приветливо плывущим или застывшем в родном небе. Трава пестрела разноцветными цветами; зоркие глаза различали с высоты конского седла красные и черные точки ягод, коричневые шляпки грибов. На стоянках дружинники князя собирали эти дары полей и лесов, с удовольствием поедая их. Угощали они и степняков, но если ягоды очень понравились и Ярому, и Малому, то от поджаренных на веточках грибов они с отвращением отказывались.

Шли, поспешая, и уже на шестой день пути дошли до маленького городка, уютно устроившегося в излучине двух речек. Деревянные домишки окружали небольшой детинец. Торчали несколько маковок церквей. Улицы сбегали к воде, обрываясь мостками. По воде скользили рыбачьи челны.

- Москва! Мал городок, но расположен ладно. В центре моих земель. Пока боярина ставлю сюда, для князя маловат будет. Вот родится сын, сюда посажу, помогу укрепиться, - Александр снял шлем, вытер потный лоб ладонью и долго смотрел на Москву, словно представляя себе будущее этой вотчины своего еще не рожденного еще сына.

Не заезжая в Москву – а что там делать? – пошли дальше, к стольному Владимиру. Александр оставил обозы следовать под охраной тиуна и нескольких воинов, а сам, налегке, со своей охраной, поспешил домой.

 Ярый с Малым, которых князь не позвал с собой, остались с обозом и так вот, тихо созерцая всё вокруг, шли до стольного града. Оставшийся без князя говорливый тиун нашел в них благодарных слушателей, рассказывая о родном для него городе.

- Град наш основал Владимир Креститель. Своим же именем и нарек. Надоело, видать, в Киеве княжить, сюда пришел. Место понравилось, видать. Но из Киева много людей привел, уже крещеных, мастеровых да торговых. Они и заложили град. А еще, люди сказывают, привел того батюшку из Корсуни, что самого князя Владимира крестил. Тот первый храм и поставил. А там и всех местных окрестили, кто в лес не убёг. Людишки те, киевские, тоже корни пустили, так потом и не разберешь, кто коренной, а кто пришлый. Хоть и теперь говорят – «А, хитрован киевский!» Так всегда в стольном граде, все мешаются, кто за властными прибыл…

А храм наш каменный, что на всю Русь прославлен, так тот князем Андреем Боголюбским заложен. И жжён был татарами, да стоят каменные стены! Господь бережет, да икона Божьей Матери, что князь Боголюбский собственноручно привез. И отец князя нашего, Александра Ярославича, там погребен.

Вот уж пять годков скоро минет, как князь наш, Александр Ярославович, во Владимире княжит, и дай ему Бог долгих лет!

- А и в Новгороде он княжил, и в Киеве, и в Суздале князем был, это как? – Ярый пытался разобраться в хитросплетении судеб русских князей.

- Э, воин, видать, давно ты на Руси не был. Род Рюриковичей – плодовитый! Дочек там вообще не считали, а сыновей рождалось много. Воевали они земли и везде своих сыновей ставили на княжение. Сыновья новые рождались, а земель – то больше не становилось. Чтоб сыну землю дать, град нужен! А град в один день не строится. Вот и расплодилось их, и Рюриковичей, и городищ тоже! А потом и воевать меж собой стали, города делить, да новые закладывать, чтобы было, что сынам оставлять. Так и пошла рознь меж ними. А потом еще и ваши, татары, пришли, стали ярлыки на княжение давать, тут князья совсем распоясались…, - испугавшись, что сболтнул лишнее, тиун прикрыл рот и поспешил отъехать.

- Да не наши они, татары - то! Русичи мы! - запоздало крикнул ему вослед Малой и посмотрел на притихшего Ярого. Тот лишь усмехнулся:

- Что, браток, понял, что не только нам в Орде тяжело жилось? А каково им было, здесь, в Руси, среди княжьей распри жить, да еще набегов ждать? А они живут! И прав князь Александр – нужно единое и сильное княжество, единый закон и защита. А правила и подати – они есть везде. И в тереме, и в храме, и в юрте.

 

Когда обоз прибыл во Владимир, повозки сразу отогнали на княжеский двор, воины разошлись по своим привычным местам, и Ярый с Малым вдруг остались одни перед воротами княжеского детинца. Хотели уже, было, повернуть в городище, чтобы искать кров и еду, но вдруг появившийся тиун грозно, как и подобает управляющему великокняжеским двором, прикрикнул:

- Что стоите! Езжайте на княжеский двор! Там вас разместят!

Там их действительно встретили, коней поставили в стойлы, задав корма. А самим воинам показали комнатенку в пристройке, куда они поднялись по лестнице. Проводивший их отрок молча зажег кресалом лучину, сказав перед уходом, что поесть они могут в общей поварне, внизу. Бросив узлы с барахлом на лавки, Ярый с Малым сели тут же. Молодой воин не утерпел:

- Пойду, посмотрю, что за терем, да и есть хочется.

- Иди, а я спать лягу.

Не успел закрыть глаза, в створку двери кто-то сильно стукнул, и, не дожидаясь разрешения, в комнатенку вошел кряжистый и бородатый мужчина, в богатой кольчуге, с саблей на поясе. Заполнив собой всё помещение, сильным и хриплым голосом спросил:

- Ты, что-ль, Ярый?

- Ну, я, - сотник медленно встал с лавки, жалея о том, что саблю оставил у двери, а нож забыл положить под подушку. Расслабился в княжьем тереме…

- Дай, взгляну на тебя, - бородач подошел к Ярому, поворачивая того лицом к лучине. – Да, что года делают… Если бы твой малый в поварне не сказал, что ты с князем в той битве рубился, и князь тебя, порубленного, вынес, не узнал бы тебя. А так, вблизи, вроде признаю. Если бы не шрам… Меня не помнишь ли?

Ярый вгляделся в заросшее по щеки бородатое лицо, но не признал.

- А гридня Кольшу помнишь? Вы, вроде, даже братались, а я свидетелем вашей клятвы был. Ну, признал? Митяй я! Тебя – то, слышал, теперь Ярым кличут?

И Ярый вспомнил молодого, с едва пробивавшейся пушистой бородкой, воина из княжеской дружины, что был при их с Кольшей – Чубом обряде братания.

- Да тебя тоже не узнать. Эко, зарос, как медведь, да и погрузнел. Конь – то держит?

- Медведкой меня и кличут! – захохотал в голос Митяй, - а конь у меня - могучих ливонских кровей, рыцарей в броне носил. Теперь вот меня, воеводу, носит.

- Так ты уже воевода?

- Да, воевода князя Александра Ярославича Большого полка! – с гордостью произнес Митяй – Медведко. - И на Чудовом озере с князем был, и на Неве вместе шведов месили, и в той битве с Миндовгом, где тебя подрубили, князя оберегал. Мы тебя вместе с Кольшей после сечи искал, да сам князь нас опередил. Нас тогда сразу в Новгород послали, о победе сообщить, вот и разошлись наши с тобой пути.

Знаешь ли, что твой названный брат Кольша в бега ушел? В невесте ему один новгородский купчина отказал, так он обидчика зарубил, казну из дома прихватил – и был таков!

- Мы встретились, - Ярый кратко рассказал о Чубе, умолчав лишь о том, что именно он убил своего непутевого побратима.

- Да, судьбина… А тогда новгородская верхушка не поверила, что князь Александр не может выдать ей на смерть своего дружинника, да и изгнала князя из Новгорода. Потом, правда, опять пригласила. И так много раз, со счета уж сбился, сколько раз мы новгородские и псковские земли спасали.

- Так с тевтонцами, да и литовцами, бьетесь?

- И со свеями, и с ливонцами, и с поляками, и с Данилой Галицким. А сколько русских князей на Александра Ярославича меч поднимали! Даже его родной брал Андрей Ярославович супротив князя Александра пошел, на Орду взбунтовался…

- И что, князь на брата пошел? – вспомнил Ярый, как Александр всё допытывался у него, пошел бы он брата убивать.

- Нет, брата тогда не тронул. Бунт задавил, иных зачинщиков покарал сурово, а князя Андрея заставил уехать за северное море. А сам в Орду метнулся, вымолил у хана прощение для Андрея. Мол, подставили младшего Ярославича по недоумию. Шесть лет тогда провел князь Андрей в изгнании, потом вернулся, прощенья у князя Александра просил. Сейчас в Суздале княжит.

Долго еще проговорили бывалые воины. Ярый рассказывал о жизни в Орде, порядках в ордынской коннице, незаметно для себя даже хвастаясь её дисциплиной, выучкой и тактикой ведения боевых действий. Митяю – Медведке биться против ордынцев не приходилось, лишь видел их в качестве союзников князя Александра, и он с интересом слушал. Сам он подробно говорил о битвах Александра, особенно о давнем лихом разгроме шведов на реке Неве, где совсем молодой еще князь своей малой дружиной пленил шведские дракары и наголову разбил захватчиков.

- Это был мой первый бой, а князь Александр получил почетный титул – Невский!

Но еще больше говорил Медведко о вероломстве своих, русских князей, кладущих головы своих воинов в битвах друг с другом, за власть и малые наделы. С горечью говорил воин об отсутствии единства у князей, их распрях и взаимных обидах. Ярый уже давно запутался в этих перечисленных Мстиславичах, Владимировичах и Константиновичах, а Митяй все перечислял, кто на кого и в союзе с кем выступает.

Наговорившись, Медведко поднялся со скамьи, едва не задевая притолоку своей мохнатой головой.

- Ну, бывай, друже. Отдыхай пока. Еще увидимся.

И, уже выходя, повернулся и молвил, понизив голос.

- Особо много не говори, да и малому своему рот вели прикрыть. Ушей здесь много разных. Не все князю Александру преданы, как я. Держать беглых из Орды и приближать их к себе – для него опасно. Всегда найдется тайный недруг, всё переврёт и донесет в Сарай!  А, вообще, мой тебе совет. Уходи в Новгород, или еще дальше, в Ладогу. Там тоже не всё так спокойно, но тебя Орда там точно не достанет. А рядом с князем уж больно ты приметен. Бывай!

 

После ухода Медведко долго думал Ярый, ворочаясь на лавке.

А ведь прав был воевода - негоже им с Малым вот так при Великом владимирском князе красоваться. И так уже многие знали, что они из Орды самовольно ушли. Александр, видать, и сам это понял, когда оставил их с обозом и в отдаленном углу разместил. Ему, великодушному князю, неловко так вот и отправить их. А, может, и Медведко не просто так пришел? Понимает ближний к князю круг, что опасны для него пригретые ордынские беглецы. Надо уходить!

Дождавшись Малого, который с порога начал рассказывать, как красив терем и церкви, как вкусно готовят в поварне и какие там бойкие и красивые девки, Ярый оборвал его.

- Придержи язык! Мы – на земле ордынского данника и верного союзника Сарая. Спасибо тебе, уже все знают, что мы ушли из Орды, и сам князь Александр нас привечает. Просочись весть об этом в Орду, нашей выдачи тут же потребуют. И князь нас отдаст, чтобы себя и Владимир спасти. Меня уже предупредили, что нам лучше тихо уходить.

- Куда дальше – то? – Малый притих на лавке, поеживаясь. Видимо, вспомнил, что в Орде с беглецами делают.

- В Новгород. Или еще дальше. Аль хочешь остаться?

- Нет. Я с тобой. До конца, - голос Малого был тверд.

- Конца чего – земли или жизни? – в голосе Ярого звучала отеческая насмешка.

- А и того, и другого!

 Утром, лишь петухи возвестили о первых лучах солнца, к Ярому и Малому пришел тиун и укромно, затейливыми переходами, провел на княжескую половину. Александр принял их по – домашнему, в маленькой горенке, стол и полки в которой были заставлены книгами и свитками. В углу висела икона Божьей матери, перед которой теплилась лампада.  Приведя гостей, тиун хотел выйти, но князь велел ему остаться. Сам Александр сидел в резном кресле за столом. Лавок в горенке не было, так что все пришедшие стояли перед князем.

- Ну, что, воины. Как и обещал, довел вас до Владимира. Я сразу в Новгород не иду. Тут много забот скопилось. Что думаете делать дальше? Сразу говорю, в дружину свою взять не могу. Почему – сами знаете, - голос у князя Александра бы ровный, звучный и властный, - гнать вас не гоню, но скажу прямо, что быть в стольном граде Великого княжества беглым ордынцам не с руки. Я – союзник и данник Орды, и дорожу с таким трудом налаженным миром. Скажите, чего хотели бы, и мы постараемся помочь.

«Точно, от него был Митяй – Медведко. Умен князь, подготовил меня к разговору. И тиуна оставил, как свидетеля…»

Поклонившись князю, Ярый спокойно произнес:

- Спасибо, княже, что довел нас под своей защитой сюда, в центр земель русских. Кормил и опекал в пути. Спасибо вам, - он поклонился и тиуну, - что просвещали по пути нас, неучей степных, уже забывших свою родину.

Князь нахмурился - «Издевается ли?»

- Не гневайся князь. Не хотел обидеть, но сердечно благодарен. Если отпустишь, пойти хотели бы дальше. К Ладоге – граду, или к Новгороду, если дозволишь. Лезть на рожон не будем. Хотим сесть тихо на землю и добывать свой хлеб честным трудом.

- А умеете? – в голосе князя звучало недоверие.

- Научимся! – твердо ответили Ярый и Малой.

Договорились, что уйдут завтра. Уйдут тихо, еще затемно, на своих конях. Тиун выделит им малый припас в дорогу. Никаких охранных грамот им дать не могут, но для прохода по землям владимирского княжества Александр вручил Ярому перстень с выбитым на нем изображении барса – личным знаком князя.

- Попадете к недругам, лучше сказать, что перстень сняли с руки убитого, или украли! Про Орду забудьте. На владимирской земле сказывайтесь увечными ратниками из-под Новгорода. В тех землях говорите, что были в полку смоленского князя Глеба, – строго предупреждал их тиун, провожая их через потайную калитку и поеживаясь от утренней прохлады. И уже совсем в спины отъезжавшим:

- Храни вас, Бог. Мало вы похожи на увечных ратников с новгородчины или смоленщины, ну да выкрутитесь. Не впервой...