Константин Николаевич Степаненко / Айшат и Бурятия

Айшат и Бурятия

Мы сейчас находимся в Бурятии, моей родине, родине моих предков, которые жили здесь многие – многие века. Мой отец, как и его отец, их деды и прадеды много поколений были шаманами, хранителями наших верований и памяти Богов. Шаманами назвали их вы, русские. Для нас они всегда были Бо – знатоки, целители, хранители знаний и традиций. Есть простые шаманы, а есть старший, верховный, Бо. Таким был мой отец.

Стать даже простым шаманом, Бо, у нас, у бурятов, очень сложно. Помимо внутренней готовности взять на себя ответственность, должны быть внешние приметы, указывающие на избранность. В нашем роду у всех Бо с рождения были родимые пятна в виде летящего орла или шестой палец на левой руке. У моего отца, Тамбо, было шесть пальцев, как и у его деда.

Кроме того, перед перерождением в Бо, мужчина должен тяжело переболеть, перейти грань жизни, увидеть царство теней, услышать голоса давно ушедших. В самом себе он должен отказаться от любви только к своим близким, впустить в сердце любовь и сострадание ко всем страждущим, и прежде всего к своему народу. Должны остаться только вера в наших богов, готовность подчиниться их голосам и указаниям. В обязанности Бо входит уход за нашими святилищами и проведение самых сокровенных наших обрядов, когда только избранные допускаются к общению с божествами.

Богов у бурятов много. Только верховных богов, Тэнгри, насчитывается девяносто девять. Наиболее почитаема Мать всех богов – Ээхе Бурхан. Боги есть как добрые, так и злые. Такое разделение необходимо для поддержания гармонии в природе. И жертвы мы приносим как добрым, так и злым богам. Злые – предпочитают кровь и мясо животных, добрым мы даем молоко, алкоголь и дым наших костров.

Только верховный Бо знает, где находятся наши Святилища, и самое главное из них, где стоят изваяния Богов во главе с Великой матерью Ээхе Бархан и проходят самые важные встречи наших вождей и шаманов. Оно расположены в тайном месте, проход к которому знает только верховный Бо. Даже вождям и менее посвященным шаманам завязывают глаза и верховный ведет их, связанных одной веревкой.

Мой старший брат со своей женой погибли из-за того, что от них требовали показать святилище. Но он этого не знал! Он не был, да и не должен был стать очередным Бо…

Отец не выдержал этого горя и покинул этот мир. Как ты, Матвей, знаешь, мы с Игнатом взяли к себе его детей, чтобы хоть этой малостью искупить нашу возможную вину перед Богами.

Да, забыла сказать. Каждому Бо Великая мать Ээхе Бурхан присылает помощника, который защищает шамана и является его руками и головой в этом сложном внешнем мире. Так, моему отцу она прислала мою мать, которую больной девочкой оставили на дороге китайские купцы. Отец выходил её и сделал своей женой. Он говорил, что шаманам необходимо иногда вносить в свою родню иноземную кровь. По его словам, это позволяет острее чувствовать боль и чаяния иных народов, живущих рядом с бурятами. Так что во мне есть китайская кровь.

- А как называются женщины – шаманки, если они вообще существуют? – Матвей начинал догадываться…

- Существуют и сейчас. Старики говорят, что раньше у племени бурят главенствовали женщины. Они же были и шаманами. Их называют «удаган».

- Айшат, ты – удаган? – прямо спросил Матвей, не обращая внимания на побелевшего от такого вопроса Игната.

- Да, я шаманка. У меня на боку есть родимое пятно в виде парящего орла. Оно очень нравится Игнату. За время своей тяжелой болезни, я прошла обряд самоочищения. Игнат ухаживал за мной, видел, как я разговаривала с тенями.

На бравом казаке Игнате не было лица, одно белое пятно, которым он и кивнул.

- И, кстати, об Игнате, - продолжал свою линию Матвей, - это ведь его Великая мать, как её, Бурхан, прислала тебе и твоему отцу в качестве помощника. И его не бурятская, а казацкая, то есть славянская кровь пришлась вам весьма кстати!

- Всё так, - устало кивнула головой Айшат, - но есть одна деталь. И не такая уж маленькая. Как и мой отец очень любил мою мать, так и я люблю Игната.

На этом на сегодня всё. А то мой бедный муж уснёт за столом, а ты, Матвей, с учетом съеденного и выпитого под мой рассказ – под столом! Да и услышанное тебе обдумать надо.

Гостевая комната в доме была занята уже спавшими, судя по тишине, дочками и внучками. Матвей храбро предложил, что переночует на сеновале, но ему, оказывается, уже постелили в протопленной бане.

Прекрасно выспавшись и выйдя утром во двор, он мысленно поблагодарил хозяйку за теплый ночлег. Чтобы умыться, ему пришлось разбить корку льда на стоявшей у бани кадушке с водой, а проходя мимо сеновала, где планировал провести ночь, он увидел, что торчащие из сенника стебли сильно схвачены льдом.

Да, Байкал, студеное море!

Закутавшись в тулуп и просев на крылечко бани, он постарался внимательно осмыслить услышанное вчера и понял, что самого главного – а зачем его сюда вызвали? – он еще не знает.

Вышедшая из дома старшая дочь, Угуль, кажется, позвала его в дом, завтракать. Выпив чая со свежеиспеченным пирожком, который хозяева называли бурсак, Матвей искренне отказался от предложенной Игнатом рюмки настойки, за что заслужил понимающий и благодарственный взгляд Айшат. Походная одежда, штаты и куртка были вычищены от пыли, снасти уже ждали в «козлике», толстый слой пыли на котором от ночной изморози скатался в грязные капли. Обе внучки, со смехом, сбивали метелками эти шарики с брезента и помятых боков машины. Заключительным «штрихом мастера» была протирка Игнатом стекол, после чего преображенный ГАЗик бодро завелся, показывая полную готовность к дальнейшим подвигам.

Матвей и раньше бывал в Сибири, был влюблен в алтайскую природу, был не раз очарован Белокурихой и Телецким озером, но Байкал он видел впервые. Вчера, грязный и усталый после насыщенного дня, он не оценил всего величия и красоты великого Моря-озера в лучах заходящего солнца. Поэтому, когда машина выехала к прямому спуску к воде, и Байкал предстал перед ними безмятежным, утрене – спокойным, умытым ночной росой и накрытым иссиня-голубым безоблачным небом, Матвей не смог сдержать восклицания восторга.

- Красавец! – поддержал его Игнат, - ты еще его в бурю не видел. Вот где мощь и сила! Поневоле поверишь в Тэнгри и других Богов. Чувствуешь себя такой песчинкой, такой малостью беспомощной. Я - то в море далеко не хожу, а рыбаки, да карбасники, что по всему Байкалу грузы возят, говорят, что его бури – страшнее других, даже морских и океанских. Ветер, молнии и звуки рассерженной воды такие, что за одну непогоду несколько раз с жизнью прощаешься и потом словно истинно воскрешаешься!

Сегодня с берега порыбалим. Может, хариусов возьмем, ушицу забабахаем. Ты внахлыст ловишь умеешь?

Приехав на место, где небольшая бурная речушка, бойко сбегая по каменным порогам с сопок, резво впадала в Байкал, они выгрузились и приступили к лову. Любой рыбак знает, что во время этих священнодействий любые сторонние разговоры недопустимы. Им повезло, и за час с небольшим они взяли несколько хороших «хвостов», достаточных для ухи. Запасливый Игнат быстро соорудил костер, порезал в котелок с байкальской водой припасенные морковь, картошку и лук, добавил щепотку трав и бросил в закипевший бульон нарезанную рыбу. Через положенное время, традиционно «загасив» уху обгорелой веткой и влив к котелок рюмку водки, они присели у костра. Допив оставшееся в бутылке – не везти же её, начатую, домой? – приступили, было, к разговору. Но казавшийся таким добродушным и расслабленным Игнат наотрез отказался отвечать на вопросы Матвея, сказав, что Айшат попросила оставить все разговоры на вечер. Матвей понял ситуацию, а Игнат, неторопливо помешивая угли в костре, вдруг спросил обычным спокойным голосом.

- Не за тобой ли следят? Не поворачивай голову, но слева, с сопки, стеклышки поблескивают. Два стеклышка, рядом, явно - бинокль, и одно одиночное – прицел, однако. Продолжаем рыбалить. Захотят нас пристрелить, мы ничего сделать не сможем. Мы здесь как на ладони. Укрытий нет, да и что толку. Ружье у меня одно, в машине. Пока добежим… Часик ловим, потом спокойно идем к машине и уезжаем.

Айшат с девочками работали и играли во двое. Они явно не ожидали такого раннего возвращения рыбаков и не успели принарядиться. Отправив девочек накрывать на стол, Айшат вопросительно посмотрела на Игната.

- Чужие… Всю рыбу распугали… - позывной «Казак» был лаконичен, - возьми вон улов в машине. Матвей удачливым на ловле оказался. Шесть «хвостов» взял.

- И еще один хвост привел, с оптикой, - попытался сострить Матвей, но друзья даже не улыбнулись.

Позже, когда опять собрались за столом и отдали должное закускам, заговорила Айшат, словно продолжая вчерашний разговор.

- Думаю, ты, Матвей, ждешь ответа на главный вопрос – а зачем ты здесь. Узнаешь, потерпи. А пока, немного истории.

Камень Великой матери

Много веков назад, когда могучее племя бурятов счастливо и богато жило в мире со своими соседями, наши предки украсили святилища Богов самым драгоценным, что могли найти. Стены были выложены золотыми пластинами с небольшими самоцветами. У главной же фигуры – Великой матери всех Богов Ээхе Бурхан на груди было вырезано каменное ожерелье, украшением которого был зелено-голубой камень необыкновенной чистоты и прозрачности. Эти камни вы сейчас называете аметистами или празиолитами. Такие камни, но гораздо меньших размеров, и сейчас находят в наших краях, в старых каменоломнях и заброшенных золотых шахтах.

По легенде, камень Великой матери сам начинал светиться и менял силу своего света, передавая людям волю своей божественной хозяйки. Только Бо, великий шаман, знал этот язык и мог трактовать послания Матери.

В 17 веке в Сибири стали селиться русские. Уходя от царского и боярского произвола, они стали отбирать земли у коренных жителей и основывать свои поселения. Это были первые сибирские поселенцы, казаки, нашедшие, как им казалось, свою благословенную свободную страну Даурию. Отряды этих казаков стали наниматься на службу русским купцам, прокладывавшим тогда торговые пути на восток.

Один из отрядов этих казаков – дауров наткнулся на наше святилище. Думаю, случайно, поскольку никто из посвященных не мог предать своих Богов и открыть казакам тайное место. Казаки разграбили золото и драгоценные камни. Пытаясь выковырять драгоценный камень из каменного ожерелья Великой матери, воры откололи кусок камня. Осколок упал и закатился за постамент изваяния. Его нашел Бо, великий шаман, пришедший в оскверненное святилище после того, как его покинули разбойники.

Он сделал ритуальный нож с маленькой фигурой Великой матери и вставил найденный им осколок камня в эту фигуру. Это был один из моих давних предков. По оставленной им легенде, Великая мать специально отколола кусок камня, чтобы оставить бурятам след и возможность вернуть камень на место.

Теперь история, как на развилке дорог, расходится на два направления.

Первое – судьба самого камня Великой матери.

Пока камень был на территории Сибири, мы знали его судьбу. Я не понимаю, почему его не вернули тогда, но мои предки говорили, что Великая мать не давала такого распоряжения…

Итак, воры - казаки продали все награбленные ими сокровища русским купцам. Ходит легенда, что, когда они возвращались в свою станицу с обозом полученного от купцов добра, на них напали местные. Смерть разбойников была мучительной и жестокой.

Сам камень купцы подарили потом русско-немецкой императрице Екатерине Второй. У той уже была брошь из похожего минерала, которую ей подарил её польский любовник. Два камня не прижились у одной хозяйки, и наш талисман начал путешествие от одной русской императрицы к другой, причем переходил он только к женам действующих императоров, принимающих судьбоносные для страны решения.

Пока камень был у российских императоров, судьба была благосклонна к бурятскому народу. Заключенные Россией договоры с Китаем, хоть и разделили бурятов на проживание в разных государствах, но сохранили их связь и дали возможность выжить. И земли наши остались нетронутыми, нас не коснулось крепостное право, и в царских войнах буряты не гибли, хотя со времен Чингиз-хана считались отличными воинами.

Для отслеживания судьбы нашего камня в Петербурге туда были направлены наши представители, многие из которых были отмечены даром шаманов. Про Бадмаева знаете?

Последней императрицей, которая держала в руках наш священный камень, была Мария Федоровна, жена императора-богатура Александра Третьего и мать вашего последнего, погубившего Россию, – Николая Второго.

Интересно, что жене Николая Второго, Александре Федоровне, она не стала дарить этот камень, нарушив давнюю традицию императорского дома. Что это, как не воля Великой матери?

Возможно, камень пытался предупредить Марию Федоровну о грядущих бедах, но, не зная его языка, она могла просто испугаться его свечения.

В 1877 – 1878 годах шла очередная русско-турецкая война, и Мария Федоровна ездила на санитарных поездах, организованных возглавляемым ею Красным Крестом Российской империи. Во время этих поездок она познакомилась с будущим министром путей сообщения Михаилом Хилковым, оказывавшим, по поручению правительства, помощь в движении этих поездов. Желаю отблагодарить своего помощника, Мария Федоровна подарила ему этот камень, уже вправленный к тому моменту в оправу, носимую как украшение.

С этим камнем Хилков приехал в Сибирь, строить прямую ветку через Байкал. Был 1905 год, шла война с Японией, и России надо было ускорить подвоз снаряжения к фронту. К тому времени, как ты, Матвей, должен знать, поезда из промышленного центра России шли до Байкала, до станции Слюдянка. Там вагоны грузились на ледоходный паром «Байкал», который вез из до другого берега, где их снова цепляли к паровозу и везли дальше, на восток. Под руководством Хилкова и по его проекту проложили путь по льду Байкала. Уже старый, Михаил Иванович лично руководил работами. Его часто видели и работавшие на стройке буряты, подтверждавшие, что Хилков постоянно носит камень Великой матери на груди, рядом с орденами. Он гордился этим камнем, повторяя, что тот приносит ему удачу.

Известно, что камень сам определяет своего хозяина, и то, что Хилков столько лет носит этот камень, вызывало к нему уважение местного населения. Именно это уважение помогло Хилкову остановить начавшиеся на стройке мятежные настроения 1905 года, во время которых он и заболел. Пробыв еще несколько дней дома, на станции Танхой, он окончательно слег и был вывезен в Россию. Грузившие его в сани бурята утверждали, что камня на его мундире не было, хотя за пару дней до этого они его видели. Жена и немногие домочадцы Хилкова уехали, как только начались волнения, и потому не могли увезти камень с собой. Прислуживавшая графу кухарка из местных утверждала, что сам Хилков из дома не уходил, но его старый слуга – дворецкий пару раз по вечерам выносил из дома небольшой саквояж. В день отъезда Хилкова дворецкий умер от сильной простуды. Дом Хилкова разграбили, ничего ценного у графа – бессребреника не нашли, и со злости все пожитки и сам дом сожгли.

Камень остался не найденным.

Его тайну знали немногие, со временем о камне забыли. И лишь совсем недавно молва о спрятанном в этих местах драгоценном камне вновь появилась среди жителей и многочисленных здесь искателей приключений.

Уж не ты ли, Матвей, стал причиной этого проснувшегося интереса? Давай, рассказывай, твой черед.

Матвей честно рассказал историю с купленной им в Рыбинске чашкой, попытках найти родственников Хилкова с благородной целью вернуть им чашку. Поведал о «музейных работниках», открывших ему тайну камня и своей очевидной непричастности к поискам самого камня.

- Да сто лет не нужен мне этот камень, из-за которого угрожали моей семье! Никому об этом не говорил, даже когда сюда ехал. И до сих пор мне непонятно, почему в карте, которую передал мне Александр, значится какой-то «Хилков камень»? А за свою ребячливость с теми парнями в поезде мне даже стыдно… Как пацан какой-то, не сдержал себя. Чёртов язык!

- На карте отмечен реально существующий «Хилков камень». Это огромный валун, который, по указанию Хилкова, тогда установили в качестве опоры подъездного пути к ледовому покрытию Байкала. Он не дает рельсам сползать в воду в паводок. Его несколько недель сюда тащили, как валун для питерского «Медного всадника»! Наши тащили, буряты. Потому и чтим как память...

То, что ты ребят в поезде раздразнил, так это может и на пользу нам выйдет. Пусть проявятся, поговорить всегда полезней. Надо узнать, чего хотят, - Айшат старалась быть рассудительной.

- Нам выгодно? Нам? - Матвей даже рассердился, - мы вместе что, в какую-то авантюру влезаем? А о детях своих подумали? Мне оно зачем!? И последнее – Айшат, ты так открыто говоришь здесь обо всем. Не боишься, что услышат? Сейчас такая аппаратура есть…

В доме посторонние в последние дни были?

- Посторонних в нашем доме не бывает. Больных принимаю в особом домике, здесь, рядом. Никто нас не слышит. Он бы предупредил, - она показала на отцовский нож, сегодня, как и вчера, лежавший на столе, рядом с её тарелкой, - он бы обязательно предупредил меня. Как и о лжи, и об опасности.

- Ты понимаешь язык этого камня? - Матвей уже почти всё понял.