— В дверях у нас не просто металлоискатель. Это — более совершенный аппарат, который показывает контуры предмета, как в аэропорту. Он у нас не звенит, но на мониторе у дежурного появляется картинка.
— То есть меч он показал?
— Конечно, еще дежурный пошутил, что мы теперь большую коллекцию ножей собираем.
— Коллекцию?
— Копии мы тоже в Фонд через этот аппарат заносили и выносили.
— А аппарат работает на вход и на выход? И все сотрудники через него проходят? Это не опасно для здоровья?
— На первые два вопроса ответ «да». На последний — «нет». Я все это следователям рассказывал. И про второй такой аппарат, который на служебном входе стоит. Никто с экспонатом здания Фонда через эти два возможных выхода не покидал. У нас все изображения в памяти три месяца хранятся. Следователи тоже видели. И посторонние не оставались в здании в тот день.
— Сопровождавший вас во время поездки по Москве охранник пошел с вами в кабинет?
— Нет, по инструкции он остался в приемной, а потом ушел вниз.
— Вы внесли сумку в пустой кабинет Сергея Борисовича. Что было дальше?
— Я вынул футляр из сумки, положил его на гостевой столик и вышел. Дверь в кабинет при этом, по инструкции, оставалась открытой. Потом я вышел, дежуривший и приемной охранник проверил кабинет и закрыл за мной дверь. После этого я работал у себя в кабинете, только дин раз выходил в туалет. Когда приехал Сергей Борисович, мне позвонили, и я вошел к нему в кабинет.
— Охранник, проверявший кабинет, видел меч?
— Да, он должен был зафиксировать все вносимое в кабинет.
— Как у вас все продумано!
— Мы с Сергеем Борисовичем прошли хорошую школу государственной службы, хотя и в разных ведомствах, и прекрасно знаем, что беспорядок начинается в головах, когда перестают выполняться инструкции.
Возразить тут было нечего.
Выйдя из кабинета Василия Васильевича (Матвей просил себя не провожать. Вопреки инструкции), он удобно устроился на гостевом кресле в приемной и действительно насладился чудным кофе и содержательной беседой с секретарями и охранником. Те поначалу держались несколько официально, но после пары уместных комплиментов дамам и в меру злободневного анекдота обстановка разрядилась. А когда Матвея позволил себя уговорить на рюмку коньяка и залучился своей неотразимой улыбкой, тут разговор заструился, как ручеек по камушкам. А уж когда Василий Васильевич уехал «до завтра», а вторую рюмку Матвей согласился выпить только чокнувшись с присутствующими....
День прошел не зря.
Домой Матвей возвращался в чудесном настроении. Банкет требовал продолжения, и подвернувшийся Данилыч оказался очень кстати. Купив несколько прохладных банок вредно-вкусного напитка, собеседники уединились на заветной лавочке под раскидистой ветлой. Данилыч, демонстрируя прекрасную память, начал, было, монолог о зароастрийцах, которые первыми ввели понятие единого Бога, но был невежливо перебит слегка веселым Матвеем:
— Данилыч, а что вы знаете о Рюрике?
У вахтера запотели очки.
— Матвей, свою кандидатскую я защищал по теме новгородской культуры, и о Рюрике я знаю всё.
Матвей понял, что он «попал». Надо было срочно спасаться, ибо Данилыч уже набрал в легкие воздух. Вдохновенный Данилыч был схож с поющим Кобзоном, и остановить его было также практически невозможно. Единственное спасение было в быстрых прямых вопросах. И Матвей начал:
— Где могила Рюрика?
— Ученые до сих пор не пришли....
— У Рюрика был меч?
— Конечно. Он же был воин. Надо сказать, что варяги, что означает «пришлые» ...
— В каком музее хранится его меч?
— Меч Рюрика не найден, да никто его особо и не искал, — ответы Данилыча становились все более лаконичными.
— Есть ли легенды или сказания о мече Рюрика?
— Да нет, специально о мече никаких саг и легенд нет. А почему вас, Матвей, интересует именно меч? Я впервые...
— Рюрик — русский?
— Сложный вопрос. Видите ли, племя «рось» или «русь» — это северогерманское племя, и есть разные точки зрения...
— Рюрик может считаться символом России?
Тут Данилыч вдруг замолчал и как-то исподтишка посмотрел на Матвея.
— Наверное, может. Вопрос лишь в том, какой России.
И здесь Матвей узнал много нового о своей стране. О Новгороде и Старой Ладоге, с которых пошла история русских земель. О том, что города эти были членами европейского торгового ганзейского союза, а сам государственный строй начинался в России с демократии, с вечевого права. Что вольные горожане Новгорода, Пскова и Старой Ладоги сами выбирали свое управление. И они пригласили к себе Рюрика, который и стал для них завоевывать земли на юго — востоке. А потом уже началась единоличная власть великих князей, Рюриковичей, которую закрепила Золотая Орда, выдавая личный, одноразовый ярлык на правление, то есть на сбор податей.
— Вот так, Матвей, и пошло деление ученых — историков на норманистов, тех, кто считал, что Русь пошла с севера, а государственный строй — от демократического вечевого права, и традиционалистов. Последние защищали самодержавие, как форму естественного российского правления, со всеми вытекающими атрибутами, такими как абсолютная власть, престолонаследие, крепостное право. Здраво рассуждая, в доводах тех и других есть зерна правды, а история тем и отличается от математики, что нет у нее законов и правил, — печально завершил Данилыч под вторую баночку.
«И что же получается? Рюрик олицетворяет узаконенный призыв руководителя государства, даже иностранца, по воле тех, кто громче всех кричит на вечевой площади? Ну, то, что и у нас все начиналось с демократии, это, конечно, хорошо. Есть, что ткнуть в нос заносчивым европейцам
Полгода назад.
Непривычно большое и красное солнце быстро упало за верхушки величественных сосен, и весь живописный горный склон сразу утратил четкость очертаний. На веранде небольшого альпийского отеля сразу стало холодно, и трое мужчин перешли в холл. В камине вкусно потрескивали дрова, со стен улыбались косульи и кабаньи головы. Уютная деревянная комната напоминала своим убранством о скором новогоднем празднике и радости, приходящей в дома и сердца людей. Над прокопченной полкой камина висел гигантский полосатый носок и ненавязчиво подсказывал, что надо дарить друг другу подарки, не забывая и о хозяине отеля, который заботливо принес русским, но озябшим мужчинам три кружки настоящего австрийского глинтвейна. Он не первый год сдавал этой компании весь свой отель и уже предвкушал, что на полученные чаевые сможет, наконец, достроить свой третий горнолыжный домик на швейцарской стороне Альп. Остальная публика отеля, представлявшая собой любовниц, охрану и «что — изволите?» секретарей, тактично занимала другие помещения, ожидая указания о том, где и в каком виде будет сегодня продолжен праздник жизни.
Мужчины, назовем их для краткости Банкир, Политик и Журналист, уютно расположившись в креслах перед камином, отхлебнули по глотку глинтвейна и довольно покачали головами в виде одобрения.
Первым, на правах представителя государственной власти, заговорил Политик:
— Хорошо заваривает, собака. Я у него в прошлом году спрашивал рецепт, даже купить хотел. Ни в какую! Говорит, еще прадеда его секрет, на местных травах настоян. А травы, типа, только здесь сушить надо. Врет, конечно, но вкусно. Хорошо, что мы их в 45-ом не завоевали. Сейчас бы самогонку из шишек в бараке хлебали! — неожиданно завершил Политик.
Банкир даже поперхнулся:
— Ты чего это вдруг понес? Мы их от фашистов спасли! Тебе ли не знать. Сколько лет ты марксизм-ленинизм и историю в институте преподавал? Сколько лет тебя знаю, а не перестаю удивляться, как ты может в один момент вывернуться наизнанку. Нет уж, не расстраивай нас. Давай, как на думской своей трибуне, защищай Отчизну. Кто-то же это должен делать, не я же...., — несмотря на то, что в названии его банка были слова «национальный» и «Россия» банкир не любил публично восхвалять свою страну, предпочитая делать это в глубине души. Где-то очень глубоко.
Настала очередь Журналиста. Сам он давно уже не бегал за сенсациями, а руководил целой обоймой различных средств информации и целой армией голодных и злых журналюг, но слово сказать мог, за что был весьма ценим в кругу власть — и деньги имущих.
— Что же это вы, братцы? В критиканство полезли, на святое рот свой открыли? Нет на вас сильной управы, а то давно бы уже за передачки от меня на нарах дрались. Что, примеров мало? А вот я вас пропечатаю! Как тогда, в школьной стенгазете.
Посмотрели друг на друга мужчины перед камином и от души рассмеялись. Могли они себе позволить вот так подурачиться, вдали от родных и служебных стен. Почувствовать свободу, да и проверить свое доверие друг к другу. Далеко не дураки они были, раз уж занесла их судьба так высоко и дала много возможностей.
— Ладно, пошутили и хватит! И тему для шуток пора менять, новые ветра дуют, — посерьезнел Политик, — да и хватит пить этот компот. Менять, так менять. Официанта звать не будем, не баре, сами себя обслужить можем.
Он подошел к бару, за стойкой которого тоже никого не было, и по-хозяйски стал распоряжаться напитками, явно зная вкусы своих друзей. Наполнив три толстодонных стакана и бросив, куда надо, лед, он вернулся к огню, раздал напитки и продолжил:
— За три дня наговорились мы вволю. И дела свои текущие порешали, планы наметили да и косточки врагов наших поглодали. Не одному другу нашему заклятому в эти дни икалось. Да, думаю, и нам тоже от них досталось. Так это и есть жизнь. Борьба нашего единства с их к нам противоположностью. Такая вот есть тема. Оставил я её на этот вечер, когда протрезвеем и сможем взглянуть на проблемы нашей страны со стороны, в данном случае, с высоты альпийских гор. Прошу минуту внимания, и не перебивать меня своими остроумными репликами!
Из собранной за тысячу лет нашими прадедами великой российской империи осталась непосредственно сама Россия. Раздираемая религиями, коррупцией, преступностью, местными князьками и иностранными доброжелателями, она устояла и не развалилась на части. Хотя был такой момент, казалось — ткни и развалится. Не развалилась! Что-то нас все-таки держит вместе. И это уже явно не прогнившие силовые структуры и не безоговорочная власть Кремля, — в Политике явно проснулся трибун и бывший преподаватель.
— Короче, Склифосовский, — не выдержал Журналист, привыкший к сжатым фразам и ненавидевший пафос избитых мыслей. Благоразумный Банкир молчал, зная, что надолго Политика не хватит, а суть будет изложена в последних двух фразах.
— Молчи, древнейшая профессия! Уже подхожу к сути, — Политик, в знак важности предстоящих слов, даже отставил стакан. И это подействовало на вскипающего, было, Журналиста сильнее слов. Он поднял руки в жесте «Сдаюсь!».
— В России нет единства религии, языка, культуры. Даже денежных единиц де-факто у нас три — доллар, евро и рубль. Мы выдавлены из числа великих держав, теряем позиции в науке и космосе. Что нас объединяет пока, так это память. Историческая память, стремительно уходящая из нас вместе со стариками. И это прекрасно понимаем мы, власть. Надеюсь, что мы еще не опоздали с возвеличиванием памяти Великой победы 1945 года, постепенно идем к исторической реабилитации белого движения и жертв репрессий. Сложнее будет реабилитировать расстрелянного Николая Второго. Уж больно несуразен был последний император! И если бы не его безвинно погибшие дети... Но историческая память должна расти из более глубоких корней, что позволит нам обходить спорные вопросы истории, оставаясь в русле величия России!
Журналист не мог больше сдерживать себя и картинно хлопнул в ладоши — «Браво!»
Политик даже не стал обращать на него внимания.
— Надо искать и возвеличивать славные периоды нашей истории, затмевающие её религиозные и исторические несуразицы. Вы же знаете, чтобы забыть мелкие обиды, нужна общая большая радость.
«Или горе!» — мысленно добавил Банкир, продолжая сохранять ожидающее молчание. Мудр он был, потому жив, здоров и богат.
— Если вы еще не заметили, идет процесс создания новой исторической концепции России. Концепции примирения и гордости! В этот процесс вовлечены все возможные общественные силы. Разумеется, лучшие силы депутатского корпуса, научные силы, средства массовой информации. Задача поиска за рубежом, выкупа и возврата исторических ценностей возложена на крупные корпорации, которые, таким образом, оправдывают некоторые былые огрехи приватизационного периода и становятся в один ряд с меценатами прошлого. Я имею в виду Рябушинского, Морозова, Третьяковых, Демидовых. Это очень серьезная работа, и её результаты окажут решающее воздействие на оценку деятельности тех или иных сил в стране. И уже сейчас на этом фоне происходит перегруппировка сил на Олимпе власти, появляются новые центры влияния, затухают старые.
— Что должен купить я, чтобы «не затухнуть»? — Банкир понял, что главные слова были Политиком сказаны, и можно говорить.
— Купить твой банк, конечно, что-то сможет. Но зря потратишь деньги. Ибо садик давно поделен на грядки, у каждой из которых есть свой садовник. Глобально-исторического и неожиданного ничего не найдешь, а попытка высунуться будет оценена со знаком «минус». Мол, раз выслуживается, значит, есть, что замаливать. Ату его, ребята! Помимо силовиков, свои же затопчут, из корпоративной солидарности. Не нарушай правила трамвая. Там что на стеклах написано? «Не высовываться!» Вот и не высовывайся! А если серьезно, то разворот темы — в другом.
В последние два — три года на околовластную орбиту вознесся один фондик. Сначала незаметный, так, патриотически — отмывательный, он вдруг резко набрал обороты. Получил поддержку за красной стенкой, привлек крупных вкладчиков из второй волны передела собственности и сейчас получил ну очень значимый заказ на раскрутку какого-то исторического артефакта в рамках проходящей кампании по созданию концепции. Информация совсем свежая, всех деталей не знаю. Режим секретности — как на ядерном оружии! Сейчас люди это выясняют, серьезные люди, мы всю внешнюю разведку на внутренние проблемы переманили. Должны к нашему возвращению всю картину подсветить. Так вот, фонд этот нам мешает. И тебе сильно помешает, Банкир, я тебе потом кое-что на ушко пошепчу. Сковырнуть его не удастся, уж очень прочно он в московскую землю врос, но обгадить надо. Как и что будем делать, обговорим в Москве, но ты, Журналист, продумай, как нам организовать публикацию компромата без наших ушей. Компромат, если не нароем чего-нибудь стоящего, сам изобретешь. Ты у нас мастак на такие дела. Ладно — ладно, не изображай обиду, здесь все свои.
Ну, хватит о делах! Что вечером делаем? Девчонки уже заждались, да и барашком жаренным из кухни аппетитно пахнет. Где сегодня отдыхаем? Предлагаю в сауне! Кто против! Все — за! Вот бы в Думе так голосовали!