Константин Николаевич Степаненко / Меч Рюрика — 1

«Не пишите про Россию романов с веселым и счастливым концом. Не поверю...»
Вдумчивый читатель

— Ни одна идеология никогда не обещала отдельному человеку счастья в этой жизни. Даже романтики, типа Томмазо Кампанелла с его «Городом солнца», фантазировали о том, что все должны трудиться ради какого-то будущего всеобщего счастья. Мало того, что будущего, так еще и всеобщего, а значит, ничейного. А это значит, что, как только появятся продукты этого всеобщего счастливого труда, кто-то непременно захочет их получить. Причем получить в единоличное владение. Ну, такова природа человека, этого homo, который sapiens, то бишь, разумный, только тогда, когда ему самому что-то надо. В остальных же вопросах он остался таким, каким был много веков назад. И цель остается та же — приспосабливаться, чтобы уцелеть и, по возможности, ухватить кусок повкуснее.

Так красиво и в общем-то правильно рассуждал под теплым майским солнышком Данилыч, в прошлом преподаватель общественных наук в каком-то не самом главном вузе тогда еще большой страны и даже лектор общества «Знание», а теперь просто пенсионер, любитель выпить и потрепаться, а вернее, поговорить с теми, кто был в состоянии оценить глубину его суждений. И не только сухо оценить, но, естественно, угостить его пивом либо парой баночек чего-то шипучего и слабоалкогольного. После крепких напитков, даже в самых малых дозах, его рассуждения взлетали до таких высот метафизики и исторических парадоксов, что не только уследить, но и понять его было почти невозможно. Поэтому крепких напитков ему не покупали, хотя поговорить с ним любили многие.

Раньше подобные достопримечательности были в каждой пивной или рюмочной, но когда эти забегаловки были повсеместно закрыты, особенно в центральных районах города, уцелевшие пивные философы просто ушли. Кто — прямиком в бомжы, а наиболее стойкие, в ком еще остались гены борьбы за самовыживание, переквалифицировались в дежурных по подъездам. Те из них, кто в далеком своем прошлом имел отношение к законченному среднему, а нередко даже к завершенному или почти завершенному высшему образованию, гордо именовали себя консьержами и отзывались только на свои полные имя и отчество. Прочие же допускали обращение к себе по сокращенному отчеству и скромно называли себя вахтерами. У них в резерве была еще одна ступенька вниз по социальной лестнице, официально именуемая «вооруженной охраной», сокращенно «вохр». Это понятие практически у всех прочно ассоциируется с тулупом, валенками, дробовиком и постоянным движением по «периметру охраняемого объекта», типа склада ржавых бочек. Поэтому даже вахтер Данилыч иногда позволял себе вставить в свою речь такие перлы как — «Ну, что вы, сударь! Как можно этого не знать! Вы книжки-то почитывайте, а то так можно и до вохра докатиться!» К слову сказать, Данилыч имел за плечами не только высшее образование, но даже кандидатскую степень, но позволял свом добрым знакомым величать себя просто по отчеству. И никогда, — заметьте — никогда! — не называл себя консьержем. И не надо здесь аналогий с ильфо — петровским выпускником Пажеского корпуса Митричем. Ничего общего.

Матвей знал Данилыча уже много лет и был с ним в приятельских отношениях. Как-то давно, еще когда Матвей гулял редкими свободными воскресеньями с детской коляской и на этом основании брал без очереди разливное пиво в местной пивной, Данилыч составлял ему компанию в скверике. Говорил он складно и тихо, не требовал вступать с ним в дискуссию, что обеспечивало хороший отдых Матвею и спокойный сон его дочери. Шли годы, но взаимное расположение осталось. Хорошо, что встречались они на улице не так часто — Данилыч «служил» вахтером в соседнем доме — ибо в противном случае многословность бывшего преподавателя вполне могла бы привести к обратному эффекту благожелательности, а именно — к неприязни. Благодаря давно жившему за границей внуку, которому он завещал свою малогабаритную двухкомнатную квартирку, была у него скромная добавка к пенсии, но, главное — одет был Данилыч весьма импозантно: когда-то белые, а теперь просто светлые кроссовки, голубые джинсы и красная ветровка. Зимой всё это прикрывалось непонятного цвета дубленкой. Вкупе с седыми вьющимися волосами до плеч, рваной бейсболке козырьком назад и сильным очкам под кустистыми бровями это создавало запоминающийся имидж бывшего бунтаря и хиппи, хотя ничего этого у Данилыча и в мыслях никогда не было. Всю предыдущую жизнь он был тихим «ботаником», обращавшимся на «вы» даже к соседской собачке. По натуре Данилыч был тих и вдумчив, позволяя себе воспарить над обыденностью только в своих рассуждениях.

Пару лет назад у него треснула оправа очков, и Матвей, в порыве доброты душевной, сходил с Данилычем в близлежащую «Оптику» и купил тому модную круглую оправу, в которую, проверив там же зрение, с трудом вставили толстые стекла с какими-то мудреными диоптриями. И оказалось, что до этого Данилыч не видел и половины окружающего мира. Последние лет десять он не мог даже читать, в чем гордый лектор не признавался никому. Ну не мог же он сказать собеседникам, что черпал информацию к размышлению из постоянно включенного репродуктора или телевизионных программ новостей! То есть, жил только на прошлом идеологическом багаже, дополняемом собственными фантазией и логикой. Теперь же, вновь прильнув к книжным родникам знаний, он заметно воспрянул духом, стал узнавать знакомых на улице и инициативно вступать с ними в разговор. Вахтер уже «достал» всех жильцов своего дома и явно стремился к расширению своих охотничьих угодий.

Поэтому, встретив в тот вечер Данилыча в местном магазине, Матвей понял, что «попал». А впрочем...

Вечер был свободен и прекрасен. Чистая после майских праздников Москва наслаждалась солнцем и свежей зеленью газонов. Молодая сочная листва деревьев так и манила в скверы и дворики, и мысль о том, чтобы посидеть часок с умным человеком, послушать далеко не банальные суждения о бытие и выпить при этом бутылочку — другую пива уже не казалась кощунственной. И вот, поставив в тень раскидистого куста пакет с несколькими бутылочками холодного чешского пива, сели Матвей с Данилычем на уютную скамеечку в тихом уголке парка и углубились в отдых. Матвей молчал, отыскивая в себе самом ту точку соприкосновения с окружающим миром, найдя которую, начинаешь ощущать себя счастливым. Данилыч же говорил.

— И даже мировые религии не могут сформулировать эту концепцию счастья для каждого отдельного человека. Христианство проповедует воздержание, смирение и страдание. И всё это ради неясной перспективы загробного счастья. То есть, уже есть понимание того, что это самое личное счастье надо дать, но — потом! А сейчас, пока живешь на этой грешной, но веселой земле, есть только возможность получить отпущение своих грехов. Получить за деньги и не всегда искреннее покаяние! При этом наше родное православие как образец земной жизни восславляет монашество. А что есть по сути своей монашество? Это полное воздержание от имеющихся земных радостей и, говоря языком экономистов, неучастие в производственной жизни коллектива. А где же земное счастье, и кто будет создавать для него материальные блага? Подразумевается, что все остальные. Нелогично. Разберем подробнее, если не возражаете.

Матвей не возражал.

— Католицизм, мало того, что полностью скомпрометировал себя своей историей распутных пап, бессмысленными крестовыми походами и кровавыми гонениями на ростовщиков, химиков и астрономов, борется не за счастье, а за души человеческие. Ватикану нужно количество этих душ. И борется он не своей концепцией земного счастья, которой у него просто нет, а деньгами, шпионажем и интригами. Отколовшийся от католической церкви по причине её морального растления протестантизм, тот вообще является источником сектантства. Ну, посудите сами, Матвей, ведь кроме лютеран, кальвинистов и последователей англиканской церкви протестаны включают в себя еще баптистов и анабаптистовы, меннонитов и социниан. А Армия Спасения! А чешские, они же богемские, они же моравские братья! И еще квакеры, мормоны и методисты! И как нам не вспомнить о пятидесятниках, адвентистах, свидетелях Иеговы и прочих братьях, ведущих борьбу не за счастье, а за количество прихожан и их кошельки. И, заметьте, лозунг построенных всеми этими протестантскими представителями Соединенных Штатов не «Пусть каждый будет счастлив!», а — «Америка превыше всего!».

Данилыч явно разгорячился и откупорил еще бутылочку. Проходивший мимо милиционер погрозил вахтеру пальцев, но даже замечания делать не стал. Матвей вспомнил, что Данилыч как-то рассказывал, что его забирали в местное отделение милиции за «распитие пива на детской площадке» и даже посадили в камеру к «не совсем интеллигентным лицам». Но премудрый лектор прочитал сокамерникам и дежурной смене лекцию о христианской и мировой морали, после чего все местные милиционеры его хорошо знают и больше не тревожат. Сделав глоток и не встретив со стороны Матвея попыток возразить, Данилыч продолжил:

— Иудаизм не затрагиваю вообще. Кроме великой скорби Богом избранного народа и одобренного в Торе и Талмуде стремления выжить за счет представителей других религий, никаких попыток нарисовать перспективу личного счастья для каждого пока живущего еврея в иудаизме нет. Снова все вместе, снова куда-то идти. Они же все время ходят — то Моисей водил их сорок лет по пустыне, то потом кочевали они по всему миру. И нигде нет им полного успокоения! Так и колесят, бедолаги, как тот «Вечный Жид», нигде не находя покоя в этой бренной жизни... А потом обещан им Конец света и Страшный суд над всеми сразу. То есть, когда еще дойдет до тебя очередь на том суде, и останутся ли хорошие места там, наверху, никто не знает и не обещает. А в этой жизни надо только идти. Как, помните, у Троцкого — «Цель — ничто; движение — всё»? Не ясно, куда идти, зачем, но как не надо идти, куда нельзя ногу ставить и как при этом общаться с соседями и встречными, всё подробно прописано. И ни шага в сторону!

Данилыча явно «несло». Хорошее пиво делают в Чехии!

— Противовес иудаизму — ислам. Эта религия уже ближе к проблеме отдельного, сейчас живущего, человека. Там к этому подошли с практической точки зрения. Вкусно и красочно описав райские кущи, в которые попадет праведно почивший мусульманин, тут же дали инструкцию, что он должен делать, пока живет. Причем расписали все до самых мелочей повседневной жизни. Это, конечно, еще не кодекс «Строителя личного счастья», но уже что-то похожее. И жен у мусульманина при жизни может быть аж четыре, и Христа, в отличие от иудеев, они признают. Правда, не самим Богом, а только его пророком. И, что характерно, совершенных чудес за Христом они признают даже больше, чем христиане, а самих христиан считают братьями, еще не познавшими истинную веру....

Прикинув, сколько еще осталось религиозных течений, а затем и партийных программ, Матвей понял, что оставшегося пива не хватит. Иначе есть шанс так окунуться в этот океан самоискания, что вечером домашние «будут очень рады», а утром ...

Допив вторую и последнюю в этот вечер бутылку пива, Матвей медленно поднялся со скамейки и, убрав все пустые бутылки в пакет, ласково попытался прервать разговорившегося вахтера:

— Ну что, Данилыч? По домам?

Безропотно (вот что значит философское отношение к жизни!) вахтер засеменил рядом, не выпуская из руки недопитую бутылку и продолжая свое религиозно — этическое эссе.

— Конечно, ближе всех подошли к проблеме личного счастья буддисты и кришнаиты. Их концепция жизненной радости наиболее отвечает сиюминутным земным потребностям каждого индивида, но они ведь почти не общаются с остальным человечеством, то есть живут в изолированном мире! И, заметьте, они не признают основ государства и не работают! Практически паразитируют. А это значит, что концепция личного счастья противоречит самой идее государственности. А человечество, не имея возможности жить вне государственных границ, вынуждено заменять идеалы личного счастья общими для всего населения правилами поведения. И здесь у властьимущих возникает потребность изобрести жесткую систему контроля, а заодно и общую угрозу для того, чтобы держать страну в едином тонусе! Чтобы по пути к собственному счастью население не затоптало своих избранных или возникших лидеров.

К счастью для Матвея, совсем не настроенного в этот чудный вечер на напряженную работу мысли, они подошли к дому Данилыча. Уже подходя к своему подъезду, вахтер — философ пришел к удивительному выводу:

— Значит, личное счастье возможно для человека только на тот период, когда он изолирован от остальных, ничем, кроме духовного, не занимается, но те, остальные, его кормят! А если он еще и активизирует свой ум принятием чего-нибудь возбуждающего... Матвей, как же приятно с вами пообщаться, поговорить и даже поспорить. Именно в споре рождается истина! Мне надо еще подумать, заглянуть в кое — какие первоисточники, и я буду готов продолжить нашу дискуссию!

Данилыч с чувством потряс руку Матвея и нырнул в подъезд.

Остаток вечера прошел на должном культурно — кулинарном уровне, и последней в тот день мыслью засыпающего Матвея была поистине философская идея о том, что состояние счастья у человека не может быть бесконечным. Отсюда четко вытекали два вывода. Первый — надо не пропустить этот скоротечный миг и возможно интенсивнее им воспользоваться. И второе — если тебе кажется, что тебе уже давно хорошо, это значит, что ты не видишь опасности.

А потеря нюха всегда чревата обломом надежд!