Константин Николаевич Степаненко / И долго мне будет Карелия сниться

И долго мне будет Карелия сниться

Место было недалеко от Ладожского озера. Плутать по Карелии на своем автомобиле Матвей не решился и взял железнодорожный билет до Петрозаводска. Пошарив в своей бездонной (пока) памяти, он вспомнил о давнем знакомце из тех мест, который, по имеющейся информации, там и осел. Несколько звонков по кругу друзей, и вот он – нужный телефон!

Александр сразу вспомнил Матвея, не стал по телефону «растекаться мыслию по древу», четко выяснив, для чего понадобился. Обещал встретить на вокзале, на просьбу о проводнике сказал – «Решаемо!». Коротко, но содержательно.

Школа!

Поезд отходил вечером. Закинув рюкзак на верхнюю багажную полку, Матвей расправил на теле дорожный пояс – тайничок с деньгами и личными документами (привычка) и прекрасно выспался до самой карельской столицы под мерный храп попутчиков-туристов.

Саша встретил у вагона, молча перехватил своей могучей рукой рюкзак, и, рассекая как ледокол, волны пассажиров, вывел Матвея на привокзальную площадь, к видавшему виды УАЗу-Хантеру с синими прокурорскими номерами. На вопросительный взгляд Матвея «горячий» сын карельского народа буркнул.

- Мы с женой в прокуратуре работаем. Она – заведует делопроизводством. Хантер наш на два дня. Только на нём сможем добраться.

И уже в машине, быстро и умело выехав из города, Александр молча погнал явно не по основной дороге.

- Ты знаешь, куда ехать? – попытался разбить стену молчания Матвей.

- Заберём проводника, там решим – куда, - витиевато ответил Саша. Через пару часов, вытряся из Матвея всю душу, УАЗ остановился у отдельно стоящего на берегу озера домика, вокруг которого громоздились хозяйственные постройки. Судя по открытому гаражу, из которого торчала забрызганная морда старого «Газика», коновязи с привязанной верховой лошадью, стоящем в углу тракторе и паре лежащих на стапелях лодках, здесь жил лесник, егерь, или еще кто-то, кормящийся с леса и туристов. Было грязновато, но привольно и очень красиво. Если бы не комары….

На веранде дома их встретил бородатый мужчина лет пятидесяти, весь в хаки, от носков до банданы. Не тратя времени на разные, принятые в обществе, слова приветствия и прогноза погоды, он протянул руку Матвею.

- Жихарев. Местный краевед, - и, показывая рукой на стол с придвинутой скамьей, - покажите или расскажите, куда вам надо.

Матвей, уже привыкший к немногословности и деловитости местных, коротко изложил то, что счёл нужным о месте назначения. Уже на середине рассказа Жихарев прервал его.

- Знаю. Селение староверов. Только не примут они вас. Строго там.

- У меня есть письма к их старосте.

- У них – старец. Старец Мелантий. Но не обессудьте, если прогонит. Крутой…

- Сколько ехать?

- Часов шесть. На чём поедем, моей или вашей?

- На моей. Вернее будет. Она - только из сервиса, - сказал своё весомое слово Александр.

- Ха – ха, - с мрачным лицом изобразил недоверие Жихарев, - но воля ваша. Заправь полный бак в гараже, из танкера. Горючки возьми канистры четыре там же. Поесть я возьму.

- Мне жена тоже сумку накрутила, - не сдавался Александр.

- Хорошо. Мне крутить меньше, - Жихарев не отдал первенства. Матвей, с удовольствием наблюдая на содержательной и живой беседой, достал из кошелька две зеленые бумажки с надписью «euro» и протянул их Жихареву.

- Хватит?

- На бензин и еду хватит. А за экскурсию потом рассчитаемся, когда вернёмся. Сейчас ужинаем и ложимся спать. Вы – в доме, в гостевой спальне. Уже постелено. Выезжаем завтра в пять утра. Я разбужу. Коротко и ясно.

Спали хорошо. Но комары… Если бы не две включенные машинки для их отпугивания, съели бы заживо. Выезжали с включенными фарами, с трудом пробивающими утренний туман. Если бы не Жихарев с его волчьим чутьем и знанием местности, не до конца проснувшийся Александр пару раз точно воткнул бы машину в овраг или поваленный ствол дерева. Туман, наконец, рассеялся, и поехали веселее. Асфальтовая дорога чередовалась проселками, грунтовками, а то и просто накатанными тропами. Рев двигателя, преодолевающего очередной уклон, и многочисленные даже в салоне комары не позволяли в полной мере насладиться природой, но во время редких остановок Матвей сполна оценил сосновый воздух, запах нагретой солнцем корой. Голубое небо с редкими пушистыми облачками над зелеными кронами деревьев перекликалось с гладью озер, манившими, казалось, из-за каждого поворота дороги.

Ему доводилось раньше быть в Карелии, но тогда это были рабочие командировки, ритм работы в которых исключал любование и расслабленность. Сейчас же Матвей понял тех энтузиастов – туристов, пеших или водных, которые с фанатическим упорством ездили каждый год в Карелию.

Только как же они с комарами боролись?

Тряска и шум в машине не давали возможность как следует поговорить с Жихаревым, вынужденным еще и работать штурманом - навигатором. А он действительно много знал, краевед и просто знаток своих мест. И в редкие паузы тишины Матвей сумел значительно пополнить запасы своих знаний.

С учетом специфики своего интереса в этой поездке, Матвей интересовался, в основном, старообрядческой тематикой.

И вот что поведал ему краевед.

Староверы в царско-имперской России,бежали, в основном, либо в Сибирь, либо в новгородские земли. В Сибири, как и на Дону, у них были серьезные противоречия с казаками, которым, по версии Жихарева, не хотелось делиться с пришлыми своими землями и вольностями. В новгородских же землях, где не было ни крепостного права, ни «верных слуг царя и Отечества» - казаков, староверам было привольнее. На первых порах.

Они вольготно селились на пустошах, мешались с местным населением – поморами, которым нравилось быть в постоянной оппозиции Никону, царям и императорам России и переходить целыми селениями в лоно старой церкви. И, кстати, как хитро улыбаясь, заметил Жихарев, сам Ломоносов был из поморов-староверов, и первоначальную грамоту свою, «со многими секретами старцев старорусских», получил от их проповедников. «И в Москву он пришел уже шибко грамотным, а то как бы он одолел за один год весь курс греко-латинской Академии!» - гордо глядя на Матвея, возглашал гордый краевед.

Потом в Новгород пришли сильные царские воеводы с армейскими полками и «учинили великое гонение на старую веру».

- И бежали старообрядцы тогда в наши Олонецкие земли, где не было постоянной власти русского царя. И до самой финской войны 1939 – 1940 года жили они здесь спокойно, в мире с карелами и суомами, которым дела не было до ереси и раскола в чужой для них вере. А староверы им нравились тем, что были честны и жили по Заповедям в гармонии с природой.

- А потом?

- А потом, как говаривал герой одной вашей кинокартины, «пришел гегемон, и всё пошло прахом». Получив после войны не очень большой кусок Карелии – небольшая награда за несколько миллионов погибших русских солдат! – Сталин провел чистку местного населения под предлогом того, что здесь осели многие бежавшие от революции «старорежимники», под определение которых попали и староверы. Местные помогали им уходить дальше, в саму Финляндию и другие северные страны.

Помогали, конечно, не бескорыстно. Им ведь оставались дома, поля и все нетранспортабельное хозяйство беглецов! Вот и то поселение, к которому мы едем, сначала было покинуто жителями, но потом они передумали и вернулись. Сильная была драка за свои дома с теми, кто поспешил уже в них поселиться, но староверы оказались сильнее, да и оружие с партизанских времен у них осталось. Оружие в ход не пустили, слава Богу, но пригрозили захватчикам, что им терять нечего. Теперь – то примирились, но настороженность осталась. Потому и так суров старец Мелантий к пришлым.

- А протестные самопожертвования староверов здесь были? Самоубиения? Корабли огненные?

- Про Корабли ничего не слышал, но, по рассказам старожилов, старообрядцы и топились и самосжигались. Но это было очень давно, в 18 и 19-ом веках. После войны уже не было.

К поселению подъехали, когда деревья уже стали отбрасывать тень. Еще до того, как они увидели с опушки высокий частокол деревянного забора с торчащими на ним коньками крыш и маковкой церкви, услышали одиночный бой колокола.

- Нас увидели. Всех предупреждают вернуться в посад. Машину здесь оставьте, я покараулю. Сами идите. С вами Бог! – и краевед Жихарев широко осенил Матвея и Александра двуперстным знамением.

Взяв папку с документами Кумариным и рекомендательные письма, Матвей и чуть отстающий от него Александр направились к воротам, в надвершии которых был вырезан шестиконечный крест.

Из ворот им навстречу вышла группа мужчин в домотканных рубахах и портах. У руках у них были у кого коса, у кого топор, у кого – просто жердь. Видимо, что было рядом, то и взяли поносить. В первых рядах гордо нес свою седую голову высокий худой человек в заношенной рясе, с висящим на ней медным крестом, таким же, как был вырезан на надвершии ворот.

Шел он легко, моложаво, и только, приблизившись метров на пять, увидел Матвей, что крестоносцу уже не тридцать, и даже не пятьдесят. Выцветшие от прожитого и пережитого ранее голубые глаза, напомнили ему профессора.

- Кто такие? Чего надо? – грозно вопросил старец, а его свита сжала в натруженных руках своё оружие. Матвей остановился, успокоил дыхание, чтобы не сорвать первую фразу, и сказал.

- У меня письма в обитель из Москвы.

- Кому письма?

- Сам не знаю. Сказали, доставить сюда. Сами посмотрите, вам ли…

И Матвей, положив свою папку на мокрую траву, сверху выложил два письма, а сам отошел на несколько шагов назад. По команде старца один из его сопровождающих, передав топор соседу, подошел и взял письма, передав их старцу. Письма не были заклеены, а потому, открыв одно из них и достав из складок рясы старинное пенсне, старец стал его медленно читать. Дочитав, сложил и убрал в конверт. Таким же образом было прочитано и второе письмо.

- Пойдемте, - старец махнул рукой Матвею и Александру в направлении поселенья. В дом их не пригласили, а усадили на скамью под навес перед церковью, глядя на которую старец и вся его свита троекратно перекрестилась. Искоса глянув на не крестившихся гостей, старец молвил.

- Не креститесь – дурно. Но что не никониане – уже хорошо.

Усевшись напротив в специально принесенное для него кресло, Мелантий начал, обращаясь к Матвею.

- Хорошие люди за тебя в письмах просили. Ты ведь гонец за наследством праведника Анисима?

Матвей кивком подтвердил его правоту.

- При охраннике говорить можно? – старец показал головой на Александра.

Матвей снова кивнул.

- Ладно, сыне мой, хоть и не воцерковлённый, слушай. По воле хорошо тебя отрекомендовавших братьев и наставников моих, рассказываю тебе всё, что знаю об этом деле.

Сию обитель основал праведник Анисим, придя сюда с общиной своей из поморских земель аккурат в 7408 году от сотворения мира. Или…В каком году по их новому стилю будет, Алёша? – спросил он стоящего за его плечом юношу.

- 1900, отче, - быстро ответил паренёк.

- Твёрдо встала здесь обитель, правым словом и добрым делом укрепляя дух пришедших и вновь обретенных братьев и сестер. Праведный Анисим подготовил и благословил сына своего Симона окормлять после него общину. Но грянула Великая война и злой волей финского правителя Маннергейма все русские, невзирая на вероисповедание, были выселены с этих земель. Часть семей, хорошо, не разлученных, переселили на север Финляндии.

Семью же Анисима, а их уже было до двадцати человек, и не пожелавших с ним расстаться самых верных сторонников, перевезли на северо-запад Финляндии, на самую границу с Норвегией. Там был лагерь для русских под городом Халти. Потом, была весть о том, что из лагеря община ушла в Норвегию. Город там был небольшой рядом, с портом морским. У меня даже было записано… Сбегай, Алеша, за моей тетрадкой. Да возьми ту, где буквица «Аз» выведена.

Пока Алеша бегам за тетрадкой, Матвей, осмелев, обратился к старцу.

- Отце, прости меня. Знаю, что у вас не принято, чтобы чужие прикасались к посуде. Но мне так пить хочется, что горло скрипит. Да и друг мой тоже жаждою томим. Напоить страждущего – дело святое… Мелантий хмыкнул.

- Пили вчера?!

- Да ни Боже мой! – в один голос так дружно ответили Матвей и Александр, что старец заулыбался, а в толпе, незаметно собравшейся за его спиной, какая-то девчонка даже прыснула в голос, но тут же, устыдившись, закрыла рот рукавом рубахи и нырнула за спины стоявших вокруг нее девчат. Взглянув на них внимательным взглядом – румяные, стройные, с задорными глазами – с тоской подумал Матвей о том, что неплохо было бы приехать сюда студенческому отряду. «Помочь картошку копать!» Но, посмотрев на стоящих рядом крепких ребят с кольями и топорами, решил, что не надо студентов. Родине нужны физически неповрежденные специалисты с высшим образованием.

- Ладно, поможем. – по знаку старца к скамье поднесли березовый туес, в которую из колодезной бадьи щедро плеснули воды и положили два маленьких стаканчика, тоже ловко сделанных из березовой коры.

Ох и вкусна была вода из колодца. Хоть и ломила зубы холодом, но так и пил бы её, не отрываясь!

Паренек принес тетрадь, оказавшуюся толстой как оба тома «Капитала». Порывшись в закладках, торчащих как иголки у ежа, со всех сторон тетради, Мелантий вздохнул с облегчением.

- Ну, вот. Нашел! А то думаете, небось, мелет старый Мелантий, что твоя мельница. Вот – 1900 год основана наша обитель. 1938 год – изгнание с земли и переселение Анисимого дома и остальных насельников. Записано: была весть – Анисим в лагере у финского города Халти. Потом еще весть – из лагеря ушли в норвежские земли, под город Трамсё. Там в обители, и приняла душа праведника Анисима успокоение. Будь земля ему пухом!

Во главе общины встал его сын Симон, о чём, как и о кончине батюшки, он известил нас с оказией. И последняя весть – от его сына Петра. В 1990 году по вашему исчислению, простился с миром Симон, «изможденный многими ранами, полученными от гонителей», и Петр извещает о том, что он возглавил общину.

- Адрес, адрес этой общины? Где искать их? Где письмо с обратным адресом? – Матвей не выдержал и даже привстал со скамьи. Толпа вокруг старца взволновалась. Мелантий успокоил людей движением руки и мягко ответил.

- Писем, мил человек, у нас нет. Вести приносят люди. Адреса нас не интересуют, тем более, что наши общины в иных странах кочевые, уходят сразу, как почувствуют притеснения. Где был Петр, когда отправлял весть, не знаю. Теперь давай так. Я тебе рассказал всё, как меня просили и ручались за тебя. Мне тоже интересна судьба этой семьи.

Рассказывай!

И Матвей рассказал всё (или почти всё), что знал о семье Кумакиных, отметив для себя, что даже их мирская фамилия была неизвестна Мелантию. И сам рассказ старца он дополнил двумя неизвестными тому фактами из истории семьи Анисима. Он рассказал о встрече в Карелии во время финской войны Симона и его брата Федора Кумакина, а также о встрече в 1945 году в Норвегии Анисима Кумакина и Петра, который был связным между партизанами и разведкой Красной Армией.

Выслушав рассказ Матвея, старец скорбно покачал головой, заметив - На всё воля Божья!- и продолжил – А что за наследство, которое разыскивает.. ну, этот…

- Виктор Анисимович Кумакин и сын его Павел – помог старцу Матвей, сам не сразу запомнивший хитросплетение имен и судеб этой семейки, - и наследство это - медный крест, похожий на ваш. Крест был подарен отцу преподобного Анисима Ферапонту, когда его барин давал Ферапонту вольную, - от дальнейших комментариев Матвей воздержался.

- Ну что же… Дело Божье. На всё его промысел! – Мелантий осенил своим крестом Матвея и Александра, давая понять, что встреча окончена.

Вставая со скамьи, Матвей попросил у старца

- А можно взять туес с водой для нашего товарища, что ждет нас в машине? Всё равно ведь сожжете…

- Это какому товарищу? Это не Жихареву ли, каналье небесной? Забери, пусть пьёт. И скажи ему – пусть пока не боится. Больше не тронем, если сам опять глупость какую не сделает.

- А что он натворил? – подал голос молчавший до этого Александр.

- Да лет пять назад привез к нашей обители кучу копателей с лопатами и кинокамерами. Перекопали всё старое городище – мы-то на новом месте давно уже строимся, чтобы не тревожить старые срубы да погост с прахом усопших. А эти – могилы вскрывали, с камерами своими чуть на изгородь не лазили. Ну, мы их и поучили немного, кольями да дубьём, потом дегтем да перьями куриными. И Жихареву досталось. Шум был, на весь район. Из столицы приезжали! Больше не суются! Так и скажи ему – простили, но не дай Бог!

«Вот откуда у господина Кумакина записи его пращура Аввакума. А Жихарев – тот еще жук. А еще под старовера косит!» - думал Матвей, неся воду к машине. Он уже почти придумал, как уязвит краеведа, но Александр его опередил. Подлетев к Жихареву, он взял того за ворот рубашки, тряхнул так, что франтоватая бандана свалилась на землю, обнажив незагорелый голый череп с несколькими прилипшими волосинами.

- Так это ты, скотина, навел тех копателей! Да еще и фильм сняли, как могилы вскрывали! На всю страну скандал был! Еще раз, на…, увижу тебя с копателями или неразрешенной съёмкой, на… Ну ты меня понял!

Коротко и ясно.

Школа!

Сев в машину, помолчали. Матвей обдумал ситуацию, Жихарев, видимо, мысленно прощался с гонораром за поездку, а Александр ждал указаний. Он не выдержал первый.

- Ну, куда теперь? Я понял, что тебе, Матвей, в Норвегию надо. Извини, туда не повезу. Въезд в Норвегию на машине с российскими прокурорскими номерами может привести к новой войне.

- Мне точно в Норвегию надо. В Тромсё. Насколько помню, это – самый север страны. Туда из столицы Осло одна основная автомобильная дорога. А знаете, как ездят норвежцы? Мне старшие мальчишки рассказывали… Если на узкой горной извилистой дороге, в бампер ему начинает упираться бампер другой машины, пытающейся обогнать (А, не дай Бог, этот торопыга – с иноземным водителем за рулем или иностранным номером), норвежец тут же начинает тормозить до положенных в горах 50, 40, а то и 20 км в час и не даёт себя обогнать вилянием машины по трассе. Так он будет ехать до нужного ему съезда, передавая торопыгу-иностранца следующему патриоту и радетелю правил. И путь от Осло до Трамсё может занять часов двадцать и стоить вам полностью испорченных нервов. Поэтому сейчас – Петрозаводск – самолет – Осло – самолет – Тромсё.

При Жихареве им разговаривать о подробностях не хотелось, поэтому на первой же остановке Матвей отвел Алесандра в сторонку.

- Ты всё молчишь, а спросить явно хочешь. Да и о себе ничего не рассказал.

- Я – старший следователь в Петрозаводске. О тебе всё, что мне следует знать, я знаю. Служба такая. А спросить хочу – ты чего в эту историю с наследством ввязался? За деньги, или что-то там полезное есть?

- Есть, Саша, есть. И мой внутренний голос подсказывает, что и твоя помощь мне еще понадобится. Сразу говорю, в рамках закона, но чуть-чуть интереснее. Ты как?

- Тебе верю. Помочь готов. Да и вообще, не пропадай. В Москве я бываю редко, только по службе. Не люблю я ваш спесивый и повязанный мотком полезных связей город. Это жена рвется в Москву переехать. Мы ведь там в университете учились, на юридическом, где и познакомились. Приезжай лучше ты к нам. Ты же видишь, как здесь привольно и здорово. Особенно в августе и сентябре, когда еще нет снега, но уже нет комаров. Ещё что-нибудь эдакое замутим… С тобой интересно!

По пути в Петрозаводск завезли притихшего краеведа до развилки на дорогу к его дому. Несмотря на настороженный взгляд Александра Матвей вручил Жихареву несколько евробумажек. «Как договаривались!»

Проезжая по трассе, Александр показал на патруль ДПС, стоящий у обочин за развилкой на пропускной пункт Торфяновка. Бойцы с полосатыми палками, как по команде отвернулись, увидев машину с прокурорскими номерами. Александр показал на нее Матвею.

- Видишь, наводчики стоят. Если машина на Торфяновку свернула, они её тормозят и устраивают полный допрос – куда, зачем, что везут. Если «купцы» за товаром в Финку, или продать что везут туда, сигареты или водку, или просто люди богатые - тут же сигналят бандитам, которые дальше по проселочным дорогам в засаде стоят. Те и грабят. Иногда даже большие фуры с электроникой на «гоп – стоп» берут.

- А что не берете, если знаете?

- Не можем с поличным взять. Бандитов иногда вяжем, но они своих осведомителей не сдают. Да и, думаю, кто-то у нас этот бизнес крышует.

- Так у вас криминал, как в центральной России в «лихие» девяностые. Но у нас это давно прошло…

- А у нас нет. Как была она окраина российской империи, так и осталась. Криминал местный, свое начало еще с советского времени карельских и беломорских лагерей берёт, и лютостью своей еще с другими криминальными районами поспорит!

Матвей вспомнил, как лет десять назад перегонял он, по просьбе друга, автомобиль как раз из Северной Европы в Москву. Ехал он через Торфяновку, и, если бы не встретивший его у границы питерский надежный друг, приехавший на двух крутых джипах с вооруженной охраной, не добраться бы ему живым.

Как сейчас помнил те стоящие в кустах темные девятки с затемненными стеклами. Как щуки в подводных зарослях камыша, караулили они добычу. Сначала, увидев автомобиль Матвея, они выдвигали свои морды на дорогу, но тут же прятали их назад при появлении джипов сопровождения с «крутыми» питерскими номерами и плечистыми ребятами внутри.

- Так, говоришь, у вас еще крепка карельская братва? И за пределами края работает?

- Недавно группу карелов взяли во Владике, где они выходца из этих мест ограбили и убили.

- Так, так. Интересненько…

- Да уж куда как интересно.