Константин Николаевич Степаненко / Черные клоуны — 1

«Люди так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить».
Николо Макиавелли

«Счастье — это когда тот, кто тебе завидует, нагадить не может»
Есть такая мудрость у некоторых народов

Бывают в жизни такие периоды, когда человеку просто тяжело. Тяжело ходить и разговаривать, совсем не хочется ничего планировать и предпринимать. И, вроде бы, никаких видимых причин для такого состояния нет, а вот тяжело и все. То ли атмосферный столб начинает давить сильнее, то ли астрологическая предопределенность так сплетается с другими изгибами судьбы, что тебя просто закручивает в этот клубок.

Есть разные пути преодоления этого состояния. Кто-то пьет, кто-то закутывается в одеяло и тихо хандрит дома. Можно, конечно, продолжать изображать из себя несгибаемого оптимиста и носить на лице улыбку, бодрым голосом сея вокруг себя хорошее настроение и уверенность в завтрашнем дне. Но это тяжело. Себя не проведешь, да и людей не обманешь. И такое преодоление самого себя не во имя большой цели, а просто так, отрицательно сказывается на психике и все равно, рано или поздно, прорвется наружу. Но тогда будет хуже. И тебе и окружающим.

Матвей знал два диаметрально противоположных способа преодоления такого состояния.

Первый из них — это хорошо погулять в душевной компании. Чтобы люди были тебе приятны, не таили в душе разные мелкие пакости, открыто улыбались и были искренни в проявлении чувств. Надо как следует выпить и закусить, попеть песен, а то и просто помолчать. И грусть-тоска медленно сползает с сердца, морщины на лбу разглаживаются, а утренняя головная боль не идет ни в какое сравнение с прежней душевной хмарью.

Второй способ подходит, когда тяжело уже серьезно и долго. Побыть наедине с собой. На природе, подальше от знакомых стен. Походить по лесу, прижимаясь к деревьям и напитываясь от них энергией. Вдохнуть свежий густой воздух с запахом мороза или трав. Или полежать, широко раскинув руки, на траве или снегу, словно взлетая в бездонное небо.

Вот сейчас Матвею было тяжело. Наверное, просто устал. Он пережил несколько непростых жизненных ситуаций, не требовавших больших внешних физических усилий, но их нужно было пропустить через себя и принять решение не умом, а каким-то внутренним осознанием собственной правоты. Самое сложное — убедить в этой правоте окружающих и претворить в жизнь принятые решения. Собрав всю волю в кулак, используя харизму и силовые методы воздействия, гибко подстраиваясь под окружающих, дабы не вызвать у них заведомого отторжения, ты осуществляешь запланированный вариант решения проблемы. Переводишь дыхание и... что?

Как правило, твою правоту никто явно не признает, и в лучшем случае ты не подвергнешься сильной критике. Через некоторое время осознаешь, что все, за что и с чем ты боролся, не стоит и ломаного гроша. То есть, победив, ты улыбаешься тому, что месяц назад тебя пугало.

В такие вот дебри раздумий и колебаний, обычно чуждых не слишком извилистой мужской душе, был ввергнут Матвей.

Для начала он обратился к первому варианту. В соответствующем антураже были собраны друзья, отчетливо съедено-выпито, спеты любимые песни. И голова, как положено, болела утром. Но не ощущал Матвей ожидаемого раскрепощения. Не было и привычного полета мыслей и страстного желания вкусить еще.

И тогда он понял, что пора ехать. Далеко и одному. К самому себе. В окружении природы попытаться восстановить внутренний мир, обрести гармонию, открыть в себе еще что-то неведомое. И поразить потом всем этим близких и приятных тебе людей.

Он выбрал Алтай. Этот край раз и навсегда запал в душу Матвея своей первозданностью и неиссякаемой энергией природы. Озерами и горами. Растущими на камнях деревьями, прикосновение к которым наполняет причастностью к Вечному, а пьянящий воздух — свободой. Что-то необъяснимое происходит с людьми в этой горной стране, и поступки их измеряются уже иными мерками. Помыслы становятся чище, мусор разный из головы вымывается. И главное — сомнения уходят, и начинаешь понимать суть происходящего вокруг тебя мельтешения сует.

Билет до Барнаула куплен, место на турбазе забронировано. Настало время самых волнующих моментов сборов — проверка, подгонка, закупка рыбацкого и походного снаряжения, отсев лишнего, упаковка рюкзака. Уже от одного осознания, что начинаешь дорогу к самому себе, от предвкушения всего неизвестного, что ждет впереди, на душе становится легче и чище.

Осталось сделать первый шаг.

Самая длинная дорога начинается с одного шага... Кому бы ни приписывали авторство — древним ли китайцам, грекам или даже ацтекам, эта мысль просто сама приходит в голову. Уже потом, когда эта самая длинная дорога давно пройдена. Ибо, делая первый шаг, никогда не знаешь, каков будет путь, и к чему тебе суждено прийти.

Вот и у Матвея, устало смотрящего в окно на вечернюю Москву, эта фраза сама собой возникла в голове. Ниоткуда. Просто возникла и все, словно давая повод вспомнить и заново пережить события последней недели.

Первый шаг был сделан обычным летним утром. Был будний день, середина недели. В хорошем настроении Матвей называл среду «маленькой пятницей», позволяя себе отметить это событие встречей с друзьями либо славным семейным ужином с бутылочкой хорошего вина или еще какой «изюминкой» из области кулинарных или культурно-развлекательных изысков. Чтобы потом спокойно и уверенно можно было дожить до настоящей пятницы. И отметить ее как следует.

Сейчас он действительно устал и явно из последних сил дорабатывал неделю перед отпуском, мысленно уже настроившись на него.

В Москве стояла удушающая жара, и Матвей решил перед работой заехать в бассейн. Не пропадать же, в конце концов, практически бесплатному членскому билету, который причитался ему по контракту с работодателем! Да и хотелось нырнуть в прохладную воду, размять порядком задеревеневшие в кресле мышцы перед предстоящим активным отдыхом.

Матвей был «жаворонком», легко просыпался очень рано, и подъем в шесть утра не был для него тягостным и мучительным.

Приняв душ, просмотрев новости и съев йогурт, он надел джинсы и тенниску с маленьким зеленым крокодильчиком на левом кармашке, легкие туфли — процедура утренней подготовки к выходу «в свет» была завершена. Как же хорошо иметь возможность ходить на работу без пиджака и галстука... Хотя и официальный костюм иногда надо «выгуливать». Чтобы ни костюм, ни ты не теряли форму и привычку друг к другу.

Солнце ярко светило в окно. Автомобильный поток только набирал свою полноту и утрамбованность. По улице шли легко одетые, а иногда и едва прикрытые одеждой люди. Матвей представил себе, каково им сейчас прижиматься друг к другу в метро. Бедные мужчины! Как писал незабвенный Ги де Мопассан: «С каждым годом появляются перед нашими глазами новые поколения прелестниц. А ведь и прежние еще чудо как хороши!».

Итак, хандру в сторону! Жизнь прекрасна во всех своих проявлениях, а грядущий день, казалось, не таит в себе никаких видимых угроз...

Закрыв за собой дверь общего с соседями коридора, Матвей нажал кнопку вызова лифта и привычно проверил в спортивной сумке наличие трех предметов — пропуска, ключей от кабинета и мобильного телефона. Когда он выходил из дома в костюме, то со стороны проверка выглядела как некий магический ритуал, которым каждый день освящал себя Матвей: быстрое прикосновение сначала к правому карману пиджака, затем к левому и наконец к заднему карману брюк.

Лифт уже подходил и готовился к шумной процедуре открывания дверей, когда Матвей услышал какой-то шум за дверью, где находилась лестница, предназначенная для экстренной эвакуации в случае природных или бытовых катаклизмов. Жильцы дома пользовались ею в исключительных случаях выхода обоих лифтов из строя. В остальное время, особенно в вечерние и ночные часы, лестница служила либо для веселого времяпровождения молодежи, либо, как правило, зимой, местом ночлега прокравшихся в теплый подъезд бомжей. Солидные жильцы не любили ни тех, ни других. Одних — за шум, бутылки и иногда разбросанные пустые шприцы; вторых — за запах и опять же бутылки.

Вот и сейчас Матвей подумал, что шумит кто-то из завсегдатаев потаенных лестничных ступенек. Богатая фантазия живо нарисовала картину «Утро на ступеньках после молодецкой вечеринки» со всем сопутствующим реквизитом. Проверять догадку совершенно не хотелось, да и какое-то еще не окончательно проснувшееся внутреннее чувство лениво подсказывало: «Ну не носи ты туда свою многострадальную... спину!».

Но восторжествовало чувство долга солидного жильца. Матвей открыл дверь и вышел на лестничную площадку.

На ступеньках лежал прилично одетый мужчина лет тридцати пяти. Лежал на боку, спиной к Матвею, как-то неловко скрючившись и прижимая обе руки к правому боку. В районе четвертого ребра, как сказал бы один из знакомых Матвея, иногда вспоминающий в теплой компании о своем медицинском образовании и навыках военно-полевой хирургии, под руками лежавшего расплывалось темное пятно, и густые темно-красные капли степенно скатывались по ступенькам. Бедолага едва слышно стонал. Чуть ниже на ступеньках лежал раскрытый и пустой атташе-кейс, содержимое которого кто-то, похоже, высыпал в угол лестничной площадки.

Матвею довелось видеть достаточно крови, пролитой в результате медицинских, военных или криминальных действий. Но он так и смог спокойно относиться к ее виду и сильно сомневался, когда его уверяли, что к этому можно привыкнуть. Нет, у него не кружилась голова, и не появлялось чувство брезгливости. Ему было обидно за то, что этот символ человеческой жизни, данный нам Создателем для вершения славных дел, бесцельно выливается из человеческого тела.

Раскрылись створки лифта, и на лестничной площадке появился местный участковый в сопровождении незнакомого милицейского капитана.

Капитан, окинув профессиональным взглядом представшую перед ним картину, не слишком вежливо обратился к Матвею:

— Что здесь произошло? Это вы нам звонили?

Матвей спокойно пожал плечами:

— Я только зашел. Услышал шум. Вам позвонить не успел«.

Пока участковый производил необходимые следственные действия, вызывал по телефону коллег и «скорую», капитан, выведя Матвея на лифтовую площадку, долго и нудно его допрашивал. Проверил и переписал паспортные данные, попросил визитную карточку, уточнил место работы и номер мобильного телефона.

Матвея удивило, что капитан не задал ни одного вопроса о личности потерпевшего, ведь, как известно всему населению нашей страны из любимых милицейских сериалов, именно это интересует следственные органы в первую очередь. Строго предупредив Матвея о нежелательности покидать город в ближайшие дни и возможности вызова «для дачи личных показаний», капитан поинтересовался лишь, не брал ли тот чего-либо на месте преступления. Услышав, «не брал, да и не успел бы», капитан как-то искоса взглянул на Матвея, явно желая возразить, но передумал и отпустил свидетеля.

Поскольку оба лифта были заняты прибывающими врачами и милицией, какими-то другими специально обученными людьми, заполнивших собой все пространство, Матвей решил спуститься вниз по злополучной лестнице. Лестница — спасибо уборщице! — была чистой и опрятной, но идти следовало осторожно. На ступеньках могли попасться иголки и маленькие шприцы, а наступить тонкой кожаной подошвой на подобный «сюрприз» не хотелось. По целому ряду причин...

Спустившись на три этажа, Матвей наметанным глазом заметил в углу бумажонку. Она была настолько аккуратно сложена, что явно не могла быть выброшенной. Да и события несколькими пролетами выше... Мысли еще крутились в голове Матвея, а он, убедившись, что его никто не видит, уже поднял бумажку и спрятал... под легкую стельку туфли. Почему он это сделал, Матвей не смог бы объяснить даже самому себе, но внутренний голос, что ли, подсказал — надо поступить именно так.

У подъезда он увидел капитана, разговаривавшего с каким-то темноволосым мужчиной. Капитан стоял к подъезду спиной, а собеседник — боком, что не позволило Матвею увидеть его лицо. Но этот человек ему был явно не знаком. В этот момент мужчина, увидев выходившего из подъезда Матвея, что-то быстро сказал капитану, а сам, так и не показав лица, быстро отошел к поджидавшему его черному БМВ. Капитан резко повернулся к Матвею:

— Вы шли по лестнице? Ничего подозрительного не видели? И не подбирали? Извините, я вынужден это проверить. Если хотите, можем проехать в отделение.

Ехать в отделение Матвей не хотел и безропотно продемонстрировал капитану содержимое сумки и карманов.

Не найдя ничего предосудительного, но пристально всматриваясь в безмятежное лицо Матвея, капитан, приложив руку к фуражке, извинился «за беспокойство» и посулил «возможность новых встреч».

— Буду рад помочь, — с достоинством ответил Матвей и пошел к автомашине.

Утреннее купание было испорчено, а потому он сразу поехал на работу, несказанно удивив охрану столь ранним появлением.

Подходя к зданию, он вспомнил, как впервые оказался здесь пару лет назад. Прием на работу советника с неопределенными должностными обязанностями и никому не известного по предыдущим местам трудоустройства породил, как водится, море домыслов и предположений. Только ленивый не комментировал «достоверно известные данные» о предстоящей роли Матвея в корпорации. Был представлен весь диапазон — от подготовки компании к поглощению до изучения контингента сотрудников с целью проведения крупномасштабного сокращения. Когда Матвею отвели последний резервный кабинет на «начальственном» этаже, суета вокруг его персоны достигла апогея. В его кабинет могучим потоком потекла информация. Сама потекла, без каких-либо усилий, по крайней мере, явных, со стороны Матвея. Посетители его кабинета, старательно затворив за собой дверь, несли все: от грандиозных прожектов развития корпорации до обыденных сплетен и компромата на сослуживцев. Последнее пресекалось решительно и сразу, но позволяло выявить презираемую им породу склочников. Что касалось проектов развития, Матвей внимательно их изучал и даже сумел убедить руководство корпорации в целесообразности использования некоторых идей.

Все это работало на имидж Матвея, и уже через пару месяцев он чувствовал себя в новом офисе так, словно работал в нем со дня основания. Приятно грели душу две мысли — во-первых, он не вредил людям, а приносил конкретную помощь, а во-вторых — не надо было рваться по служебной лестнице, сбивая локти о чьи-то скулы и обдирая колени на шероховатостях ступенек.

С легкой руки Матвея и к величайшей радости сотрудников, в офисе был введен порядок — приход на работу не ранее чем за полчаса, а уход — не позже одного часа после официально установленных границ рабочего дня. В противном случае следовало оформлять разрешение. Формально это было закреплено в «Положении о персонале» красивой фразой: «На рабочем месте пересиживают те, кто не способен рационально использовать рабочее время». В действительности же, таким образом службе безопасности было проще контролировать людей. И, прежде всего, их обращение с корпоративной информацией и электронными средствами связи. Факсов не было, вся переписка велась только по электронной почте. Центральный сервер, естественно, стоял на полном контроле, на рабочих местах сотрудники не могли копировать информацию. Таким образом создавалась иллюзия, что вся конфиденциальная коммерческая информация находится под замком. Конечно, всего лишь иллюзия, но она привносила необходимый элемент «дисциплины и корпоративной культуры». Как записано в том же «Положении о персонале».

Разумеется, руководство, а в число «небожителей» негласно входил и сам Матвей, могло не обращать внимания на такие условности и не соблюдать им же введенные правила. Как же приятно нарушать, зная, что за этим не последует никаких карательных мер...