Константин Николаевич Степаненко / Меч Рюрика — 6

После беседы с «Олигархом», с которого Матвей мысленно снял это высокое и много-к-чему-обязывающее прозвище и стал даже в мыслях называть просто по имени и отчеству, в голове его вертелась какая-то каша. Сабельки, Рюрики, серьезные московские дяденьки. Дребедень, одним словом. Но сама ситуация требовала серьезного изучения. Ибо вляпаться можно легко и непринужденно, а чиститься придется долго и противно. Но и при подходе к метро — а в будние дни Матвей предпочитал не использовать личный транспорт, да еще в забитом машинами московском центре, — и дома он напрасно ждал, что в тренированном мозге привычно станет выстраиваться четкая и логичная схема происходящего.

Не выстроилась.

Хотя все казалось до банальности простым: один «приближенный к власти» фондик, нет, из уважения к его участникам, назовем его Фонд, решил упрочить свое положение, а заодно и «отмыться», то есть подчистить все свои грешки — а у кого, скажите, их нет? — решением «общенациональной» задачи. Ход примитивен, но, как показывает практика, достаточно эффективен. Выбор объекта...Почему именно Рюрик? А почему бы и нет? Против Рюрика в истории нет ни одного плохого слова. Земли русские собирал? Собирал! Потомство царственное оставил? Еще какое! Не только все русские великие князья и первый русский царь (то есть кесарь, он же цезарь, он же конунг) Иван Грозный от корня Рюрика пошли, но и польско-литовская королевская династия Ягеллонов варяжского князя в родоначальниках числила. А сколько рюриковской крови через дочерей русских князей в европейских царствующих династиях булькает! И даже в онемеченных почти полностью Романовых она есть. Мало, но есть! Ибо мама Петра Первого, Нарышкина, была из Рюриковичей. Дальних, бедных, но Рюриковичей!

А почему меч? А что еще? Шлем был у Александра Македонского, череп Ярослава Мудрого (тоже, кстати, Рюриковича), восстановленный профессором Герасимовым, памятен нам еще со школьных учебников истории. Опять же череп коня Вещего Олега; черепа врагов, из которых пили половцы; сушеные черепа у аборигенов Австралии и Африки. Есть еще седло! Но оно у дикой козы... С трюфелями... Тут мысль Матвея окончательно замерла, и он уснул.

Проснулся рано, с одной, но умной мыслью. «Надо поговорить сДанилычем. Знает много, не отягощен знаниями о сегодняшних подковерных схватках, не тривиален в суждениях, может высказать здравую мысль».

Но сначала надо было договорить вчерашний разговор. Машина, как и ожидал Матвей, была ему подана уже к половине девятого, и в девять Матвей уже здоровался с улыбнувшейся ему «Ключницей», мысленно, но высоко оценил декольте и маникюр «Барби» и поприветствовал вставшего при его появлении охранника. Служба, чувствует старшего по рангу! Или уже что-то знает? Через минуту перед Матвеем уже стояла чашечка ароматного кофе, а сам он сидел в том же кресле, в том же кабинете, перед тем же Сергеем Борисовичем. Нет, обманываю. Не перед тем же. Сегодняшнего хозяина кабинета словно всю ночь мололи в камнеломке и мозгодробилке. Он явно похудел на несколько килограммов (вот тут завидовать не надо!), под глазами темнели печальные полукружья, но глаза горели упрямо и жестко. Школа! Ее не прогуляешь...Он был краток и четок в формулировках.

Итак, в доставленном футляре меча не было. Реликвия была лично осмотрена представителем фонда, которым был официальным заместителем Сергея Борисовича, в швейцарском банке, в посольстве России в Берне, в момент передачи меча в МИД России. Об этом имелись передаточные акты, должным образом оформленные. У контрольно-пропускного пункта МИД представитель фонда с футляром в руках был встречен охранником и сопровожден до автомашины фонда. Там футляр находился на коленях заместителя Сергея Борисовича; охранник сидел рядом с ним; в бронированном Мерседесе все двери были заблокированы. Движение автомобиля отслеживалось по навигатору, никаких отклонений от маршрута не зафиксировано.

— Своему заместителю, Василию Васильевичу, вы, безусловно доверяете?

— И не только я. Он является, как бы это сказать, доверенным лицом ...учредителей фонда.

— Контроль за вами? И вы это знаете?

— Да, это оправданно. Слишком велика ответственность. Если бы он хотел заполучить меч, он мог это сделать раньше и не своими руками. Он ведь покупал меч и документы.

— Кстати, а где документ «Аненербе» и заключение ватиканских экспертов?

— У нас. Лично передан мне в руки папским нунцием. Этот канал оказался надежнее.

— Сколько времени футляр находился без прямого присмотра в вашем кабинете? — голос Матвея резко прервал Сергея Борисовича.

— Откуда... Как... Как вы узнали? — хозяин кабинета был поражен и не пытался это скрыть, — мы никому об этом не говорим!. Да и какое это имеет значение? Кабинет под постоянным надзором, здесь всегда секретари, моя охрана...

— Есть ли видеокамеры в приемной и в кабинете?

— Нет, в этом нет необходимости. Лишние источники информации, лишние глаза...

— Сколько времени футляр был здесь до того, как вы обнаружили, что он пуст?

— Минут двадцать. У меня была... деловая встреча, здесь, недалеко. А мой заместитель, Василий Васильевич, ему надо было привести себя в порядок после дороги. Да и не сидеть же ему в моем кабинете или в приемной! Когда я появился в фонде, ему сразу же позвонили, и он пришел.

— Если я правильно понял, он оставил сумку с футляром в вашем кабинете?

— Нет, он положил футляр на мой стол, а сумку забрал. Она и сейчас у него. Хотите взглянуть?

— Пожалуй, в этом нет необходимости. А вот на футляр я хотел бы посмотреть. Я могу видеть, — Матвей чуть было не сказал «потрогать» -футляр этого... изделия? Тот, из которого его похитили?

— Боюсь, что нет. Видите ли, мы отдали его экспертам, на предмет возможных отпечатков пальцев.

— То есть, вы заявили, что в подлинном футляре лежала ювелирная копия меча и отдали этот футляр на экспертизу только ПОСЛЕ ПРЕЗЕНТАЦИИ? И этот самый футляр лежал с копией меча на вашей презентации?— Матвей не мог поверить в реальность услышанного.

— Да, так получилось. Нам очень хотелось найти вора, — Сергей Борисович выглядел явно сконфуженным.

— И что же вам ответила экспертиза? — очень спокойно спросил Матвей, не сомневаясь в ответе. И опять угадал.

— Все отпечатки тщательно стерты. Даже с применением полировочной мастики.

— Прелестно, — вспомнил Матвей Ворону из детского мультфильма, — и последний вопрос — футляр, из которого украли настоящий меч и который вы отдали на экспертизу, как-нибудь запирается? Если да, то как открыли замок? Если нет, то он должен был быть помещен в специальный транспортный контейнер...

Про себя он загадал, каков будет ответ. И снова угадал.

— Нет. Старинный футляр не имеет замка, только обычные защелки. А нам как-то не пришло в голову изготовить контейнер для перевозки. Ящик в ящике? Матрешка какая-то... Тем более, что для его экспозиции в Оружейной палате уже изготовлена специальная подставка. Там ведь клейма с двух сторон. А этот футляр весь поцарапанный, да еще со свастикой. Его ведь немцы сделали. В могильнике Олега меч — то был явно без футляра, — пытался шутить Сергей Борисович. Но Матвей уже встал «на тропу войны» и не реагировал на подобные неформальности.

— Вы можете показать мне копию меча, которая была на вашей презентации? Хоть в руках его подержать.

— Нет, не могу. Вчера, как вы помните, я был вызван неожиданно «наверх», и я передал эту копию как оригинал, а также подлинники всех имеющихся документов, включая финансовый отчет. Я не мог поступить иначе, вы же понимаете. «Наверх» дошла информация о том, что вокруг меча началась какая-то политическая игра. Пока наш фонд выигрывает её, и нам это очень важно. Я доложил, что в целях дезинформации, а затем и дискредитации наших противников, а я имею в виду политических противников России, мы имитировали кражу реликвии. Теперь до её официальной презентации она будет находиться в самом охраняемом месте России. Если вы найдете подлинник, он займет свое историческое место в коллекции российских артефактов, если нет — там будет копия. Какая, к черту, разница! У нас ведь есть заключения экспертов, и уже подготовлено историческое обоснование. Вы видите, я ничего от вас не скрываю.

— А как же ватиканские эксперты? — не удержался от вопроса Матвей. Его охотничий запал как-то пропал. Осталось чувство горечи и обиды. В том числе и за Державу. Что хотят, то и делают. А, впрочем, так всегда и было...

— Решим вопрос! — зло, но весело ответил Сергей Борисович. Нелегко, видимо, далось ему это решение, но, приняв его, он был готов драться за него до конца. Чем не мог не вызвать к себе определенное уважение. А, впрочем, ему было что терять.

Ситуация требовала осмысления, что и было немедленно предложено хозяином кабинета. Нажав потайную кнопку, он «сдвинул» закрывавшее полстены венецианское зеркало, за которым оказался прекрасный бар с достойной коллекцией спиртных напитков. Вызванная другой кнопочкой «Барби» принесла поднос с достойной напитков закусью, и беседа перешла в неформальную стадию. О мече, да и о самом Рюрике больше не говорили. Как и подобает взрослым, уважающим себя мальчишкам, подробно обсудили московские пробки, автомобильный рынок, перешли к тонкостям изготовления французских коньяков, их отличия от арманьяков, и завершили признанием явных достоинств ирландского виски. К естественной кульминации такого разговора, а именно, к приоритету хорошей российской водки, решили не переходить, ибо голова утром болит у всех.

И у некоторых больнее.

Уже было поздно, когда Матвей покидал гостеприимный кабинет, в котором довольно странным образом ковалась история нашего государства. В приемной с ним попрощались «Барби» и охранник, в служебные обязанности которых входило: у первой — выполнение последних на этот день распоряжений руководителя (попрошу без ухмылочек!); у второго — доставка последнего до дверей дома. На столе перед «Барби» лежал каталог известного ювелирного дома, охранник довольствовался затрепанным журналом «За рулем». Последней любезностью Сергея Борисовича было распоряжение доставить Матвея домой на своем «Мерседесе». Наш герой не нашел в себе сил отказаться, хотя и понимал, что обрекает хозяина еще на лишний час пребывания в кабинете. Впрочем, с учетом бара и «Барби»...

Стоп, сейчас не об этом!

Спалось Матвею плохо и тревожно. Помимо постоянной жажды и духоты, его охватывали какие-то обрывки сновидений. Здесь был и римский сенат, где император Август в порыве гордыни приказывает прибавить к названному в свою честь месяцу тридцать первый день, чтобы хотя бы в этом сравняться со своим предшественником Юлием Цезарем. Сделав это и поставив все последующие поколения в недоумение по поводу лишения бедного марта одного дня, Август передает свой меч своему же троюродному брату Прусту с завещанием построить им (этим самым мечом) новый Рим.

Затем вдруг возникла картинка масштабных раскопок, где под конвоем спесивых немцев с автоматами и рвущимися с поводка собаками советские военнопленные раскапывают какой-то холм. В палатке на столе лежит целая груда ржавых мечей, наконечников и кольчуг, с которых кисточками счищают землю мужчина и женщина, оба в очках и халатах. Затем ночное буйное подсознание нарисовало гигантский имперский кабинет с висящими свастиками, где узкоплечему мужчине со смешными усами и дрожащими руками показывают футляр с лежащим в нем коротким прямым мечом. На мече ясно видны два клейма — круглое, с профилем, и руноподобное. Мужчина вскидывает вверх правую руку и что-то визгливо кричит. Ему подобострастно вторят находящиеся перед ним несколько мужчин в пиджаках и в военной форме.

Последним в эту ночь и наиболее подробным было видение голубого неба над величественной площадью с устремленной ввысь капитулом собора св. Петра. Этот вид открывался из стрельчатых окон одного из кабинетов резиденции Святого Престола, где за огромным столом, на которым были разложены многочисленные документы и инструменты по их изучению. Двадцать первый век причудливо соединил пожелтевший пергамент с суперсовременными ноутбуками, старинные циркули и хитроумные медные полукружья, с помощью которых наши далекие предки шифровали свои послания, с ультрафиолетовыми лампами и электронными считывателями поврежденных фрагментов. На удобных старинных полукреслах удобно расположились друг напротив друга двое благообразных седых мужчин в почти одинаковых серых костюмах. Еще более похожими их делали стоячие воротники черных рубашек с белыми вставками.

— Я благодарен вам, монсеньор, за то, что вы нашли время и посетили наш исследовательский центр. Не скрою, несколько обескуражен тем, что предметом вашего неоценимого внимания стало обычное исследование, которые мы провели по заказу русских. Как вам известно, мы не отказываем никому в экспертизе любых предметов материальной и духовной культуры, до сих пор не известных широкой публике. Помимо совершенствования наших методов исследования, это позволяет пополнить сокровищницу Ватикана новыми знаниями и артефактами. А, кроме того, это дает нам уникальную возможность выполнять одну из основных задач, поставленных перед нами Святым Престолом, а именно — не допускать появления каких-либо знаний, которые могут принести вред нашему общему делу.

— Брат Флавио, мы с вами знакомы и доверяем друг другу еще с дней нашей учебы. Так что обойдемся без лекций. Мы не на заседании ученого совета, и мне, как куратору вашего центра, прекрасно известны все детали и тонкости вашей работы. Вернемся к мечу Рюрика. Я хотел бы изложить вам положение вещей на сегодня. Русские получили реликвию, которую мы много лет, весь период после Второй мировой войны, считали утраченной. Да — да, мы знали, что нацистский институт «Аненербе» нашел меч Августа — Рюрика, и Гитлер отдал распоряжение должным образом вставить этот предмет в формируемую нацистами теорию арийского господства над миром. Поражение в войне помешало этим планам, которые в целом укладывались в нашу концепцию укрепления позиций Ватикана в послевоенном мире.

— Но, монсеньор, Гитлер и католицизм? А концлагеря, истребление людей?

— Брат мой, вы всегда были излишне эмоциональны. Гитлер уничтожил бы православие, ослабил ислам, подорвал растущее влияние английских и американских разновидностей протестантизма. Ватикан, являясь в этом идеологическим союзником нацизма, остался бы доминирующей церковью в мире и уж как-нибудь решил бы потом вопрос с уничтожением евреев, цыган и других народностей. Это есть путь страданий, и его надо пройти!

— Я восхищен вашей мудростью, монсеньор!

— Не моей, а Церкви! Сколько раз в своей истории ей приходилось искать путь к власти и душам людей, и не всегда этот путь был прямым и очевидным для всех.