Константин Николаевич Степаненко / Петля Мебиуса — 7

Лида и Дэн

В большом жилом доме для сотрудников на охраняемой территории института Лида и Дэн получили, как и было им обещано, по отдельной однокомнатной квартир на одной лестничной клетке. В еще одной квартире жил нелюдимый старик с вечно всклокоченными шевелюрой и бородой и очками — телескопами. Стекла были настолько сильными, что глаз за ними практически не было видно. Четвертая квартира была закрыта. Лида сразу предположила, что там находится аппаратура для слежки за ей и Дэном, но, сколько она не прислушивалась и не напрягала своё «внутреннее зрение», ничего подозрительного не почувствовала. Такое было впечатление, что за запертой дверью была абсолютная темнота, словно «черная дыра» Вселенной. Расписание их пребывания в институте было очень простым. До обеда были занятия в классе, где кроме них были еще две девушки и один паренек, примерно одного с ними возраста. Так называемые занятия, которые, как им объявили, должны были завершиться выдачей свидетельства об обязательном для всех граждан некогда могущего СССР среднем образовании, включали в себя только лекции по математике, физике, химии, истории. Еще был русский язык и ... музыка. А, может, этого действительно хватит?

Сосед по квартире оказался преподавателем истории. Он никогда не здоровался, словно не замечал никого вокруг. Войдя в класс, он сразу начинал говорить. Никогда ничего не читал, да и не было у него ни книг, ни записей. Историю древней Руси, со всеми её князьями и царями, их женами, детьми, дружинниками он знал наизусть и говорил о них так, словно был знаком с ними лично. Но, помимо этого, он так же легко перечислял живших в те далекие годы вещунов, волхвов и прочих хранителей запретных знаний, которые всегда были рядом с князьями. И, по словам историка выходило, что все свои мало-мальски значимые поступи князья и воеводы совершали только после совета и одобрения своими всеведущими советниками. Да и вся история Руси оказалась не просто чередой междоусобиц, войн и набегов, а спланированной свыше логической чередой событий. События эти не просто обагрили кровью земли русские, но очищали её и вели по странному для стороннего взгляда, но четко очерченному пути, выковывая из смеси племен единый народ. Жаль, не успел историк дойти до императорского и последующего за 1917 годом грозного периода... Много интересного узнали бы ребята!

Остальные предметы тоже читали не по учебнику, а в вольном стиле, словно раскрывая подоплеку каждого известного факта. При обозначении теорем, тех или иных законов физики преподаватели говорили о странностях их авторов, их непохожести на окружающих людей, рассказывали о жизненных ситуациях, предшествующих рождению того или иного талантливого ученого или сопровождающих их по жизни. Под таким же углом зрения читалась химия, преподаватели которой иногда в пылу повествования упоминали о «философском камне», опытах древних и пророческих снах уже известных химиков, включая Менделеева с его таблицей и рецептом русской водки. Слава Богу, не читали лекций по литературе, ибо вот где действительно поле порассуждать о сокровенном и мистическом! На занятиях по «русскому языку» просто писали диктанты. Тексы были то из Библии, то из других религиозных книг. А иногда — из средневековых трактатов, либо учебников по квантовой механике или астрономии. Фразы, которые им надиктовывали преподаватели, обрывались в самых неожиданных местах, словно от учеников хотели получить их продолжение. Диктанты сдавались в конце занятий. Листы бумаги быстро собирал преподаватель, и никогда не возвращал обратно. То есть, никакой «работы над ошибками»...

Тишина на уроках была полная.

Материал рассказывался так интересно и так непохоже на изложение предметов в обычной школе, что даже Любе, в целом равнодушной к наукам, не хотелось перебивать и думать о чем-то другом. Дэн внимал преподавателям с полным вниманием. На уроках Лида и Дэн иногда обменивались между собой мысленными фразами. К Любиному удивлению, ни ей, ни Дэну так и не удалось «проникнуть» в мысли не только преподавателей, но и соучеников. Словно кто-то поставил «глушилку», да еще дал внутреннюю команду не пытаться читать чужие мысли. Однажды Лида попыталась напрячь все свои силы, чтобы проникнуть в мысли сидящей перед ней Оксаны — рослой узкоглазой красавицы с черными прямыми, жесткими на вид, волосами. И сразу же почувствовала словно удар током. А чей-то неведомый «внутренний» голос ей явственно сказал — «нельзя!» В классе ученики не разговаривали. Занятия шли почти без перерывов. Записей не вели. Писали только диктанты, остальное воспринимали на слух.

Исключение составляли занятия музыкой.

Никакой нотной грамоты. В начале каждого занятия им давали послушать мелодию. Чаще всего это была классика, но иногда им ставили народные мотивы разных уголков Земли или просто какофонию звуков природы. Затем каждый получал обычную дудочку — свирель. На голову им надевали наушники, полностью изолирующие от внешних звуков, и предлагали играть, ориентируясь только на силу своего дыхания и внутренний ритм. При этом, как казалось Лиде, им слегка ослабляли внешний контроль, и они могли, с трудом, но могли, слышать друг друга. Потом, в самом конце занятия преподаватели давали им прослушать «материал». Сначала все наигранные учениками мелодии были разными. Потом все мелодии как-то выравнивались в единый мотив, но финал неизменно был одинаков — все играли мелодию Дэна. Всегда тихая, безукоризненно правильная музыкально, эта мелодия покоряла всех и вела за собой. Была в ней неумолимая сила и властность. Но самое интересное начиналось во второй половине дня. После обеда в столовой, где Лида постоянно вертела головой, разглядывая новые лица, ребят разводили по разным лабораториям. И здесь уже Дэн и Лида «работали» отдельно, каждый со своей командой исследователей. Им было очень интересно узнавать свои собственные способности и возможности, их предел и направления применения. Интересно было общаться с одетыми в белые халаты, под которыми часто были видно погоны, «исследователями» и угадывать, что на самом деле стоит за тем или иным экспериментом. Интересно было видеть то восхищенные, то недоуменные взгляды людей, следящих за многочисленными приборами или ставящими то очень простые, то невероятно сложные задания. Интересно было обсуждать все произошедшее за день во время вечерней прогулки по институтскому парку, безлюдному, но всегда аккуратно выметенному и ярко освещенному. Наверное, они странно смотрелись со стороны — двое молодых людей идут молча по дорожкам парка, не разговаривая и внешне не проявляя друг к другу чувств, «неизбежно возникающих в этом возраст у представителей противоположных полов». Именно так было написано в очередном рапорте незримой охраны, который каждую неделю ложился на стол заместителю директора института по режиму. Через некоторое время стали заметны наметившиеся различия в подходах Дэна и Лиды к своему положению и работе в институте.

Дэн с увлечением мысленно рассказывал о том, какую пользу могут принести людям их способности. Он говорил о свободном обмене информацией, возможности лечения ранее неизлечимых болезней, утверждении на Земле эры добра, когда все помыслы людей будут чистыми, ибо иное будет сразу очевидным. Лида молчала, зная, что спорить с Дэном бессмысленно. Тот просто «уйдет в себя». Хорошо, если только на сути... Рекордом были две недели молчания, когда Лида неосторожно сказала Дэну после своего очередного занятия с психологом, что её умения «разводить лохов» хватит на жизнь им обоим. Она имела в виду, что сможет взять на себя все заботы о хлебе насущном, а Дэн может спокойно заботиться об остальном человечестве, но Дэн, почему — то, странно так на нее посмотрел и замолчал. Да, были такие занятия у Лиды. Ей показали методику воздействия на человека, даже обученного противостоять психологическому воздействию, и уже на третьем сеансе убеленный сединам и с волевым лицом мужчина — по виду, «настоящий полковник» — безропотно вручил ей «ключ от сейфа». Потом были занятия по входу без документов в «хорошо охраняемое помещение», когда под Лидиным взглядом строгий с виду вахтер пропустил её, как старую знакомую. Самое сложное было заставить его забыть о том, что именно её он пропустил внутрь. Лида показывала удивительные способности к подобного рода психологическим опытам. Она уже обратила внимание, что на эти сеансы, кроме обычных «исследователей», приходят и другие люди «в штатском», с нескрываемым любопытством изучающие ход экспериментом. И не только эксперименты, но и саму Лиду. Откровенные взгляды (и мысли) этих наблюдателей стали ей уже надоедать, а однажды так допекли, что она не удержалась и нанесла по воспаленному воображению одного из них мысленный удар. Тот ойкнул, сложился в поясе и медленно сполз со стула. С тех пор на нее во время опытов надевали длинный просторный халат, а наблюдающие сидели в дальних углах лаборатории. Когда опыты подошли к той стадии, когда перед Лидой ставилось задание внушить «объекту» задание прочитать некий документ, а потом «считать» текст этого документа из памяти «объекта», её попросили подписать некую расписку. В ней было не так много слов, но там были такие страшные слова как «неразглашение» и «обязуюсь сотрудничать». Лида подписала бумагу, почти не читая. В мыслях она была уже далеко, на самом острие такой прекрасной будущей жизни, где её ждали роскошные вечерние платья, роковые мужчины и пьянящее чувство постоянной опасности. Она давно прекратила рассказывать о том, чем занимается, Дэну, а он, похоже, и сам этим не интересовался, живя в своем уже сформировавшемся внутреннем мире. Дэн в подобных экспериментах не участвовал, и сам уже прекратил делиться мыслями с Лидой так, как он делал это раньше. Лиду это устраивало, ибо она знала, что Дэну не составляло труда заглянуть в её мысли, содержимое которых ему бы точно не понравилось. А Дэн всё чаще смотрел в ночное звездное небо и таинственно улыбался чему-то, одному ему известному. Дэн и Лида не читали газет, да и телевизор смотреть они не любили. Но они не могли не почувствовать, что вокруг происходит что-то странное. Преподаватели и «следователи» стали нервничать, а потом куда-то исчезать. Стали исчезать из института и некоторые их соученики. Их увозили ночью, на черных «Волгах», а иногда — на непривычных еще, огромных джипах с затемненными окнами. Территорию институтского парка перестали убирать, со столбов исчезли лампы, и сразу парк стал темным и тревожным. Из магазина на территории института исчезли товары, а кормить в столовой стали откровенно хуже.

Наступил кризисный 1991 год.

На нескольких крытых армейских грузовиках вывезли оборудование лабораторий. Ученикам срочно вручили аттестаты об окончании средней школы и буквально приказали собрать вещи и ждать «особого распоряжения». Вечером к Дэну и Лиде зашел Николай Николаевич. Он сильно изменился за последние дни, и ребята впервые увидели его пожилым и усталым. Тяжело вздохнув, он присел на стул в крохотной кухоньке квартиры Дэна. Лида, как обычно, была в гостях у Дэна, поскольку в последнее время не любила, когда кто-то посторонний вторгается в её внутренний мир. Даже если это только квартира. И даже если это Дэн. А, может быть, просто не хотела, чтобы Дэн увидел купленные ею буквально за несколько дней до краха институтского магазина несколько кофточек, платьев и брюк, а также набор хорошей косметики. Накануне вечером она заперла дверь своей квартирки, задернула плотную штору и примерила перед зеркалом все вещи. А потом попробовала положить косметику. Видели бы её сейчас восхищенные «наблюдатели» из лаборатории! Николай Николаевич заговорил в непривычной для него жесткой манере: — Многое вокруг нас изменилось. Объяснять не буду, некогда. Сами потом все поймете. Мне удалось вас сохранить, не допустить, чтобы вас вышвырнули. Или продали. Как других... Но вам придется расстаться. Сейчас ваши пути расходятся. Когда-нибудь это должно было случиться. Такова жизнь. Я сейчас забираю Лиду. Она будет жить и работать в.... одном секретном городке. Там ты, девочка, будешь заниматься примерно тем, что тебе так нравилось ... во время опытов здесь, в институте. Дэн уедет завтра. В другой городок. И тоже будет заниматься любимым делом. Тебя, парень, ждут иные миры, иная реальность — Николай Николаевич кивнул головой на звездное небо за окном. — Завидую тебе, Дэн. Хотел бы быть рядом, но у каждого есть предел возможностей. Да и грехи не пускают — он криво усмехнулся. — Ладно, помогу на первых порах Лиде. А там видно будет.

Дэн и Лида молчали. Конечно, им не хотелось расставаться. Кроме того, Николай Николаевич, видимо, в силу свалившихся на всю многострадальную страну проблем, забыл «включить» свою обычную защиту. И заглянувшие в его мысли Лида и Дэн увидели там такой мрак и хаос, что их прежде безграничное доверие к старшему другу и наставнику было подорвано. Попросив Николая Николаевича заехать за ней через полчаса, Лида буквально насильно упаковала в сумку немногочисленные вещи и документы Дэна и зашла за своей, уже собранной сумкой. Дэн как-то странно медлил, словно не решался сделать этот шаг. Лида впервые видела его таким. В окно они увидели, как «Волга» Николая Николаевича отъехала от их дома и покатила в сторону главного корпуса института. Лида стащила за собой слабо упирающегося Дэна по лестнице в вестибюль. Сидящую на вахте тетю Машу Лида обработала таким зарядом своей воли, что тетя Маша тут же забыла, кого она видела и спокойно уснула на боевом посту. Пробежав темными дорожками парка к боковым воротам институтской территории, Лида «усыпила» бдительность дежурившего там бойца, который сам открыл им ворота и тут же об этом забыл. Побоявшись ехать в город на электричке, Лида с уже пришедшим в себя Дэном вышли на трассу, поймали попутку и уже через пару часов были на окраине столицы. А где еще можно затеряться двум беглецам в такое смутное время? Ребятам повезло. Продавщица ближайшего киоска, торговавшая «паленой» водкой, итальянским «шампанским» и польским ликером «Амаретто», сдала им комнату в своей двухкомнатной квартире. Диван там был один, и Дэн лег на полу. Ночью Лида проснулась и увидела Дэна, стоящего у окна и смотрящего в звездное небо. Такого взгляда она не видела у своего друга никогда. Одна неделя проживания на «вольных хлебах», когда впервые за многие годы Лида и Дэн только и делали, что читали газеты, смотрели телевизор и грызли купленные в местном магазинчике полуфабрикаты, съела все их сбережения.

Инфляция...

Из прессы, «желтой» и очень грязной, они не узнали ничего для себя интересного. А по телевизору Лида видела знакомые по институтской столовой лица. Мужчина бегал по сцене, размахивал руками и вводил в транс набившихся в зал зрителей. Потом был еще один, заколдовывающий взглядом из телевизора банки с водой.... Кто-то кого-то лечил движениями рук.... А газеты были полны объявлениями очередных целителей. Много разных талантов и их почитателей в земле русской! А на жизнь надо было зарабатывать. Воровать и использовать приобретенные в институте навыки Лиде не хотелось. Честно признавалась себе, что боялась. Сразу вспоминалась колония. Теперь за нее никто слова сильного не скажет, да и с Дэном уж точно придется расстаться. А этого Лиде совсем не хотелось. У нее к своему другу была не просто привязанность. Чувствовала она, что Дэн стал чем-то вроде её талисмана, без которого она пропадет.

Решение пришло неожиданно.

Проходя вечером по улице, они увидели ярко освещенный павильон «Игровые автоматы» и зашли внутрь. Просто посмотреть. Лида купила в кассе пару жетонов и протянула один Дэну: — Давай, сыграй на удачу. Свой жетон она проиграла сразу. А Дэн все ходил по залу, приглядываясь к автоматам и играющим. Это были, в основном, старушки и подростки. — Ты чего не играешь? Удачу ищешь? — Лида потянула Дэна к выходу. — Уже нашел,— тихо сказал Дэн и подошел к одному из автоматов, от которого только что отошли два огорченных подростка. Бросив в щель свой жетон, Дэн плавно потянул за ручку, и зал огласился победным маршем и звоном падающих жетонов. Лида захлопала в ладоши. Дэн «взял» еще один автомат и, получив у недовольного кассира пачку банкнот, они вышли на улицу. — Как ты это делаешь? — Лида с восхищением смотрела на Дэна. — Я чувствую. Чувствую, что автомат полный и чувствую, когда надо бросать и как тянуть ручку. Вечером они устроили пир, купив своей хозяйке одну из её ликерных бутылок.

Воодушевленные успехом и легкостью заработка, они с утра обошли весь район, наметив еще несколько игральных павильонов. Осторожная Лида, помня свое криминальное детство, сказала, что больше двух автоматов в одном месте брать нельзя. Проходя мимо рынка, они увидели «наперсточника», ловко катающего на ящике свои наперстки над беленьким шариком. Раскрасневшаяся на морозном воздухе Лида подзадорила Дэна: — А слабо угадать? Цыганистого вида «наперсточник» лихо расставил свои наперстки. — Ну, подходи, красавица. Угадаешь — и счастья и денег много будет! Лида уже было потянулась к среднему наперстку, но Дэн сильно дернул ее за рукав. — Пойдем, не надо. Все равно обманет. Нет там никакого шарика. Цыганенок метнул в Дэна недобрый взгляд. — Зачем так говоришь? Красавице счастье сглазил. Она бы угадала. Вот он, шарик...

И, подняв средний наперсток, показал лежащий под ним беленький комочек. Лида хотела что-то сказать Дэну, но, взглянув в его глаза, сочла за благо промолчать. Уже отойдя от играющих, Дэн тихо произнес: — У него шарик к ногтю приклеивается. Не надо было подходить к ним. Уезжать надо отсюда.

Лида не стала возражать.

— Хорошо. Вечером выиграем немного денег и переедем. — Нет, давай уедем сейчас. — У нас же нет ни копейки. А на что жилье снимать? Надо же аванс платить. Ну, последний раз... Они и сами не сразу заметили, что после побега из Института они перестали разговаривать мысленно, перейдя на обычный язык.