Норвежцы – хорошие люди, но их испортил русский вопрос
Билет до Осло Александр заказал прямо из машины, по спецсвязи, и довез Матвея до аэропорта, благо до вылета оставалось совсем не много времени. Несмотря на протесты Александра, Матвей и ему вручил «премию».
- Компенсация государственному учреждению за горючее и амортизацию славного Хантера. И купи, пожалуйста, от меня красивый букет жене. Бывай. До связи!
Билет был приобретен быстро. К рюкзаку Матвея особого интереса тоже не проявили, и скоро он удобно расположился в синем кожаном кресле аэрофлотовского бизнес-класса. Пусть буржуй Кумакин платит за демидовские сокровища! Героически отказавшись от предложенной ему любезной стюардессой порции виски, а также от обеда, уставший Матвей благополучно проспал весь путь, предварительно составив в уме план свои действий.
Аэропорт Гардемуэн встретил Матвея ярким солнечным светом, лёгким ветерком и полным ощущением того, что вместо северной Норвегии кто-то из пассажиров вынудил экипаж приземлиться в северной Италии. Такси быстро доставило пока небритого и еще пахнувшего карельским сосновым воздухом Матвея к небольшому отелю на центральной улице имени Карла Йохана.
Заполнив регистрационную карточку и терпеливо ответив на очень подробные вопросы портье о целях визита русского в Осло, наличии у него в Норвегии знакомых и его планах на ближайшее время, Матвей уединился, наконец, в своем номере, где принял душ, побрился и переоделся в единственный чистый костюм туриста – джинсы и майку. Вспомнив, что он всё-таки на севере Европы, Матвей надел сверху свою походную куртку, еще пахнущую Карелией. Матвей не обижался на дотошного портье, зная, как настороженно в Норвегии относятся к русским.
Холодная война здесь не закончилась, и маленькая, но гордая Норвегия живет в постоянном страхе, что её захватит огромная и вооруженная до зубов Россия. За этот страх и постоянное оскаливание и тявканье в сторону русских, норвежцам неплохо платят её союзники по НАТО. Ну да Бог с ними, боязливыми потомками храбрых викингов. Они ведь далеко не дураки и прекрасно понимают, что кормящие их углеводороды прибрежного шельфа рано или поздно закончатся, а наскоки на Россию могут еще долго наполнять кормушку.
Потому и портье, которому вечером еще предстояло писать подробный рапорт в местную службу безопасности о неожиданно приехавшем русском, не вызвал у Матвея гневного отторжения. Каждый живет, чем может. Тем более, что портье был явно не местным, а такие категории особо уязвимы в любых странах. Ничего личного…
Выйдя в город и вкусно (но очень дорого!) поев в рыбном ресторане, Матвей остановился у витрины магазина одежды, пропуская заполнившую улицу шумную демонстрацию каких-то очередных «Против!». Судя по плакатам, они выступали против всего, а судя по одежде, они недавно разгромили магазин подержанных карнавальных костюмов. Но в витрине Матвей увидел вполне приличные мужские вещи как раз на этот сезон. Стараясь не смотреть на цены – Кумакин платит! - он купил себе летний повседневный костюм, ботинки и пару рубашек.
Выйдя на деревянную набережную приморской части города, он поразился пальмам, растущим у самой воды в деревянных кадушках. И это – на самом севере Европы! И еще он знал о небывалых по обильности урожаях клубники в прибрежной зоне этой страны, для сбора которой норвежцы, как в жарких Италии или Испании, применяют систему «самосбора». Это когда любой может, приехав на поле, получить корзинку и начать самостоятельный сбор ягоды. Съесть можно, сколько угодно, а собранные в корзинку ягоды потом взвешиваются и оплачиваются.
Размышляя о благословенном для Норвегии теплом течении Гольфстрим, позволяющим иметь на севере все эти чудеса, Матвей не заметил, как к нему подошел неприметный старичок, бедно, но опрятно одетый. И лишь когда старичок вдруг обратился к Матвею, по-русски, он обратил на того внимание.
«Везет мне на старичков – нежданчиков!» - была первая мысль Матвея.
- Молодой человек, - старичок старательно изобразил вежливую улыбку, что было нелегко с его вставной челюстью, которую он вынужден был поправить рукой, - вижу, вы впервые в этом городе. Не хотите небольшую экскурсию?
- А как вы узнали, что я – русский?
- О, это совсем не сложно. Соплеменника видно сразу…
Конечно, Матвей знал эту категорию «соотечественников», которых местные спецслужбы направленно выводили на еще неизвестных им советских, а потом и русских граждан. Иногда это были наши туристы, но чаще, направленные на работу в ту или иную страну сотрудники дипломатических, торговых и иных представительств. Наиболее ценной в плане сбора первичной информации считались жены и дети, не такие заинструктированные, как их должностные отцы, готовые в силу открытости своего характера и чувства скованности в чужой стране пойти на откровенный разговор с говорящим на родном языке и особенно пожилым человеком. Для таких случаев разработан специальный вопросник, позволяющий уже на первых порах вычислить принадлежность к разведслужбам того или иного вновь приехавшего работника, отношения в его семье, круг интересов.
В роли таких «подсадных» в европейских странах выступают, как правило, эмигранты, а зачастую и их дети, если в чужой стране они не утратили родной язык. Это – их работа, гарантия пребывания в стране и кусок хлеба. Они уже не дышат злобой к нашей стране, как эмигранты первой и третьей, послевоенной, волны. Они просто отрабатывают свою роль, выдавая заученные вопросы и запоминая (или записывая) ответы. От них требуется лишь артистизм в изображении своей личной заинтересованности в развитии контакта
Ничего личного….
Матвей с удовольствием поговорил со старичком, изложил ему «легенду» своего пребывания в Норвегии – написание кандидатской диссертации по вопросам деятельности старообрядческих общин в Северной Европе. Матвей попытался, на всякий случай, выяснить у «подсадного», не знает ли тот кого-нибудь, сведущего в этом вопросе. Старичок не знал, но был приглашен Матвеем в кафе, где с явным удовольствием выпил глинтвейна, кофе и съел свой (а потом и матвеевский) сэндвич.
Убедившись в бесполезности выпытывания у Матвея «секретов его тайной деятельности в Норвегии», старичок, под влиянием глинтвейна и сытости в желудке, размяк и рассказал, что в Скандинавию в 20-ые годы бежали из Петербурга еще его родители. Было видно, что миллионерами его семья не стала, а слушать подробности чужих несчастий Матвей не хотел. «Проще говорить с десятью, у которых всё есть, чем с одним, у которого...»
Попрощавшись с сыном эмигрантов, Матвей расплатился, оставил официанту денег еще на кофе и сэндвич для старичка, и вернулся в центр. Там он вошел в комплекс зданий Государственного университета Норвегии, расположенный недалеко от его гостиницы. Найдя библиотеку, работавшую, как он ранее выяснил, до позднего вечера, он предъявил там свой паспорт и подготовленную им справку на русском и английском языках о том, что является «свободным аспирантом на соискание степени кандидата исторических наук по теме деятельности русских старообрядческих общин на территории стран Северной Европы».
На добротном английском языке уровня московской спецшколы Матвей объяснил, что его интересуют все имеющиеся в университетский библиотеке материалы на эту тему даже на норвежском языке. «У меня есть электронный переводчик!» - Матвей с гордостью показал пакет из магазина с коробкой обуви.
Судя по выражению глаз крепкотелой, белокурой и голубоглазой девушки за библиотечной стойкой, она ничего не поняла из предъявленной Матвеем справки, но обещала всё выяснить «у старшего библиотекаря» и подготовить материалы к полудню следующего дня.
Матвей видел, как вслед за ним к девушке-библиотекарю скользнул какой-то нарочито неприметный тип в стоптанных кроссовках и ярко-красным шарфом на тощей шее. Потом он, но уже без бросающегося в глаза шарфа (типа, маскировка), сопроводил Матвея до гостиницы и сел на скамейке напротив входа, достав и вставив в ухо наушник от плеера или телефона. В номере Матвей первым делом сложил в пакет «для чистки» свою ношенную в Карелии одежду, с сожалением выкинул уже приходящие в негодность старые походные башмаки и включил телевизор. Найдя англоязычный фильм, он прибавил звук и углубился в свой ноутбук.
Ужин был проигнорирован. Утром прекрасно выспавшийся Матвей, надев просто джинсы и майку и поеживаясь от утренней прохлады, дошел до музея Фрама, рядом с которым был прекрасный общественный пляж. Собственно, песчаного лежбища у самой воды не оказалось, и те немногие любители, а в основном, любительницы, утреннего солнышка по одиночке расположились на крохотных уступах спускающейся прямо в воду скалы.
Оставив одежду рядом с полотенцем прямо на песке, грациозным шагом, стремясь не обрезаться о мелкие камушки песка, Матвей пошел к воде. Специально упакованная кредитка была спрятана в потайной кармашек плавок еще в гостинице, а вещи, если и украдут, не жалко. Рядом есть сувенирный магазинчик, продукцией которого можно завесить себя для поездки в такси до отеля. Посмотрев на электронный щит с указанием температуры воды и воздуха, Матвей с размаху бросился в залив Скагеррак. Дыхание перехватило сразу же. Информация на табло была явной антироссийской провокацией! Но сделав пару энергичных рывков и вспомнив купание в проруби после бани, Матвей успокоился и уже без судорог продолжил свой заплыв. Зато, возвращаясь, он был вознагражден.
Белокурые и крутобедрые норвежские нимфы, по одиночке загоравшие в самых изысканных позах на уступах скал, были обнажены. Валькирии!
Черт с ней, холодной водой! Ура, европейская общедозволенность и толерантность!
Подойдя к своим вещам, которые, к его удивлению, остались лежать на песке («побрезговали, викинги!») Матвей, не увидев вблизи ни одной кабинки для переодевания, хотел было, по русской привычки, обмотаться полотенцем и под ним совершить замену мокрых плавок на сухие. Но тут он увидел, что окружающие, приняв теплый душ – а в залив никто, кроме сумасшедшего русского, не полез – не стесняясь, в открытую, переодеваются прямо как есть, голышом, и не прячась, невзирая на достоинства и недостатки фигуры.
«Ах так!» - подумал Матвей и, отложив полотенце, решительно сдёрнул мокрые плавки. Окружающие даже не взглянули в его сторону.
Вода, видимо, действительно была холодной.
Такси – гостиница – костюм – завтрак – библиотека. Топтуна видно не было. Или надел свой шарф-невидимку?
Уже другая девушка за библиотечной стойкой – прежняя, вероятно, осталась загорать на скале – проверив формуляр, назвала Матвею номер кабинки с монитором компьютера, объяснив бестолковому, что при включении монитора, ему следует лишь нажать клавишу Enter.
Ему повезло уже на первом документе. Это была хроника 18 – 19 веков норвежской губернии Тромс. Похвалив себя на то, что в своё время не поленился и взял несколько семестров шведского языка, схожего, как известно, с норвежским, Матвей нашел по ключевым словам – ruska gamla troende, то бишь русские староверы, упоминание об их поселении в этой провинции.
Оно даже было помечено на старой карте в этом документе. Матвей почувствовал давно забытое покалывание в висках, и внутренний голос подсказал – «Это оно!». Сделав копию карты и страницы документа, где говорилось о поселении, Матвей, заплатив за услуги, вышел в город. «Топтун»в шарфе, но на этот раз в сине-желтом, судя по тому, что прятал в карман какие-то бумаги, уже побывал в библиотеке и знал, чем интересовался Матвей. Приглашать этого клоуна в кафе уже не хотелось. Не о чем говорить, да и в отличие от подсадного дедушки, этого за такой прокол могли уволить со службы.
Пообедав в одиночестве, Матвей вернулся в гостиницу. Просмотрев в Сети все варианты доставки собственного тела в Тромсе, он выбрал комфортабельный поезд Интерсити, из окна которого за двадцать часов поездки можно вдоволь налюбоваться этой действительно красивейшей страной. Заказав билет на ближайший рейс, он упаковал в рюкзак свои вещи, в том числе уже полученные из химчистки и утратившие, к сожалению, чудный сосновый запах Карелии.
Расплатившись с портье, он подробно рассказал тому, куда едет на поезде, а также о своих планах посетить старинное русское поселение. Пусть местная спецслужба хоть на проезде шпика съкономит. А там местного подключат. Ведь в Тромсе наверняка есть, как и во всех норвежских фьордах, какая-нибудь военно-морская база для сейнеров или рыбацких катеров, на которых местные моряки возят своих визжащих от восторга белокурых подруг смотреть, не всплывет ли где страшная русская подводная лодка.
В поезде было действительно интересно, хотя красота пейзажей надоела уже через пару часов. «Даже красивые люди приедаются друг другу, чего уж там эти ёлки, скалы и фьорды» - была последняя мысль Матвея, уснувшего сразу после доброго ужина с давно желанной порцией «Джемесона». Но до этого он успел отправить электронную почту своему работодателю Кумакину с отчетом о Карелии и Норвегии, сообщив, куда направляется. Даже если норвежские ребята и отследят эту почту, они не узнают ничего нового и интересного. Последнюю фразу – «тщательно собираю чеки понесённых расходов и прошу перечислить на мою карту пару тысяч евро» - он приписал, представляя себе перекошенное лицо Кумакина. Но деньги он через час получил.
Приехав в Нарвик и пересев на автобус, Матвей еще 4 часа смотрел в окно, начиная медленно ненавидеть эту страну. В маленьком, немного кукольном Тромсе он сразу нашел местную ратушу. У бургомистра не было секретаря и, постучав, Матвей вошел в маленький скромный кабинет. На стене кабинет висела старая, уже наполовину выцветшая повязка с надписью «Рот Фронт!» и яркий плакат «Фашизм не пройдет!». Поздравив себя с тем, что бургомистр не оказался традиционной для этой страны антироссийской ориентации, Матвей смело протянул руку – «Я из России!»
Бургомистр, огромный и кряжестый, как медведь, в свитере и рыбацких бахилах, привстал и буквально утопил матвеевскую руку в своей пятерне.
Разговор шел на норвежском, вернее, том языке, который Матвей считал норвежским. Но они понимали друг друга. Тем более, что попытка Матвея перейти на английский быстро показала, что бургомистр знает лишь международный рыбацкий морской жаргон, не совсем приемлемый для обсуждения иных тем. А русские слова, которые он вспомнил из того же сленга, могли бы ввести более впечатлительного, чем Матвей, человека, в ступор.
Матвей довел до сведения бургомистра, что разыскивает следы русской общины староверцев под началом некого Петра, своего родственника. Известно, что во время Второй мировой Петр был в этих местах и даже принимал участие в борьбе с фашизмом. Матвей не стал уточнять, каким фашизмом – немецким или норвежским.
Бургомистр неожиданно встрепенулся, стал рассказывать о том, что его отец, «бывший рудокоп и активный член профсоюза» тоже участвовал в этих местах в движении Сопротивления, воевал с квислинговцами и немцами, строившими в этих фьордах базы подводных лодок и катеров, топивших конвои поставки лендлиза из Англии.
- К сожалению, отец умер и не может рассказать, знал ли он русского комбатанта Петра. Мне он ничего об этом не рассказывал, мал я был, и записей о тех временах он, по понятным соображениям, не оставил. Сожалею, что не могу помочь…
- Но поселение русских здесь осталось? Там должен быть сын Петра – Фелофей, - Матвей показал снятые им копии документа и карты…
- Точно, это поселение было. Русские пришли перед войной. Им выделили землю, разрешили строиться. Мы жили дружно. Они занимались рыболовством, ухитрялись растить хлеб, платили налоги. Власти из Осло выдавили их с норвежской земли. Это было лет шесть назад, я еще не сидел в этом кабинете. Помню, что ушли они в Швецию, если память не изменяет, в лэн Норботтен, к границе с Финляндией. Или в саму Финляндию? Мы здесь, на севере, живем без границ. Только с Россией у нас граница. Многие там работают. Не дай Бог, помиримся, люди без работы останутся. Здесь, на Севере, с эти сложно.
Постой, как ты говоришь, звали сына этого Питера? Ваши русские имена очень сложно запомнить.
- Его зовут Фелофей. Фе – ло – фей, - по слогам произнёс Матвей.
- А, Фил. У нас его звали Фил. Преподобный Фил. Большой такой, как я. Но семьи у него не было. Вернее, вся их община была для него как семья. Всех опекал, за всех заступался. Даже норвежский выучил. Да, кстати, у меня его адрес и даже мобильный телефон есть. На всякий случай взял. Вдруг бы какая неуплата коммунальная всплыла. Фил обещал всё оплатить. А их в поселении сейчас бригада лесорубов живет. Тоже из России. Какие-то словаки…Не хочешь съездить? Здесь часа три на машине. Я водителя дам, недорого возьмет.
- Нет, спасибо. Мне бы адрес этого Фила. И его телефон.
Когда бургомистр извлек из ящика стола потертую записную книжку и нашёл в ней необходимые записи, Матвей их быстро сфотографировал.
Прощаясь и сожалея, что нет у него с собой какого-нибудь русского сувенира, Матвей просто пожал лапищу бургомистру, спросив:
- У вас есть какие-то вопросы к Филу? Сами позвоните?
- Давай сам. Проблем с ним нет, он – хороший человек, но роуминг у нас очень дорогой. Выйдя на улицу, Матвей набрал номер. Долго, продираясь сквозь километры леса и болот, сигнал всё-таки дошел до места.
- Хей! – услышал Матвей традиционное скандинавское приветствие.
- Алло, алло, - закричал он по-русски. Люди на площади перед ратушей стали на него оглядываться, ибо казалось, что он разговаривает с далёким собеседником просто голосом, без телефона. Но ему было всё равно.
- Алло, я хочу говорить с преподобным Фелофеем, - продолжал кричать Матвей, отойдя с площади в одну из безлюдных улиц.
- Батюшка наш совсем плох, говорить в трубку не может.
- Я по поводу завещания преподобного Анисима. Я – наследник. У меня есть письмо батюшки Фелофея с приглашением приехать.
- Да, мы знаем. Приезжайте быстрее. Господь уже призывает его.
- Назовите ваш адрес!
- Поселок Руссала, город Кево, лэн Норботтен, Финляндия. Приезжайте, не мешкая. Адрес не совпадал с тем, который дал ему бургомистр. Вот уж, воистину, кочующие соплеменники. Хорошо, земля большая, есть еще нетронутые хищным человеком уголки.
Матвей вернулся к бургомистру. Рассказал о болезни Фелофея, смене адреса общины и прямо спросил, как ему можно быстрее попасть к умирающему. Выйдя из-за стола, громадный бородач потащил Матвея к выходу.
- Пойдём к Йокки. Это муж моей дочери. Он финн, и часто ездит к родственникам. Должен знать короткий путь.
Йокки они нашли в сарае с замороженной рыбой. Выслушав своего тестя, рыбак провел их в закуток, отгороженный от рыбы толстыми пластиковыми полупрозрачными полосами. Там они сели за чистый стол, на который Йокки разложил карты. Поскольку Матвею нужно было получить отметку в паспорт о пересечении Норвежско-финской границы, маршрут был выстроен через редкий на границе ККП, где ставили печать. Движение предстояло сначала на грузовике – рефрижераторе, потом на лесовозе, одном или нескольких. После пересечения границы с Финляндией Йокки гарантировал много финских машин, мечтающих о подработке в виде доставки одинокого русского в один из самых захолустных городов Финляндии.
Деваться было некуда, и через два часа Матвей, успевший наскоро перекусить в единственном на площади работающем кафе, ужу трясся на мягких рессорах кабины рефрижератора, доставляющего свежепойманную рыбу в один из внутренних городов Норвегии, на подступах которого Матвея должен был подхватить лесовоз. Роль диспетчера этой доставки с оказией взял на себя Йокки. Из любви к тестю – бургомистру, чувства благодарности финна к русским, дважды давшим свободу их стране, и за каких-то триста евро. К чести Йокки, голос его часто звучал из радиопередатчика рефрижератора, уточняя их местоположение на просторах этой уже почти родной для Матвея Норвегии. В указанной точке их действительно ждал лесовоз. Получив свои сто евро, водитель рефрижератора, разговаривающий в дороге только со своим радиопередатчиком, вдруг улыбнулся и на чисто русском языке сказал – Удачи тебе, парень!
Лесовозов было еще два, пока Матвея не доставили к проходной КПП. Долго искали пограничника с печатью, долго Матвей ему объяснял, что путешествует автостопом по любимой с детства Скандинавии. Покрутив пальцем у виска, печать ему поставили.