«Удар о землю ума не прибавляет. Особенно, если головой»
И. Нютин, прапорщик, воздушно — десантные войска.
«Удар твердого предмета о голову дает порой удивительный эффект»
И. Ньютон, английский физик.
Она была уродливой.
Поразительную оттопыренность ушей так и не могла скрыть тщательно начесанная на них волна жестких, словно обильно спрыснутых лаком, волос. Выпуклые и практически лишенные ресниц глазки смотрели явно в разные стороны, увеличивая сектор обзора еще на полгоризонта. Остренький носик, словно сбитый хорошим боксерским ударом, упрямо торчал вправо и вверх. Кривые ножки были вызывающе выставлены напоказ и подчеркивали анатомическую худобу своего истока, называемого специалистами гастрономической отрасли филейным отделом. Худенькая шейка утыкалась в грудную область, скудно представленную двумя торчащими ключицами. То есть, ни крупа, ни его противовеса — так называемой «кормовой группы», которые, как известно, являются витриной любой женской особи, здесь не было и в помине. Про остальные части тела, даже если бы и удалось заметить их наличие, и говорить не хочется. Ибо литературных слов таких нет, а иное недопустимо в приличном обществе.
Но вы — то наверняка знаете, как это бывает в жизни — встретив что-то отталкивающее и откровенно уродливое, человек непроизвольно начинает искать хоть какую-то привлекательную деталь, которая могла бы оправдать само существование монстра. В основе этого феномена лежит не столько любознательность и любовь к окружающему миру, сколько дух противоречия и желание выделиться. Мол, вы, все остальные, не заметили этой изюминки, а я нашел! И, найдя её, эту, хотя бы самую ничтожную привлекательную деталь, человек невольно проникается симпатией и ко всему остальному субъекту. Еще бы, ведь это именно он нашел эту суть, оправдывающую существование всего остального, уже не важно, в какой физической форме! И он готов говорить об этом своем открытии, объясняя его прочим слепцам. Потом это упоение найденным достоинством переходит в обожествление всего субъекта, которое не терпит противоречий и критики окружающих. Поскольку признаться даже самому себе, что был неправ в эстетической оценке... Это уже подвиг, и не каждому он по плечу.
Вот так и нравятся отдельным представителям рода человеческого явные уродцы. И именно так объясняют психологи и примкнувшие к ним сторонники старины Фрейда природу влюбленности женщин в физически непривлекательных мужчин. Именно женщин, поскольку только у них, самых умных и проницательных, чувство собственной правоты и непризнания мнения прочего человечества достигает небывалых высот. А еще у них есть сострадание, потребность наставлять (на путь истинный! А вы что подумали?) и опекать. Про нормальных мужчин в этой роли Матвей что-то не слышал. Видимо, мало читал сказок.
Если это так, то такой изюминкой у Неё могла стать улыбка, этот залихватский оскал с гордой демонстрацией тоже остреньких и тоже кривеньких зубов. Словно хотела она сказать всем окружающим — «Да, я знаю, что я — страшненькая. Но мне наплевать! Воспринимайте меня такой, какая я есть. А нет — стройными колонами идите по хорошо всем известному адресу!»
И это подкупало.
Поэтому Матвей еще раз, но уже с уважением, посмотрел на собаку и очень вежливо спросил у стоящей рядом обладательницы умопомрачительных, но стройных ног, растущих из очень маленьких шортиков, вызывающе не доходящих до серьезно выдающейся вперед коротенькой маечки:
— Простите за навязчивость, но какой породы ваша собачка? Если это собачка...
Вопрос был задан на английском языке, и Матвей был доволен тем, как ему удалось сформулировать саркастическое окончание фразы в лучших традициях британского юмора. Сделав вид, что не заметила иронии, владелица собачки сняла свои солнечные очки и с заметным удовольствием произнесла что-то очень длинное с множеством собачье — дворянских приставок «фон». При этом она так гордо смотрела на Матвея, что тот даже засомневался, было, в своем культурном уровне. Правда, к чести нашего героя, сомнение это, устыдившись даже факта своего появления, исчезло моментально. Настоящему мужчине всегда есть, что сказать приятной даме, и у Матвея уже готова была сорваться с языка фраза в духе незабвенного сына турецкоподданого О. Бендера — " Не может быть! Вас обманули, и вам досталась еще более ценная разновидность этой удивительной породы! Я узнаю её по подшерстку!«. Но взглянув в откровенно смеющиеся и неожиданно умные глаза собеседницы, смог произнести только банальное:
— А я — Матвей. Просто Матвей. Вот, гуляю...
Сказал он это уже по—русски, поскольку ошибиться в определении соплеменника, а уж тем более, соплеменницы, он не мог. Но та оказалась еще и гуманной, сразу прояснив ситуацию.
— А я — Ира, и я вас знаю. Вернее, видела. Вы с моим грозным надсмотрщиком Василием сидели вчера вечером в баре у бассейна. Еще бутылку у бармена забрали и сами себе наливали. А импортные женщины на вас безрезультатно заглядывались..., — и она очень хорошо улыбнулась.
Бар у бассейна был очень маленьким, всего несколько столиков напротив длинной барной стойки, и Матвей мог поклясться, что этой девушки вчера там не было. Он бы её точно заметил. Не потому что, а просто он — наблюдательный. Остальных-то он прекрасно видел и даже сейчас был готов описать каждого и каждую. Зато он теперь точно знал, кто она.
В этот турецкий отель они с женой приехали позавчера вечером. Причем еще за неделю до этого даже подозревать не могли, что такое с ними произойдет. Свободные деньги и, главное, две недели отпуска образовались, как всегда, неожиданно. Матвею вдруг вернули долг, который он уже мысленно простил. Работодатель сам поехал отдыхать и настойчиво рекомендовал это сделать своему ближайшему окружению. И главное, как оказалось, Матвей давно обещал своей жене «море и солнце». А как честный человек, он должен был выполнить обещание. Хоть какое-то из них. В разгар сезона в ближайшем турагентстве «из приличного» смогли предложить только этот маленький, но весьма дорогой отель. Судя по цене, здесь в знаменитое турецкое «всё включено» должны были входить не только все имеющиеся в трех барах напитки, но и еще какие-то тихие, а то и просто громкие радости, о которых стыдливые сотрудники турагентства, видимо, просто забыли рассказать Матвею. В тот же вечер их прибытия отдыхавшие неподалеку московские знакомые — а где еще пообщаться москвичам, как не в Турции? — приехали на взятой напрокат автомашине к ним в гости и активно уговаривали еще не отошедших после перелета Матвея с женой отправиться с ними на три дня на какой-то знаменитый минеральный источник, где, само собой, делают «совершенно волшебные косметические процедуры». Жена, не сразу, но сдалась и неожиданно согласилась. Матвей же, используя весь свой дипломатический и артистический талант, сумел уклониться от участия в поездке. До сих пор он не понимал, как это ему удалось, но, видимо, так решили звезды. В тоскливом взгляде своего приятеля, которому, мало того, что не получилось выпить в тот вечер с Матвеем по причине своего водительского положения, но и в целом не удалось «откосить» от поездки на источник, читалась откровенную зависть. Еще бы, ему предстояло три дня работать «живым кошельком» и «трезвым рулем»! Придется Матвею в Москве заглаживать перед ним свою невольную вину.
Утром приятели заехали за женой. Та, будучи человеком долга, не передумала, хотя определенная борьба мотивов в ней чувствовалась. Только перед самым отъездом она посмотрела на Матвея долгим внимательным взглядом и, произнеся свое обычное — «Я тебя умоляю, веди себя хорошо», получила необходимые заверения и честный взгляд мужа. С этим она и уехала. И вот они впереди — три дня одиночества. Три дня тихого спокойного отдыха. Тренажеры, бассейн, здоровая морская пища, наслаждение взятой с собой книгой и спокойно-холостяцкий стаканчик на ночь. И всё! Никаких знакомств, бурных общений, заплывов в ширину и танцев народов Севера под яркой турецкой луной!
Сразу после отъезда жены и друзей была, конечно, и неизбежная легкая грусть — не зря ведь говорят, что прощаться надо, как навсегда. Кажется, О. Мандельштам написал — «И каждый раз навек прощайтесь, когда прощаетесь на миг....». Так и наши предки, славяне, говорили при расставании — «прощевайте», то есть «прощайте». Это ведь свои грехи они просили простить уходящего на тот случай, если судьба не даст им встретиться вновь. А эта гениальная по смыслу фраза, которую Матвей слышал на Урале и в Сибири — «Ну, прощай пока». Здесь и не упущенный миг «вдруг последнего» прощанья, и надежда на встречу. Сильно сказано!