Константин Николаевич Степаненко / Меч Рюрика — 9

И вот снова за окнами города предновогодняя суета. Разноцветные витрины магазинов обещают внеземные радости потребления с огромными скидками, ошалелые от ариотажа люди торопятся успеть решить разом все накопившиеся за год проблемы. Улицы мегаполиса забиты автопотоком, к которому все настолько привыкли, что половину этих самых проблем решают непосредственно в машинах. Идет легкий, белый и пушистый снег, и снова хочется верить, что в Новом году все будет лучше.

Окончив очередной рабочий день и отправив почти всех сотрудников якобы по домам — а какие из них работники в последнюю неделю Старого года? Только напортят или безобразия начнут безобразничать прямо в кабинетах! — Матвей со своим работодателем устроились в кабинете последнего и наслаждались покоем. По-мужски, под тишину и нехитрую закуску.

Шефа хватило минут на двадцать. После немудреных фраз о мировой экономике и предстоящем отдыхе на Камчатке он кашлянул и приступил к теме:

— Ну, ладно, Матвей, три месяца прошло. Я честно выдержал, ничего не спрашивал. Колись!

Оговоренный с Сергеем Борисовичем срок молчания действительно прошел. И Матвей рассказал. Не все, конечно. Ряд моментов ему настоятельно рекомендовали забыть; размышления, сновидения и просто видения Матвея интересовали только его самого. В итоге все свелось к простенькому сюжету: в результате кропотливой работы Фонду удалось вернуть на Родину ценный исторический предмет — легендарный меч самого Рюрика. Да, тот самый меч и того самого Рюрика, о котором недавно была передача по каналу «Культура». На презентации меча в помещении Фонда, в результате несогласованных действий его сотрудников и обычной в таких случаях толчеи, меч на время выпал из поля зрения и даже считался пропавшим. Но в результате слаженных действий привлеченных следственных сил, при скромном участии Матвея, меч удалось найти, и он занял свое место в исторической экспозиции Оружейной палаты Кремля.

Матвей изложил эту хронику событий и даже сам удивился тому, насколько обыденно это звучит. Он вспомнил свою последнюю встречу с Сергеем Борисовичем. Она состоялась в его кабинете на следующий день после задушевного посещения Матвеем приемной руководителя Фонда.

Не спрашивая Матвея о результатах его расследования — а что спрашивать? Если бы Матвей что-то раскопал, он должен был радостно впорхнуть в кабинет и, захлебываясь восторгом, говорить о себе и своих редких качествах. На его месте так поступил бы каждый, — Сергей Борисович, еще более изнуренный, коротко изложил диспозицию:

— Теперь уже и в газетах, со ссылкой на неназванные, но компетентные источники, пишут о том, что мы готовим фальшивку, подделали документы и меч. Информацией заинтересовались «наверху», не исключено внутреннее расследование. В самом Фонде..., он с досадой махнул рукой, — короче, Матвей, спасибо за вашу готовность помочь. Единственная просьба — полное молчание, В ваших же интересах. Дальше мы сами попробуем разобраться.

— Вы уже отменили приезд экспертов из Ватикана? — Матвей, казалось, никак не отреагировал на оглашенный Сергеем Борисовичем акт о собственной капитуляции.

— Эксперты? Хорошо, что напомнили, сейчас распоряжусь, — Сергей Борисович потянулся к кнопке внутренней связи с секретарем.

— Подождите две минуты. Это моя последняя просьба. Вы позволите? — не дожидаясь ответа слегка опешившего руководителя Фонда, Матвей прошел в угол кабинета, где был диван и стояли кадки с цветами. Достав из кармана какую-то салфетку, он поднес ее к носу и некоторое мгновение стоял, закрыв глаза. Затем он медленно приблизился к дивану, просунул руку между диванными подушками и спинкой и достал .... римский меч, с прямым и коротким лезвием. На перекрестии лезвия и рукояти четко смотрелось круглое клеймо с гордым профилем в лавровом венце. Сергей Борисович потерял дар речи. Глядя широко раскрытыми глазами то на меч, то на Матвея, он то открывал, то закрывал рот. Наконец, он робко протянул обе руки к мечу, бережно дотронувшись до его рукояти.

— Смелее! Это вид холодного оружия называется «гладиус». Грани его не заточены. Он предназначен только для колющих ударов. Почему и проиграл в свое время в сравнении с заточенными «фракаттами» и саблями так называемых варваров. Но Рюрик, видимо, не так хорошо разбирался в оружии...

Но Сергею Борисовичу на саркастическую реплику Матвея было уже ... всё равно. Он прижал к себе меч и только качал головой. Лишь через минуту он обрел дар мечи.

— Как ...?

— По запаху. Вы же сказали, что футляр был протерт полиролью. Значит, и меч был протерт. А этот старинный пористый сплав хорошо держит запах.

— Кто...?

— Кто именно положил меч сюда? Ей — Богу, не знаю. Вы просили найти меч, я нашел.

— Почему...?

— Почему раньше не нашли? Не искали. Следователей вы сами навели на поиск вне здания Фонда. А уборщица никогда рукой туда не лазит. Пылесосом меч не засосешь.

Вот так завершилась эта история.

Впрочем, если говорить в историческом, так сказать, плане, то это еще не совсем завершение.

Брат Флавио приезжал в Москву, и она ему даже понравилась. Он не понял, правда, каким образом этот муравейник, с редкими и пустыми церквушками и явно не славянским населением, может претендовать на роль Третьего Рима. И некому было объяснить ему, что не столица, а священные места и люди, в них верящие, на территории остальной России и есть Третий Рим. Эксперты подтвердили, что меч и клеймо императора Августа, по всей вероятности, подлинные. Подобные мечи с подобными же клеймами имеются в некоторых музеях Европы, да и в запасниках самого Ватикана их достаточно. По поводу рунического знака Рюрика папскими экспертами было высказано сомнение в его аутентичности, поскольку другими такими образцами, чья принадлежность была бы доказана, историческая наука пока не располагает.

Критика Фонда в «желтых» средствах массовой информации исчезла. Неназванные, но компетентные источники считают, что между критикующими и критикуемыми было достигнуто мировое соглашение на основе серьезных финансовых уступок одной из сторон.

Критика исчезла, но осадок-то остался.

Поэтому многострадальный меч не стал краеугольным камнем создаваемой новой исторической концепции, но занял свое место в экспозиции Оружейной палаты Кремля. Не пропадать же сделанной для него подставке! Так и стоит, напротив богатой коллекции оружия, отнятого Петром Первым у шведов под Полтавой, и рядом со скромной «мерной» иконой отца Петра — царя Алексея Михайловича Романова.

Уже не Рюриковичей.

Да, чуть не забыл.

Как—то вечером, выбрав удобный момент, «Барби» призналась Сергею Борисовичу, что это она «хотела стереть пыль, случайно уронила ножик в диван, а потом так испугалась!» В это время буря уже миновала Фонд, всё утряслось, а «Барби» так уютно прижалась к начальственному плечу, что Сергей Борисович простил ее и даже дал премию.

Конечно, Матвей не обладал нюхом ищейки. Просто он чувствовал, что историческая реликвия не покидала стен Фонда, и предположил, что зайти в кабинет мог только один из троих, находящихся в приемной. В тот день, когда он приятно проводил время в их компании, он увидел бутылочку с полиролью в шкафчике за столиком «Барби». Какие уж там пятна она уничтожала в кабинете своего руководителя, оставим на их совести, но, скорее всего, это были круги от стаканов на полированном столе. Во время их беседы только «Барби» отводила глаза от прямого взгляда Матвея. Она же, когда им не хватило четвертой рюмки, спокойно вошла в кабинет Сергея Борисовича и вынесла оттуда этой необходимый предмет застолья. Ни «Ключница», ни охранник никак не отреагировали на этот визит в «строго охраняемый кабинет» и явное нарушение инструкции. Правда, войдя в кабинет, дверь она не закрыла, но Матвей заметил, что столика перед диваном, на котором в тот день лежал футляр с мечом, через приоткрытую дверь не видно. Когда «Барби» подавала кофе Матвею, рука её явно подрагивала и, коснувшись её, Матвей отчетливо услышал внутренний голос девушки: — «Я только посмотреть хотела! Взяла салфетку и как-будто пыль протирала. Охранники говорили, что там камни красивые. Нож лежал, а камней не было. Я взяла, чтобы посмотреть, есть ли камни с другой стороны. А тут дверь Вас — Васи открылась, и он в приемную вышел. Я испугалась, что он войдет, сунула ножик в диван, футляр закрыла и вышла. Думала, потом войду и положу на место. Но сразу Сергей Борисович приехал, они зашли, и началось!»

И еще Матвей увидел, что обручального кольца у «Барби» не было, а на её рабочем столе стояла фотография большеглазой белокурой девчушки с огромным бантом. Поэтому и пришлось ему выдумывать для Сергея Борисовича легенду про запах полироли, брать с собой салфетку и унизительно её нюхать.

Да еще и Данилыч подлил масла в костер исторических страстей. Выбрав день, когда Матвей вальяжно возвращался домой, приятно отягощенный двумя премиями — от шефа и от Фонда, у подъезда его поджидал вахтер — историк. «Вот нюх у человека! Знает, когда меня брать...» — позавидовал Матвей. Данилыч, как опытный рассказчик, начал издалека.

— Помнится, интересовались вы, Матвей, Рюриком.

— Короче, Данилыч, — Матвей про себя уже решил отщипнуть от полученных им сумм некую толику Данилычу и мучительно решал, в виде каких напитков ИМ это сделать.

Данилыч не стал томить:

— Вчера в нашем историческом обществе мне рассказали, что украинские археологи раскопали-таки могилу князя Олега в Киеве, на горе Шелковица. В раскопе есть полный набор вооружений, включая меч. Меч — по виду римский, с какими-то интересными насечками.

— «Бутылка виски. Ирландского» — подумал Матвей.

— А еще есть данные, что под Клайпедой нашли холм с погребенным в ладье варяжским князем. Захоронение не разграблено, и прибалты уже заявили о том, что это может быть сам Рюрик!

— «И пиво!» — с тоской завершил свою мысль Матвей, предчувствуя трепетный разговор с семьей.