Бадмаев
По номеру телефона, который дала ему внучка профессора Маша, Матвей связался с Бадмаевым в Новосибирске и договорился о встрече.
Полет на синих кожаных сиденьях аэрофлотовского бизнес – класса прошел на должном уровне, то есть, во сне, без обеда и прочих излишеств. В гостинице Матвей быстро принял душ и переоделся, взял заранее склеенный из двух фрагментов текст, и отправился на встречу с ученым буддистом. Оригинал текста он, на всякий случай спрятал в люке вентиляции номера, за решеткой. В кампусе университетского городка Бадмаев, как и договаривались, ждал его на скамейке у главного входа. Матвей сразу узнал его – худощавый, невысокий, с характерным разрезом глаз за чуть задымленными стеклами очков и конфуцианской бородкой, Бадмаев выделялся из основной массы румяных, здоровых и безбородых студентов.
Бадмаев пригласил Матвея в свою, выделенную ему ректоратом университета комнату, и, извинившись за «академический беспорядок», выжидательно посмотрел на гостя, сузив и без того не широкие глаза. Матвей, придав своему лицу по возможности более простоватое выражение, довел до профессора заготовленную легенду о том, что, недавно, роясь на чердаке в старых бумагах своих покойных отца и деда, нашел письмо своего отца, в котором тот писал, что его отец, то есть дед Матвея, воевал в 20-ые года в Забайкалье с бандами атамана Семенова, повстанцами барона Унгерна, затем участвовал в закрытии бурятских монастырей, да и церквей в русском Забайкалье.
Как писал отец, под конец жизни дед чувствовал раскаяние за свою борьбу с религией, жертвовал деньги на восстановление церквей и даже бурятских монастырей, вернул в церковь несколько взятых им «на память» духовных книг и просил отца вернуть в Иволгинский дацан взятую им там рукопись – пергамент. Пергамент за время не самого тщательного хранения сильно поистрепался, и отец снял с него копию. Отец писал, что хотел выполнить волю своего отца, но жизнь распорядилась по-иному, и такое длинное путешествие оказалось ему не по карману.
Матвей сказал, что хотел бы выполнить волю своих деда и отца, но, прежде чем ехать в Бурятию, решил узнать, а что именно в пергаменте было написано. В поисках переводчика был задействован знакомый Матвей профессор Мусин – Залесский, внучка которого, Мария, будучи студенткой восточного факультета, и указала на досточтимого профессора Бадмаева, как специалиста по языкам этого региона и его истории.
Бадмаев внимательно выслушал Матвея, слегка покачиваясь на стуле, видимо, в такт своим неспешным мыслям. «Просканировав» эти мысли, Матвей не обнаружил в них ничего угрожающего, то есть, ничего подозрительного и настораживающего буддист в рассказе не почувствовал. Продолжая раскачиваться и смотря своими узко прорезанными глазами куда-то вдаль, за спину Матвея, Бадмаев заговорил.
- Да… Двадцатые годы… Забайкалье…
Кровавая борьба красных казаков с атаманом Семеновым, хотевшем создать на этой земле своё, Сибирское царство. И ведь справедливый был атаман, выступал за сохранение старых казачьих порядков, за свободу вероисповедания, мир с бурятами и другими коренными народами Алтая. Сурово судьба с ним обошлась, не помогла и дружба, и союзничество с властителем1 Азии бароном Унгерном.
- Да, вот Унгерн. Совсем мало о нём известно. Я, пока не прочитал это имя, совсем о нём ничего не знал. – вставил своё робкое слово Матвей.
- Барон фон Унгерн! Белый рыцарь Тибета, Бог войны, как называли его в Тибете и Монголии. Великая у него была идея – восстановить империю Чингизхана! Большой личной храбрости был человек. Не хватило ему силы, духовной, сакральной поддержки. Не принял он дар, который посылали ему небеса.
- Какой дар? - - удивился Матвей.
- Да это я так. Увлекся. У меня сегодня была лекция для стажеров из Монголии и Китая, мы с ними беседовали о духовных практиках, учении Дао. Вот никак из этой тематики выйти не могу. Так что вы мне хотели показать?
- Вот! – Матвей протянул Бадмаеву ксерокопию.
- А где центральная часть текста? – сразу спросил тот, едва взглянув на текст.
- Это всё, что я нашел в архиве отца. Он писал, что свиток был в плохом состоянии. Возможно, так и пропал на чердаке. Там же мыши, жучки разные…
- Очень, очень плохо. А вы точно больше ничего не нашли? Ну, ладно, ладно, - Бадмаев явно разволновался.
- Вы в какой гостинице остановились? А то я могу договориться, и вас устроят здесь, в корпусе для преподавателей.
- Спасибо, но я уже остановился в «Сосновом бору».
- Хорошо, подождите меня здесь. Я возьму свои словари. Оставил их в лекционном зале. Я быстро! – Бадмаев очень резво вскочил и выбежал из комнаты. Еще не выйдя за дверь, он уже выхватил из кармана мобильный телефон.
Злодей
«Ну, понеслось. Но зато легче стало. Злодей проявился…» - лениво подумал Матвей, доставая их холодильника Бадмаева холодную бутылку минеральной воды. Во рту пересохло, а просить попить у хозяина – стрёмно. Отравит еще! Не успел он отпить и половину бутылки, как вошел Бадмаев. Никаких словарей у него, конечно, не было. Да и забыл он о них.
Сев напротив Матвея, он начал медленно, с выражением, переводить текст. Перевод практически совпал с тем, который представил Матвею «служивый». А значит, можно было с уверенностью предположить, что и отрывок про передачу свитка и имена – пароли совпадает. Уже хорошо!
Закончив перевод, Бадмаев поудобнее расположился на стуле, явно готовясь к длительной беседе. Перейдя от вопросов о самом Матвее и его семье, он стал подробно расспрашивать об отце и деде. Особенно его интересовало, где именно воевал дед, где побывал, имел ли отношение к местам силы буддизма. По истечении почти часа беседы, у Бадмаева зазвонил телефон. Взяв трубку, он молча выслушал говорившего, ответив лишь короткое – «Понял!»
- Когда вы летите в Улан – Удэ? Завтра? Это замечательно, я тоже туда лечу. Да – да, у меня там намечены несколько семинаров в университете Иволгинского дацана. К тому же меня по-человечески заинтересовала ваша история, и я готов помочь вам. Я лично знаком с ламой этого дацана, и с удовольствием окажу содействие в организации вашей встречи.
Отказываться было не удобно, да и ни к чему.
Обыск в номере гостиницы был проведен неопрятно. «Поисковики» явно не имели отношения к официальным силовым структурам и не знали азов проведения обыска. По порядку, сверху – вниз, по часовой стрелке, ставя сдвинутые вещи точно на свои места. В номере же всё было проверено наспех, что было заметно даже по следам пыли. Вещи в чемодане были грубы разворочены так, словно нетрезвый хозяин в темноте искал оставшиеся деньги для продолжения экскурсии в бар.
Убедившись в отсутствии камер, Матвей дождался наступления темноты, демонстративно лег спать, но, полежав некоторое время, тихо встал, наощупь нашел решетку вентиляции и достал вложенный в отверстие файл с текстом пергамента. Остаток ночи файл провел под подушкой героя, а утром был перенесен в особый, изнаночный, карман походной куртки Матвея. Карман, по всей видимости, был специально предусмотрен китайскими модельерами для негласной перевозки чертежей конкурентов.
В аэропорт Матвей, в силу устоявшейся привычки, приехал загодя (надо же изучить обстановку на месте). В салоне связи был приобретен простенький аппарат. Сим-карту он купил еще вчера, в студенческом кампусе, где подобные симки без регистрации пользовались большим спросом. Свой телефон с выключенной батареей, равно как и часть денег, полученных от «служивого», он оставил в автоматической камере хранения. С нового телефона он позвонил по номеру с карточки турфирмы, заказал на следующий день прокатную автомашину на своё имя, сказав, что адрес доставки уточнит позже. Удостоверившись условной фразой, что его слышит «правильный» человек, попросил задержать чем-то на весь следующий день профессора Бадмаева, который летит с ним.
Войдя снова в зал ожидания, он увидел входившего в зал буддиста, чей чемодан, очевидно, в знак «студенческого подхалимажа», нёс какой-то рослый парень явно не монголоидной расы. Увидев Матвея, Бадмаев подчеркнуто радостно, раскрыв объятия, пошёл к нему навстречу. «Студент» поднёс чемодан ближе к профессору, внимательно осмотрел Матвея и тихо, по-английски, ушёл.
До отлета было еще достаточно времени и Матвей, на правах обязанного за услугу сопровождения и помощи, угостил профессора кофе. Религиозная ориентация Бадмаева не возражала против замены традиционного чая на отрицаемый буддистами кофе, и он даже рассказал Матвею о том, что его далекий родич под той же фамилией, проживавший в свое время в императорском Петербурге и лечивший всю русскую знать здоровыми запахами конюшен, тоже не гнушался кофейного напитка.
- Конечно, не гнушался. Ведь его пил сам Григорий Распутин, который и ввёл, по воспоминаниям очевидцев, того Бадмаева в элиту российского общества, а потом познакомил и с банкирами, с которыми ваш дальний родственник обделывал, по воспоминаниям тех же очевидцев, славные дела на военных подрядах. Если не ошибаюсь, тот Бадмаев канул в революцию куда-то то ли в Сингапур, то ли в Лондон? Наследства не получили?
Бадмаев сдулся на глазах. Выступивший сначала как буддийский гуру, он стал сутулым и обмякшим, как выжатый лимон.
- А вы – не простой человек, Матвей. Хорошо в истории разбираетесь. Это – хобби или профессия? Что касается наследства, то я – слишком далёкий родственник, чтобы на что-то претендовать.
- Нет, Дордже Эрденович, я не историк. Интересуюсь потихонечку.
Услышав обращение к себе по имени – отчеству, Бадмаев замолк окончательно. Хорошо, что он летел эконом классом, и у Матвея не было необходимости поддерживать разговор весь неблизкий полет.
Дацан
Приземление было на троечку, потому и аплодисментов пилоты не заслужили. Как выяснил Матвей, выйдя из самолета, причиной был сильный ветер порывами, что было обыденным явлением в этих местах.
Пассажиров бизнес класса выпускали из самолета первыми, но переднюю дверь почему-то не открыли (ветер?), и Матвею с его чемоданом пришлось идти через весь эконом класс, где он видел отвернувшегося от него Бадмаева, рядом с которым сидел… тот самый «студент», подносивший профессору чемодан. Нежданчик!
Выходя в зал прилета, Матвей увидел ожидавшую кого-то группу людей в погонах и без них, но с одинаковым выражением лица. Что же, хорошо иногда опираться на мощь государства и его силовых структур!
Гостиница, одно название которой – Парк Отель – тянуло на пять звёзд, удивила комфортом. И накормили неплохо. От пешей экскурсии по городу Матвей решил отказаться. Ветер!
Номер был заперт на все ключи, с вывешиванием грозной надписи - «Не беспокоить!». На всякий случай подперев дверь стулом, Матвей выспался как младенец. Вообще, за эту поездку он столько спал, в самолётах, гостиницах, вёл такой здоровый образ жизни, что чувствовал, как пухнут щеки. Еще, не дай Бог, живот начнёт расти…
Надраенный до блеска внедорожник подогнали к гостинице рано утром, оставив ключи и договор у портье. Подписав договор, Матвей сел в автомобиль, настроив в навигаторе пункт назначения – село Верхняя Иволга. Его отнюдь не удивило, что следом за ним от гостиничного паркинга отъехала неприметная «Нива». Порадовало лишь то, что в машине был только один водитель, и это был не Бадмаев.
Доехав по неплохой, в целом, дороге до села, Матвей без труда нашел дацан. Да и трудно было не заметить этот сказочно красивый комплекс с центральной пагодой в бескрайней степи. Поставив на гостевую парковку свой автомобиль, Матвей прошел прямо к центральному храму, приятно удивляясь отсутствию охраны и суровых адептов веры, строго следящих за проникновением чужаков.
Внутри, как сказала бы русская богомольная старушка – «грязненько, но пышно». Буддизм ведет своих последователей к чистоте душевной, не обращая внимания на чистоту служащих им предметов утвари. Как, кстати, и родственный ему индуизм. Двое молодых лам, или учеников, или студентов, о чем-то тихо говорили в углу храма.
Подойдя к ним, Матвей тихо спросил по-русски, где он может видеть главного ламу. Не удивляясь его вопросу, один из облаченных в жёлтую тогу юношей на чистом русском ответил:
- Он у себя, - и показал на лестницу в боковой части храма, ведущую на второй этаж.
Поднявшись наверх, Матвей увидел, что зашедший за ним в храм бадмаевский «студент» остался стоять внизу лестницы, что-то набирая в своем телефоне. Матвей вспомнил, что у входа в храм он видел знак, запрещающий использование мобильных.
Имена судьбы
Лама, а это очевидно был он, сидел на корточках перед дымящимися свечами, сложив руки в молитве. В красном одеянии, с гладко выбритой головой и тонких очках в золотой оправе, он выглядел торжественно и умиротворенно. Не зная, сколько продлится молитвенный сеанс и с учетом стоящего внизу «студента», а также возможности прибытия в любой момент в дацан Бадмаева, Матвей долго не раздумывал. Он просто положил перед ламой копию пергамента. Не удивившись и как-бы продолжая диалог с высшими силами, лама взял бумагу и буквально впился в неё глазами. Затем встал и молча, жестом, пригласил Матвея в маленький кабинет, вход в который был задрапирован красно-жёлтыми полотнищами.
- Где оригинал этого письма? - голос ламы был мягок, но в нем чувствовалась сила.
- Не мог вывезти из страны, где мне его передал умирающий друг. Пришлось уничтожить.
- Ты знаешь имена? Говори первое.
- «енарарБелый бог войны» и «Белый рыцарь Тибета» барон Унгерн.
- Хорошо. Второе имя?
- Содном. «Творящий добро».
- Хорошо. Жди здесь.
Через несколько минут, показавшимися Матвею часами, лама появился из другой потайной двери. В руках он нёс небольшую шкатулку зеленого камня. Шкатулка была закрыта на изящной работы замок в виде змеиной головы без отверстия для ключа и опечатана сургучной печатью с изображением дракона.
- Ты должен открыть ларец при мне. Иначе я тебе ничего не отдам, - лама поставил шкатулку на стол.
Матвей вспомнил слова Дэна – «Чтобы приоткрыть занавес тайны, ты должен думать о том добре, которое сделал и хочешь сделать для людей». И глядя на зелёный ларец, Матвей стал вспоминать все те добрые дела, которые он успел сделать в жизни. Начиная с Африки, где спас кубинского товарища, умирающую дочь вождя, африканского мальчика. Вспомнил историю Сережи Барановского, инвалида Митю и еще многих – многих. Сам не подозревал, скольким удалось помочь. Хотя и нельзя вспоминать сделанное тобой добро. Не твоё это дело…
Потом стал думать о том, кому хотел бы помочь. Но здесь в голове сразу вспыхнули слова Сережи о том, что он должен уничтожить Зло, избавиться от него так, чтобы никто не мог найти.
Не успела мысль покинуть голову, как сургучная печать с ларца отпала, замок – змея разомкнула пасть и крышка открылась. Еще не видя, что там, внутри, Матвей и лама стояли, завороженные ярким жёлтым светом, исходящим из ларца и заполнившим всю комнату. Когда свет несколько утратил свою яркость, и они смогли приблизиться к ларцу, увидели в нем ярко-жёлтый кристалл, внутри которого переливался свет, меняя свои цвета от тёмно-синего до ярко-белого.
- Бери, ты знаешь, что с ним делать, - усталым голосом, словно свалив со своих плеч многопудовую тяжесть, сказал лама, - только не закрывай над ним крышку, а то снова можешь не открыть.
Матвей вынул кристалл, предварительно плотно обмотав его переданной ему ламой тканью и положил в один из бездонных карманов своей куртки. Саму зеленую шкатулку спрятал в другой карман.
- А если бы я не открыл ларец? – не мог не спросить Матвей.
Лама взял отпавшую от ларца большую сургучную печать и положил её на то место, где лежал до этого ларец. Затем он отошел на своё прежнее место и, наверное, что-то нажал. Печать просто провалилась в образовавшуюся под сдвинувшейся столешницей щель.
- Там, внизу, колодец, где много веков живет змеиная семья. Мы их кормим. Это – не вечное хранилище, но определенная гарантия безопасности есть. Но главное – это мысли, без которых ларец не откроется. Многие пробовали. Китайские императоры, ваш барон Унгерн. Смерть их была страшна, но еще большую беду всему человечеству может принесли этот кристалл, если его используют черные душой люди. Войны, болезни и ненависть несёт он роду человеческому. Запомни, он не должен касаться кожи. А теперь прощай. Я выполнил волю Великого Тенгри и должен удалиться от мира.
На лестнице раздался топот ног и голос Бадмаева.
- Никто не должен уйти! Только живыми!
- Сюда, - показал лама на потайную дверь, через которую он внёс ларец, - Иди вниз, потом по коридору в университетский корпус. Боги тебе помогут!
Они спустились в узкую галерею, ведущую вниз. Заперев дверь на крепкий засов, лама показал Матвею направление, а сам незаметно исчез в одном и боковых коридоров.
Пока преследователи ломились в дверь и искали в лабиринте ходов ламу и Матвея, он сумел выскочить из университетского корпуса на парковку, вскочить в машину и заведя мотор, вылететь со стоянки. Через несколько минут он увидел за собой хвост пыли, в котором разглядел две машины. Сигналя и мигая фарами, Нива и какой-то иноземный внедорожник пытались догнать Матвея с его драгоценной ношей.
Асфальтовое шоссе было плохим помощником Матвею, тем более по нему хоть и редко, но проходили машины, а рисковать жизнью невиновных граждан не хотелось. Увидев на ответвлении дороги знак «Строительные работы», Матвей лихо его сшиб и полетел вперед, увиливая от ям и куч гравия. Подождав, пока внедорожник преследователей поравняется с его машиной, а сидящие в ней люди, достав оружие, начнут делать недвусмысленные знаки и стрелять в воздух, уговаривая Матвея остановиться, он резко подрезал преследователей, заставив их въехать в глубокий кювет. Чуть притормозив, Матвей вдруг вспомнил об оставленном для него подарке под приборной панелью. Чутьё его не обмануло. В засунутую под панель руку удобно и привычно легка рукоятка пистолета. Не успев даже рассмотреть модель оружия, Матвей поставил пистолет на боевой взвод, вышел из машины. Двумя выстрелами он заставил преследователей навсегда успокоиться. Еще два выстрела пробили бензобак и заставили воспламениться вытекающее топливо.
Осталась Нива. Немного отстав на разбитой дороге, она уверенно приближалась к Матвею. Судя по торчащим из окон рук с оружием, это был пятидверный вариант российского внедорожника, и было в нем не менее четырех человек.
Играть в засаду было бесполезно, и Матвей продолжил уход от погони, надеясь на другой удобный случай.