Финский крест
Выйдя в Финляндию, Матвей, естественно, не увидел ни одной машины. Наконец, подарив на ближайшей бензоколонке очередные сто евро строгой финской девушке – диспетчеру, он был подсажен в машину по доставке продуктов, которая провезла его километров сто в требуемом направлении. Потом были машина дорожной службы, снова лесовоз и, наконец, вершина – катафалк. Причем в Финляндии водители на трассе людей не сажают, особенно небритых и в недешёвой одежде.
Всегда были заправки или придорожные кафе с их стоевровым подношением жрицам трассы. И еще, немаловажно – север Финляндии по-английски не говорит. Говорить на шведском не в городах не рекомендуется. После долгого владычества Швеции над Финляндией, и проявленных при этом шведами неуважении к суомам, жестокости и насилия, а также наличия в крупных городах Финляндии сильной и агрессивной прошведской оппозиции, звучание шведской речи может вызвать негативную реакцию простых горячих шведских парней. Из всего немалого языкового арсенала Матвея лучше всего подходил русский, в его сжатой эксцентричной неудобопереводимой форме.
В общем, через сутки после отъезда из Тромсё, он был у русского старообрядческого поселения преподобного старца Фелофея. В живых он его не застал. Старец упокоился сразу после телефонного звонка Матвея, и в тот же день был погребён.
- Видать, Бог сподобил преподобному вознестить сразу, как выполнил он волю прадеда своего, услышав о наследнике благословенного Анисима, - молвил Матвею батюшка в темной рясе с шестиконечным медным крестом на груди.
- Я с Вами разговаривал по телефону? - тихо спросил его Матвей.
- Да, - так же тихо ответил батюшка.
- Вы хорошо говорите на русском языке.
- Я недавно приехал из России, по вызову отца Фелофея. Он не хотел, чтобы паства утрачивала язык и связь с Родиной. Не успел увидеть дело рук своих. Я школу уже открыл на русском языке, веду занятия для взрослых. И в Москве был в метрополии.
- А как вас зовут, батюшка?
- Отец Анисим.
- Как основателя.
- В его честь и крещен.
Несколько мужчин в хороших костюмах, с прекрасным английским, но очень слабым русским в его старословянской форме, представившись поверенными в делах обители, долго и дотошно проверяли документы самого Матвея и наследников – Виктора Анисимовича и Павла Викторовича Кумакиных. Особо внимательно они рассматривали справку из старообрядческой метрополии Москвы. Поскольку она была написана по-русски, без нотариально заверенного перевода, её долго читали они сами, просили несколько раз Матвея перевести текст на английский и, в конце концов, призвали батюшку, которому и поверили окончательно.
Ночевать Матвею на территории поселения не разрешили в силу его невоцерковлённости. Один из поверенных, или, как батюшка Анисим их назвал – стряпчих, отвез его в ближайший мотель, обещав заехать за ним на следующий день в 9 утра. Утром, ровно в 9 утра к мотелю подъехали три автомашины, из которых вышли уже известные мужчины в строгих костюмах. У вышедшего вместе с ними батюшки Анисима в руках бы продолговатый ларец, завернутый в рядно. Матвей был приглашен вернуться в свой номер, где ему был вручен акт о передаче завещания преподобного Анисима, само завещание, а также указанный в завещании предмет в виде того ларца. Была вручена также и расписка в получении наследства преподобного Анисима, которую Матвей должен был подписать. После того, как его подпись была заверена двумя свидетелями, все приехавшие покинули мотель.
Осмотрев запечатанный деревянный тубус, в котором, как его заверили и как было указано в Акте, хранился текст завещания Анимима, а также деревянный ларец, тоже опечатанный, в котором хранился сам предмет завещания, Матвей сел на кровать, чувствуя себя совсем разбитым. Чтобы прийти в себя, он заказал в номер бутылку «Джемесона», минеральной воды и чего-нибудь из еды, на усмотрение официанта. Пока всё это несли, он настучал на ноутбуке отчет господину Кумакину.
«Вылетай немедленно» - был ответ олигарха.
«Хамло» - подумал Матвей, но ответил – «Для аккуратной доставки груза нужно не менее недели».
«Три дня» - поставил точку Кумакин.
Щедро налив себе в стакан вожделенного напитка, Матвей уже приготовился его осушить залпом по известной процедуре –
«Первый стакан – колом, второй – соколом, третий – мелкими птахами», но пришедшие в голову мысли заставили его изменить план действий.
«Да чего это я? Совсем голову потерял? Кота в мешке через нашу границу везти? Да меня наши бравые погранцы разом на незаконном ввозе прищучат. А еще милые финны могут тормознуть. А там проверят по учетам, экстрадиция, Алькатрас или Гуантанамо. Кумакин вытаскивать не будет!»
Стакан с виски – в сторону, стол – освободить, электрический чайник – на разогрев. Хорошо, что печати были из старого воска, на натуральной пчелиной основе. Под действием пара они отошли сразу.
В деревянном тубусе было, как и ожидал Матвей, написанное на свитке толстой, грубо выделанной кожи, само завещание Анисима. Написанное на церковнославянском (или старорусском, кто ж его разберет. Только профессор!) оно, как смог разобрать Матвей, состояло больше из духовного наставления. Лишь в последних строках был упомянут «крст», что как понял искушенный Матвей, и означало слово «крест», за которым было написано что-то, похожее на слова «великая тайна».
В ларце же, печать с которого отвалилась так же легко, лежал уже много раз виденный Матвеем обычный медный крест и записка. Записка на пожелтевшей от времени бумажке, явно выдранной из ученической тетради, в переводе на современный русский язык гласила следующее.
«Дорогой потомок, не ведаю из чьего колена будешь, Анисима или Аввакума, но всё равно от Ферапонта род свой ведущий! Если читаешь сиё, то вне зависимости от того, будет ли род твой продолжен ревнителями веры наших святых отец и старорусских святых и великомучеников, запечатай снова сию запись, сохранив ея для Вечности.
Крест сей был вручен нашему прорадителю Ферапонту его благорадетелем Шубиным, которому, в свою очередь, подарен был Никитой Акинфеевым Демидовым, тайным сыном нашей церкви и ея благотворителем. В кресте заключен тайник с указанием места клада, заложенным Демидовым на благо нашей церкви.
Сумел ли разгадать тайну клада Шубин, неведомо. Но когда прорадитель наш Ферапонт открыл тайну креста и пришел на указанное место, клад был нетронутым.
Господь ли спас клад, либо его время еще не пришло. На всё провидение Божье!
Клад Ферапонт перезахоронил в подполе своей домовой церкви, где был тайный алтарь для молений гонимых приверженцев истинной веры. План упокоения клада он вложил на его же место в кресте вместо прежнего, ибо ненадежным оно было.
Найти его просто – надо сдвинуть цату, нажав навершие креста.
Христом нашим, Вседержателем, заклинаю – если не чувствуешь в себе силу обратить найденный клад на благо церкви нашей и помощь её гонимым сынам, не трогай его!
Ибо навлечешь на себя гнев Божий! И кару небесную получишь сполна по жизни своей грешной на земле, а потом и в гиене огненной.
Храни тебя Господь!
Подписано было – Симон. И дата проставлена – лета 7436 от сотворения мира.
В глубоком раздумьи видел Матвей над реликвиями. Не сразу пришло к нему решение. Правильное ли, ошибочное – время покажет. Человек не может сразу определить, верный ли шаг он предпринимает. И лишь со временем начинает понимать, прав ли он был. Одно Матвей знал точно. Какие бы шаги он не предпринял в своей жизни, правильные или ошибочные, не ему, а Богу решать.
Делай, что должен, и пусть будет, что будет! И ни о чем жалеть нельзя, ибо как говаривал одни из его мудрых знакомых, на … слезы изойдешь, а ничего исправить в прошлом всё равно не сможешь.
Итак, решение принято. Это – как приказ. Выполняй!
Тайник креста был открыт – оказалось совсем не сложно, и в руках у Матвея оказался тщательно сложенный листок бумаги, похожей на современную папиросную, с нанесенным на неё тонким карандашом планом какого-то помещения. Матвей попытался сфотографировать план на свой телефон, но изощрённая азиатская техника не смогла зафиксировать чёткий рисунок. Тогда Матвей просто перерисовал план в свой блокнот. Первоначальный чертеж был снова туго свернут и…надежно спрятан среди личных вещей Матвея.
Пояснительная Фелофея, которую Матвей уж точно не смог бы провезти через границу, была им переснята на телефон, и уничтожена. Завещание Анисима, также удачно переснятое на телефон, а также крест, уже без «секрета», благополучно вернулись, соответственно, в тубус и в ларец. Матвей знал суровые правила досмотра на таможне и предполагал, что, просветив его багаж, таможенники не могут не вскрыть ларец для осмотра креста, что хорошо легендирует нахождение в ларце только креста, но не пояснительной записки. Это же дает возможность, при возникновении такой необходимости, потом вновь вложить план клада в тайник креста. Снова нагретые восковые печати были удачно прилажены на прежние места, и без специальной криминологической экспертизы никто не смог бы определить факт незаконного вторжения в чужую тайну.
На такси Матвей добрался до ближайшего города, откуда можно было добраться до Хельсинки. Там в аэропорту был приобретен скромный дорожный чемодан на колесах, в который вошло содержимое рюкзака, тубус с завещанием и ларец с крестом. За неимением билетов эконом – класса на ближайший рейс до Москвы был приобретен билет бизнес – класса (легенда для Кумакина). Просвеченный на таможенном досмотре крест вызвал лишь один вопрос у финской таможенницы – Вы священник? Получив утвердительный ответ, она беспрепятственно пропустила Матвея в самолет. В Москве было, как и предполагал Матвей, сложнее.
Когда телевизор высветил крест, Матвей стал нарочито бессвязно объяснять наличие у него этого предмета. Как он и предполагал, его тут же пригласили в кабинет индивидуального досмотра, вскрыли ларец, выдав, правда, справку о том, что печать была нарушена таможней. Крест исследовали на предмет материала, из которого он был сделан. Заключение эксперта о медной сути креста, а также предъявленные Матвеем документы о том, что он получил духовное завещание для господина Кумакина, подтвержденное паспортом с отметками всех посещенных стран, честные глаза самого Матвея и отсутствие других поводов для недоверия, возымели успех. Спросили лишь:
– А вы знаете, что в кресте есть потайное отверстие? Очень маленькое и пустое.
Максим недоуменно пожал плечами, ответив,
- Это уже не моё дело.
И его пропустили. Взяв, правда, письменное объяснение и подписку о невыезде из страны в ближайшие 76 часов.