Меч Рюрика (версия для печати)

«Не пишите про Россию романов с веселым и счастливым концом. Не поверю...»
Вдумчивый читатель

— Ни одна идеология никогда не обещала отдельному человеку счастья в этой жизни. Даже романтики, типа Томмазо Кампанелла с его «Городом солнца», фантазировали о том, что все должны трудиться ради какого-то будущего всеобщего счастья. Мало того, что будущего, так еще и всеобщего, а значит, ничейного. А это значит, что, как только появятся продукты этого всеобщего счастливого труда, кто-то непременно захочет их получить. Причем получить в единоличное владение. Ну, такова природа человека, этого homo, который sapiens, то бишь, разумный, только тогда, когда ему самому что-то надо. В остальных же вопросах он остался таким, каким был много веков назад. И цель остается та же — приспосабливаться, чтобы уцелеть и, по возможности, ухватить кусок повкуснее.

Так красиво и в общем-то правильно рассуждал под теплым майским солнышком Данилыч, в прошлом преподаватель общественных наук в каком-то не самом главном вузе тогда еще большой страны и даже лектор общества «Знание», а теперь просто пенсионер, любитель выпить и потрепаться, а вернее, поговорить с теми, кто был в состоянии оценить глубину его суждений. И не только сухо оценить, но, естественно, угостить его пивом либо парой баночек чего-то шипучего и слабоалкогольного. После крепких напитков, даже в самых малых дозах, его рассуждения взлетали до таких высот метафизики и исторических парадоксов, что не только уследить, но и понять его было почти невозможно. Поэтому крепких напитков ему не покупали, хотя поговорить с ним любили многие.

Раньше подобные достопримечательности были в каждой пивной или рюмочной, но когда эти забегаловки были повсеместно закрыты, особенно в центральных районах города, уцелевшие пивные философы просто ушли. Кто — прямиком в бомжы, а наиболее стойкие, в ком еще остались гены борьбы за самовыживание, переквалифицировались в дежурных по подъездам. Те из них, кто в далеком своем прошлом имел отношение к законченному среднему, а нередко даже к завершенному или почти завершенному высшему образованию, гордо именовали себя консьержами и отзывались только на свои полные имя и отчество. Прочие же допускали обращение к себе по сокращенному отчеству и скромно называли себя вахтерами. У них в резерве была еще одна ступенька вниз по социальной лестнице, официально именуемая «вооруженной охраной», сокращенно «вохр». Это понятие практически у всех прочно ассоциируется с тулупом, валенками, дробовиком и постоянным движением по «периметру охраняемого объекта», типа склада ржавых бочек. Поэтому даже вахтер Данилыч иногда позволял себе вставить в свою речь такие перлы как — «Ну, что вы, сударь! Как можно этого не знать! Вы книжки-то почитывайте, а то так можно и до вохра докатиться!» К слову сказать, Данилыч имел за плечами не только высшее образование, но даже кандидатскую степень, но позволял свом добрым знакомым величать себя просто по отчеству. И никогда, — заметьте — никогда! — не называл себя консьержем. И не надо здесь аналогий с ильфо — петровским выпускником Пажеского корпуса Митричем. Ничего общего.

Матвей знал Данилыча уже много лет и был с ним в приятельских отношениях. Как-то давно, еще когда Матвей гулял редкими свободными воскресеньями с детской коляской и на этом основании брал без очереди разливное пиво в местной пивной, Данилыч составлял ему компанию в скверике. Говорил он складно и тихо, не требовал вступать с ним в дискуссию, что обеспечивало хороший отдых Матвею и спокойный сон его дочери. Шли годы, но взаимное расположение осталось. Хорошо, что встречались они на улице не так часто — Данилыч «служил» вахтером в соседнем доме — ибо в противном случае многословность бывшего преподавателя вполне могла бы привести к обратному эффекту благожелательности, а именно — к неприязни. Благодаря давно жившему за границей внуку, которому он завещал свою малогабаритную двухкомнатную квартирку, была у него скромная добавка к пенсии, но, главное — одет был Данилыч весьма импозантно: когда-то белые, а теперь просто светлые кроссовки, голубые джинсы и красная ветровка. Зимой всё это прикрывалось непонятного цвета дубленкой. Вкупе с седыми вьющимися волосами до плеч, рваной бейсболке козырьком назад и сильным очкам под кустистыми бровями это создавало запоминающийся имидж бывшего бунтаря и хиппи, хотя ничего этого у Данилыча и в мыслях никогда не было. Всю предыдущую жизнь он был тихим «ботаником», обращавшимся на «вы» даже к соседской собачке. По натуре Данилыч был тих и вдумчив, позволяя себе воспарить над обыденностью только в своих рассуждениях.

Пару лет назад у него треснула оправа очков, и Матвей, в порыве доброты душевной, сходил с Данилычем в близлежащую «Оптику» и купил тому модную круглую оправу, в которую, проверив там же зрение, с трудом вставили толстые стекла с какими-то мудреными диоптриями. И оказалось, что до этого Данилыч не видел и половины окружающего мира. Последние лет десять он не мог даже читать, в чем гордый лектор не признавался никому. Ну не мог же он сказать собеседникам, что черпал информацию к размышлению из постоянно включенного репродуктора или телевизионных программ новостей! То есть, жил только на прошлом идеологическом багаже, дополняемом собственными фантазией и логикой. Теперь же, вновь прильнув к книжным родникам знаний, он заметно воспрянул духом, стал узнавать знакомых на улице и инициативно вступать с ними в разговор. Вахтер уже «достал» всех жильцов своего дома и явно стремился к расширению своих охотничьих угодий.

Поэтому, встретив в тот вечер Данилыча в местном магазине, Матвей понял, что «попал». А впрочем...

Вечер был свободен и прекрасен. Чистая после майских праздников Москва наслаждалась солнцем и свежей зеленью газонов. Молодая сочная листва деревьев так и манила в скверы и дворики, и мысль о том, чтобы посидеть часок с умным человеком, послушать далеко не банальные суждения о бытие и выпить при этом бутылочку — другую пива уже не казалась кощунственной. И вот, поставив в тень раскидистого куста пакет с несколькими бутылочками холодного чешского пива, сели Матвей с Данилычем на уютную скамеечку в тихом уголке парка и углубились в отдых. Матвей молчал, отыскивая в себе самом ту точку соприкосновения с окружающим миром, найдя которую, начинаешь ощущать себя счастливым. Данилыч же говорил.

— И даже мировые религии не могут сформулировать эту концепцию счастья для каждого отдельного человека. Христианство проповедует воздержание, смирение и страдание. И всё это ради неясной перспективы загробного счастья. То есть, уже есть понимание того, что это самое личное счастье надо дать, но — потом! А сейчас, пока живешь на этой грешной, но веселой земле, есть только возможность получить отпущение своих грехов. Получить за деньги и не всегда искреннее покаяние! При этом наше родное православие как образец земной жизни восславляет монашество. А что есть по сути своей монашество? Это полное воздержание от имеющихся земных радостей и, говоря языком экономистов, неучастие в производственной жизни коллектива. А где же земное счастье, и кто будет создавать для него материальные блага? Подразумевается, что все остальные. Нелогично. Разберем подробнее, если не возражаете.

Матвей не возражал.

— Католицизм, мало того, что полностью скомпрометировал себя своей историей распутных пап, бессмысленными крестовыми походами и кровавыми гонениями на ростовщиков, химиков и астрономов, борется не за счастье, а за души человеческие. Ватикану нужно количество этих душ. И борется он не своей концепцией земного счастья, которой у него просто нет, а деньгами, шпионажем и интригами. Отколовшийся от католической церкви по причине её морального растления протестантизм, тот вообще является источником сектантства. Ну, посудите сами, Матвей, ведь кроме лютеран, кальвинистов и последователей англиканской церкви протестаны включают в себя еще баптистов и анабаптистовы, меннонитов и социниан. А Армия Спасения! А чешские, они же богемские, они же моравские братья! И еще квакеры, мормоны и методисты! И как нам не вспомнить о пятидесятниках, адвентистах, свидетелях Иеговы и прочих братьях, ведущих борьбу не за счастье, а за количество прихожан и их кошельки. И, заметьте, лозунг построенных всеми этими протестантскими представителями Соединенных Штатов не «Пусть каждый будет счастлив!», а — «Америка превыше всего!».

Данилыч явно разгорячился и откупорил еще бутылочку. Проходивший мимо милиционер погрозил вахтеру пальцев, но даже замечания делать не стал. Матвей вспомнил, что Данилыч как-то рассказывал, что его забирали в местное отделение милиции за «распитие пива на детской площадке» и даже посадили в камеру к «не совсем интеллигентным лицам». Но премудрый лектор прочитал сокамерникам и дежурной смене лекцию о христианской и мировой морали, после чего все местные милиционеры его хорошо знают и больше не тревожат. Сделав глоток и не встретив со стороны Матвея попыток возразить, Данилыч продолжил:

— Иудаизм не затрагиваю вообще. Кроме великой скорби Богом избранного народа и одобренного в Торе и Талмуде стремления выжить за счет представителей других религий, никаких попыток нарисовать перспективу личного счастья для каждого пока живущего еврея в иудаизме нет. Снова все вместе, снова куда-то идти. Они же все время ходят — то Моисей водил их сорок лет по пустыне, то потом кочевали они по всему миру. И нигде нет им полного успокоения! Так и колесят, бедолаги, как тот «Вечный Жид», нигде не находя покоя в этой бренной жизни... А потом обещан им Конец света и Страшный суд над всеми сразу. То есть, когда еще дойдет до тебя очередь на том суде, и останутся ли хорошие места там, наверху, никто не знает и не обещает. А в этой жизни надо только идти. Как, помните, у Троцкого — «Цель — ничто; движение — всё»? Не ясно, куда идти, зачем, но как не надо идти, куда нельзя ногу ставить и как при этом общаться с соседями и встречными, всё подробно прописано. И ни шага в сторону!

Данилыча явно «несло». Хорошее пиво делают в Чехии!

— Противовес иудаизму — ислам. Эта религия уже ближе к проблеме отдельного, сейчас живущего, человека. Там к этому подошли с практической точки зрения. Вкусно и красочно описав райские кущи, в которые попадет праведно почивший мусульманин, тут же дали инструкцию, что он должен делать, пока живет. Причем расписали все до самых мелочей повседневной жизни. Это, конечно, еще не кодекс «Строителя личного счастья», но уже что-то похожее. И жен у мусульманина при жизни может быть аж четыре, и Христа, в отличие от иудеев, они признают. Правда, не самим Богом, а только его пророком. И, что характерно, совершенных чудес за Христом они признают даже больше, чем христиане, а самих христиан считают братьями, еще не познавшими истинную веру....

Прикинув, сколько еще осталось религиозных течений, а затем и партийных программ, Матвей понял, что оставшегося пива не хватит. Иначе есть шанс так окунуться в этот океан самоискания, что вечером домашние «будут очень рады», а утром ...

Допив вторую и последнюю в этот вечер бутылку пива, Матвей медленно поднялся со скамейки и, убрав все пустые бутылки в пакет, ласково попытался прервать разговорившегося вахтера:

— Ну что, Данилыч? По домам?

Безропотно (вот что значит философское отношение к жизни!) вахтер засеменил рядом, не выпуская из руки недопитую бутылку и продолжая свое религиозно — этическое эссе.

— Конечно, ближе всех подошли к проблеме личного счастья буддисты и кришнаиты. Их концепция жизненной радости наиболее отвечает сиюминутным земным потребностям каждого индивида, но они ведь почти не общаются с остальным человечеством, то есть живут в изолированном мире! И, заметьте, они не признают основ государства и не работают! Практически паразитируют. А это значит, что концепция личного счастья противоречит самой идее государственности. А человечество, не имея возможности жить вне государственных границ, вынуждено заменять идеалы личного счастья общими для всего населения правилами поведения. И здесь у властьимущих возникает потребность изобрести жесткую систему контроля, а заодно и общую угрозу для того, чтобы держать страну в едином тонусе! Чтобы по пути к собственному счастью население не затоптало своих избранных или возникших лидеров.

К счастью для Матвея, совсем не настроенного в этот чудный вечер на напряженную работу мысли, они подошли к дому Данилыча. Уже подходя к своему подъезду, вахтер — философ пришел к удивительному выводу:

— Значит, личное счастье возможно для человека только на тот период, когда он изолирован от остальных, ничем, кроме духовного, не занимается, но те, остальные, его кормят! А если он еще и активизирует свой ум принятием чего-нибудь возбуждающего... Матвей, как же приятно с вами пообщаться, поговорить и даже поспорить. Именно в споре рождается истина! Мне надо еще подумать, заглянуть в кое — какие первоисточники, и я буду готов продолжить нашу дискуссию!

Данилыч с чувством потряс руку Матвея и нырнул в подъезд.

Остаток вечера прошел на должном культурно — кулинарном уровне, и последней в тот день мыслью засыпающего Матвея была поистине философская идея о том, что состояние счастья у человека не может быть бесконечным. Отсюда четко вытекали два вывода. Первый — надо не пропустить этот скоротечный миг и возможно интенсивнее им воспользоваться. И второе — если тебе кажется, что тебе уже давно хорошо, это значит, что ты не видишь опасности.

А потеря нюха всегда чревата обломом надежд!

Счастье утреннего пробуждения обратно пропорционально интенсивности предыдущего дня. Иными словами, чем скуднее на общение был предыдущий вечер, тем легче ты просыпаешься и входишь в новый день.

Матвей проснулся рано и легко, но не стал об этом жалеть. Насвистывая почему-то «Свадебный марш» Мендельсона, он быстро привел себя в рабочее состояние и вышел на улицу. День обещал быть чудесным: над головой сияло голубое небо, слегка украшенное редкими облачками; зеленая и сочная листва деревьев нежно шелестела под дуновением легкого ветерка. Столичный машинопоток еще не набрал своего обычного пробочного состояния, а шуршание шин не заглушало ни птичьего карканья, ни незлобного перекрикивания дворников. Между собой они разговаривали на незнакомом Матвею языке, явно тюрской группы, но вкрапленные в их беседу и знакомые всем еще с татаро-монгольского нашествия слова лишь украшали своим звучанием общее приподнятое настроение.

Жизнь была прекрасна и удивительна, и в свежей голове Матвея уже стали вырисовываться планы на то, чтобы сделать во второй половине дня эту жизнь еще прекраснее, и тут... Вот так всегда в этой жизни! Только размечтаешься, как — бац!

Дорогу Матвею перешла черная кошка. Этих бездомных кошек много жило в подвале их дома, где они бурно плодились и якобы боролись с крысами. Правда, судя по обилию пищи, которую им приносили сердобольные соседки, крыс им явно не хватало. Но все ранее виденные и не слишком любимые Матвеем кошки были разноцветными; эта же была абсолютно черной, без единого пятнышка. И не бежала она пугливо, словно чувствуя неприязнь к себе, а перешла проезжую часть неторопливо, с высоко поднятым хвостом, да еще и приостановилась посередине дороги, нагло взглянув на Матвея своими бездонными зелеными глазищами. Не будучи суеверным, Матвей не стал выжидать, пока кошкин след переступит кто-то другой, а гордо продолжал идти вперед. А то, что он элегантно трижды плюнул через левое плечо и сложил на обеих руках кукиши, так это была просто дань традициям.

И до работы он ехал в тот день очень аккуратно, чем, несомненно, заслужил бы похвалу жены и доблестных сотрудников ГИБДД. Но первая мирно спала дома, а вторые, слава Богу, Матвея не останавливали. Поставив машину на почти пустую еще служебную парковку, Матвей поднялся в свой кабинет, где сделал себе в кофемашине чашечку ароматного капуччино и, включив компьютер, углубился в утренний обзор новостей. Навязший в зубах мировой финансовый кризис, вынудивший правительства крупнейших стран раскошелиться в пользу кучки ну очень умных финансистов; очередные международные достижения в космосе, науке и технике, откуда уже почти выдавили нашу многострадальную страну; амурные похождения «ихних» политиков и звезд шоу-бизнеса. И, наконец, области, где мы всегда впереди планеты всей — чрезвычайные происшествия, юмористы и певуны. Это отражение нашей жизни — мы скорбим за весь мир, стремимся влезть в чуждый облик, утрачивая при этом свой, страдаем и мучаемся, но зато как мы хохмим и поем! В любом сочетании — сам с собой, сам с другом, сам с подругой, подруга без самого. Можно на коньках, можно на роликах, можно в танце.

Ладно, хватит нытья. А то, как русский интеллигент на кухне — все знает, все понимает, только делать ничего не хочет. Да и не умеет.

Последний короткий взгляд на страничку кадровых изменений в структурах власти — это важнее, чем финансовый кризис! Убедившись, что за истекшие сутки не произошло ничего существенного, что могло бы помешать ему дописать аналитический обзор по одной очень специфической проблеме, Матвей приступил к его завершению. И когда остался лишь последний, самый важный раздел — «Выводы и предложения», Матвея пригласил к себе руководитель компании. Шеф, он же работодатель, он же просто хороший человек. Пригласил официальным голосом, значит в кабинете он не один, и разговор предстоит серьезный. Как там говаривали в Одессе? — «Если пристав говорит — „Садитесь!“, как-то неудобно стоять». Выключив компьютер и убрав со стола все бумаги в сейф (привычка старая, но полезная. Рекомендую.), Матвей надел висящий в шкафу для таких случаев «дежурный» пиджак. Галстуком по своему статусу советника и по случаю летнего периода он мог пренебречь. Чай, не государева служба!

Пройдя по коридору несколько метров, он вошел в приемную шефа, сделал комплимент старшей секретарше, подмигнул младшей и вступил в начальствующий кабинет. Конечно, он заметил, что в секретарской комнате на стуле возле двери в кабинет шефа сидит шкафообразный паренек. Широкие плечи, оттопыренный подмышкой пиджак и вьющийся из правого уха проводок аппарата личной связи не оставляли сомнений в том, что это — охрана посетителя. Он не пытался остановить Матвея, лишь прошелся по нему цепким взглядом и демонстративно сказал — «Он здесь», — в крохотный микрофон, укрепленный под левым лацканом пиджака.

«А ведь ему должны были или подробно описать меня, или показать мою фотографию. Что-то мне это не нравится», — успел подумать Матвей и вошел без стука в начальственную дверь. Шеф и его посетитель сидели друг напротив друга за «переговорным» столом. То, что шеф покинул свое руководящее кресло, свидетельствовало либо о хороших личных отношениях с гостем, либо о высоком положении последнего. Это был моложавый, по-спортивному подтянутый мужчина за пятьдесят. Лицо его показалось Матвею знакомым, но они явно не встречались. Скорее всего, это лицо мелькнуло либо на экране телевизора, либо на странице делового журнала. Судя по его часам, обуви и запонкам, «стоил» он не меньше миллиона долларов и тут же получил от Матвея кличку «Олигарх». Получил, конечно, мысленно, ибо жизнь давно научила Матвея прятать свои истинные мысли за благожелательной улыбкой и безмятежным взглядом ясных глаз.

Не дожидаясь, когда хозяин кабинета представит его вошедшему Матвею, «Олигарх» встал и протянул руку.

— Сергей Борисович. А вы можете не представляться. Я достаточно наслышан о вас от наших общих знакомых.

Здесь «Олигарх» перечислил несколько известных Матвею, да и всему миру российской политики и бизнеса, имен. С этими людьми Матвея действительно сталкивала его извилистая судьба в различные периоды жизни, и они имели все основания положительно отзываться друг о друге. Интонация, с которой он перечислил этих людей, тут же подняла имущественный рейтинг «Олигарха» на несколько десятков пунктов. Хотя «внутренним» своим зрением Матвей чувствовал что-то темное и отталкивающее в мыслях «Олигарха», какую-то неискренность, что не прибавляло к нему доверия и не побуждало к трепетной дружбе.

— Информация о вас, которую я уже получил, позволяет мне надеяться на то, что вы — именно тот человек, который мне нужен.

Здесь «Олигарх», словно вспомнив о том, что в кабинете находится еще и его хозяин, сделал небрежно — вежливый жест в сторону работодателя Матвея.

— Вот и ваш шеф не возражает, чтобы вы... оказали мне, так сказать, необходимое содействие.

Матвей продолжал молчать, сохраняя на лице безмятежное, как ему казалось, выражение. Но в ранимой его душе зарождалась буря. В таком тоне с Матвеем уже давно никто не разговаривал, а последний, кто пытался это сделать, давно и горько жалел об этом. Он уже, было, подобрал фразу, чтобы четко, но вежливо, отправить «Олигарха» по хорошо всем известному адресу, но тут поймал взгляд своего работодателя. И столько было в том взгляде растерянности, горечи и скрытой мольбы, что Матвей «сломал» себя. Спокойным голосом, стараясь быть, по возможности, более тактичным, он сказал:

— Я готов вас выслушать и, по возможности, проконсультировать. Перечисленные вами лица должны были информировать вас о том, что я не даю обещаний помочь, не узнав сути вопроса. Кроме того, ваша ссылка на этих людей еще не является достаточным основанием для того, чтобы я испытал потребность оказать вам содействие. Но если мой уважаемый руководитель просит меня об этом, я со всем вниманием вас выслушаю. Где и когда вы предпочитаете провести встречу?

Матвей просто не хотел говорить сейчас с «Олигархом» о делах, но его вопрос мог быть расценен и как забота о сохранении конфиденциальности информации. Ведь не просить же шефа выйти из кабинета! Да и в свой кабинет посетителя столь высокого уровня Матвей пригласить не мог. Или не хотел? А только в этих двух кабинетах была установлена системы защиты от прослушивания.

«Уважаемый руководитель» так быстро закивал головой, что у Матвея окончательно сложилось мнение, что ситуация явно, как говоря военные, «внештатная».

Выслушав тираду Матвея, которую можно было свести к простой формуле — «если бы не мой шеф, шёл бы ты!», «Олигарх» неожиданно рассмеялся.

— Да, мне вас охарактеризовали совершенно верно. Спасибо вашему руководителю за гостеприимство. Свои вопросы мы с ним уже обсудили. А с вами, если ни вы, ни — легкий поклон в сторону, — ваш шеф не возражаете, я хотел бы встретиться завтра. В 20 — 00 вот по этому адресу.

На переданной Матвею солидной визитной карточке с золотым обрезом значилось — Инвестиционный фонд «Прогресс». Не было ни фамилии, ни номера телефона, ни факса, ни привычного электронного адреса. Был лишь адрес, достаточно красноречиво говоривший Матвею об истинном положении «Олигарха» в непростой системе российского истеблишмента. Или, по-русски, финансово-административной системы, правящей в России. А само назначенное время встречи призвано было показать, что все светлое время суток «Олигарх» настолько занят неотложными проблемами явно не личного характера, что даже для нужной ему встречи с Матвеем он жертвует своим личным временем. Если оно, конечно, ему было положено по служебному положению.

Пока работодатель лично провожал своего гостя к выходу (легко можно было представил себе, как вытянулись лица у секретарей и охраны их офиса при виде столь явного «прогиба» их грозного шефа перед посетителем!) Матвей прошел в свой кабинет и попытался получить в компьютерной сети информацию об инвестиционном фонде «Прогресс». Фондов и «Прогрессов» было сколько угодно, но того, что был нужен Матвею, во «всемирной помойке» не оказалось. Не дала результата и проверка по адресу, где дом в крохотном старомосковском переулке значился как «нежилое строение». Звонить знакомым, которые могли бы пролить свет на таинственный фонд, Матвей не стал. У него сложилось четкое ощущение того, что и он сам и все его действия вдруг стали прозрачными и внимательно просматриваются чьим-то внимательным глазом. Это ощущение было настолько явным, что ему захотелось задернуть шторы и выключить свет. Было ясно, что с работой в этот день покончено. Надо было, конечно, переговорить с шефом. Уж очень странным был его взгляд в кабинете, во время встречи с «Олигархом». Но в этой обстановке, когда, казалось, воздух насыщен враждебными флюидами и невидимыми рентгеновскими лучами, Матвей боялся подставить своего шефа и приятеля. Он запер сейф и поставил его на сигнализацию, хотя прекрасно понимал всю ненадежность этого железного ящика и никогда не держал там ни одного действительно важного документа. «Дежурный» пиджак повешен в шкаф. В голове мелькнуло: «Как приманка для установки скрытого микрофона». Хотя профессионалы должны знать, что Матвей не наденет пиджак до конца этой начавшей смутной истории. Да, именно так, смутной. Это слово как никакое другое отражает то противно — настороженное состояние, в котором после встречи с «Олигархом» находился Матвей. Он совсем уже было собрался покинуть кабинет, как вдруг дверь открылась, и вошел... шеф.

Некую бледность лица скрывал еще державшийся средиземноморский загар, и глаза еще были тревожны, но в целом шеф уже взял себя в руки и выглядел прежним, целеустремленным и властным. Зайдя в кабинет, он по-хозяйски расположился на гостевом кресле и стал расспрашивать Матвея о ходе текущей работы. Задавая начальственным тоном какие-то второстепенные вопросы, он взял со стола чистый листок бумаги и стал что-то писать. «А всё-таки я его чему-то научил, — не без гордости подумал Матвей, — И прослушки опасается, и лист взял один, чтобы давленый след на следующем листе не оставить, и отвлекающие фразы ловко плетёт». Продолжая разговор, шеф быстро передал листок Матвею. Неровным почерком там было написано: «Меня держат за горло. Очень серьезно. Им нужен ты. Зачем, не знаю. Выручай». Так же легко нанизывая фразы на нить ничего не значащей беседы, Матвей написал одно слово: «Кто?». Шеф поднял глаза к потолку и покачал головой, показывая, что даже он не представляет, как высоко летают их новые партнеры. А то, что с «Олигархом» придется сотрудничать, Матвей уже не сомневался. Ясно, что человек этот, да и очевидно стоящие за ним люди так опасны и профессиональны, что просто так отделаться от них не удастся.

— Да, шеф, тут мне подлечиться предлагают. Нервишки подлатать, да и печень проверить надо. Сколько ей можно без профилактики работать. На пару недель отпустите? За мой счет, разумеется, — Матвей осмелился прервать шефа в важном вопросе о необходимости соблюдать сроки подготовки документации.

Шеф радостно изобразил недовольство.

— Ну, только если на пару недель. И только за свой счет. А то ведь кризис сейчас. Много желающих поработать за такую зарплату.

— Тогда я завтра на работу не выхожу. Надо путевку купить, решить организационные вопросы, то да сё....

— Этот день тоже за ваш счет. Совсем распоясался персонал! — шеф даже не пытался скрыть улыбки.

Да, еще работать с ним и работать. Над азами театрального и оперативного мастерства.

На этой счастливой ноте они расстались. И если шеф приехал в тот вечер домой в приподнятом настроении, позволив себе выпить сверх нормы пару двойных порций коньяка, то о Матвее этого не скажешь. По дороге в пустую квартиру (жена уехала на дачу к любимым цветам, дочь гостила у подруги) ноги сами занесли Матвея в знакомый магазин. Положив в корзинку сыр, салат, креветки и баночку тунца, из которых он намеревался приготовить на скорую руку немудреный средиземноморский салат (главное — чуть обжарить в оливковом масле сыр, предварительно обваленный в панировке, быстренько почисть креветки, вскрыть тунца, молниеносно все перемешать, выложить на листья салата и не скупиться на специи!), Матвей задумался и очнулся только перед шкафчиком с вкусными напитками. Знакомая продавец неслышно подошла сзади и, чувствительно упираясь своей соблазнительной грудью в сразу онемевшую спину Матвея, промурлыкала тому на ухо:

— Ваш любимый «Джемесон» сегодня настоящий, из Ирландии. У нас новый поставщик, старается. Сам Самвел Георгиевич, директор наш, вчера пробовал, а сегодня аж три бутылки себе взял. И коробки я видела. Точно не польский «самопал». Хотите, можем коробки в подсобке посмотреть, да и попробовать там можно...

Ситуация, конечно, пикантная и в чем-то даже приятная, но краем глаза Матвей заметил, как замерли, наблюдая за происходящим, тоже знакомые ему охранник магазина и кассирша, Ну скучно им всем сидеть в этом полуподвале! Хочется не только хлеба насущного, но и зрелищ. А вот фиг вам! Не будет у вас, ребята, ни зрелищ, ни повода для промывания косточек.

— Эх, Наташа, Наташа... Конечно, мне очень хочется пойти с вами в подсобку, и когда-нибудь мы с вами это сделаем. Но сегодня я просто возьму бутылочку рекомендуемого вами напитка и выпью его один, мечтая и тоскуя о несбывшихся надеждах!

Затянувшуюся лирическую сцену прервал словно из воздуха возникший Данилыч. Деликатно кашлянув в кулак, вахтер — интеллектуал заговорил, словно продолжая начатый диалог и не отрывая взгляда от соблазнительно зеленой бутылки «Джемесона», которую продавец — консультант Наташа, вынув из заветного стеклянного шкафчика, протянула Матвею:

— Да, Матвей, а ведь мы с вами не успели затронуть некоторые особенности нравственной позиции сторонников даосизма...

Но Матвей в этот вечер был суров:

— Коллега, сегодня я не готов к дебатам. Мне надо еще основательно поработать с первоисточниками. Одному, дабы сосредоточиться и не спугнуть ауру.

Расплачиваясь в кассе, он успел услышать, как сжато, но весьма красноречиво, продавец — консультант Наташа объяснила бывшему лектору, в чем его схожесть с горным архаром и другими представителями рогатой фауны.

И вкусный ужин был сотворен и съеден, благородному напитку было воздано должное, и кошмары не мучили сразу и крепко уснувшего Матвея.

На следующий день Матвей на работу не пошел, справедливо рассудив, что если у его босса есть потребность рассказать что-либо новое о своих отношениях с «Олигархом», он найдет возможность связаться с Матвеем. Такой потребности не возникло, и ровно без четверти восемь Матвей походил к дому по указанному в визитке адресу. Он уже давно привык к тому, что у действительно серьезных людей офисы для деловых и не афишируемых встреч проходят в таких малоприметных домиках старой Москвы. Двух — трехэтажные строения, построенные более ста лет назад, они, после тщательной реставрации, идеально подходили для вершения судеб, плетения хитроумных паутин и выстраивания многоходовых комбинаций. Шумные и пафосные небоскребы служили лишь вывеской, местом проведения рутинной повседневной деятельности, где винтики сложной машины крутились под рукой опытных дирижеров, поддерживая внешнюю деловую репутацию и налогооблагаемую открытую деятельность.

Матвей не знал, зачем он понадобился «Олигарху», а фразу «теряться в догадках» он давно выбросил из своего лексикона за полной ненадобностью. То, что речь идет о чем-то не совсем легальном и скрытом от «широкой общественности», он не сомневался. Вопрос, как всегда, был только в том, насколько поставленная перед ним очередная задача соотносилась с его моральными принципами и как можно было свести «на нет» или, по крайней мере, минимизировать вред, который мог быть нанесен самому Матвею или его близким в случае отказа или неудачи в выполнении задачи. Немного многословно, но этот принцип он давно уже для себя сформулировал и следовал ему.

Все было как обычно, как уже неоднократно начинались подобные ситуации. Переговорное устройство на калитке старинной решетки. Естественно, что калитка открылась перед ним еще раньше, чем он нажал на кнопку звонка — даже лесному ежику сегодня понятно, что камеры слежения «вели» его с момента появления в этом безлюдном переулке. Охранник встретил у входа в здание. Вежливый, предупредительный, в хорошем темном костюме. Металлоискатель искусно вмонтирован в дверной проем. А вот и новинка — «Если хотите причесаться, вот зеркало!», сам же охранник предусмотрительно отошел в сторону. За зеркалом, видимо, рентгеновская установка, дающая хозяевам полное представление о наличии у посетителя записывающих и иных нежелательных устройств, а также о состоянии его здоровья. «Надо будет попросить снимок!» — мелькнуло в голове Матвея, пока он поднимался за охранником на второй этаж. Холл, с большим секретарским столом. Несколько дверей без табличек — а зачем? Чужие здесь не ходят! — и большое окно с видом на Кремль и Храм Христа Спасителя. Мелькнула, было, мысль — а откуда здесь такой вид? Не сразу, но понял, что окно декоративное, просто экран проекционного телевизора. Интересно, а какие еще виды есть в фильмотеке? Пляж? Панорама Нью-Йорка? Подводный мир? Особенности личной жизни сотрудников?

За столом в приемной — приятная дама с такими умными глазами, что сразу стало ясно, чья заботливая рука держит в железном порядке все это великолепие. «Ключница», — незлобно подумал Матвей. Что подумала о нем «Ключница», он так никогда и не узнает... За вторым столом, скромно потупив взор, элегантно сидела вторая секретарь, «для подачи кофе и эффектных проходов перед посетителями». Ту и думать не надо, «Барби», она и есть «Барби». В углу, за пустым столом сидел охранник, бдительно оценивающий всю обстановку. Охрана, как известно, хороша своей обезличенностью, и поэтому Матвей не стал унижать служивого прозвищем. И без того этот носитель кобуры уже осчастливлен каким-нибудь значимым позывным — «Третий» или «Пятый». Без лишних разговоров Матвей был препровожден в начальствующий кабинет, где его встретил сам Сергей Борисович. Встретил стоя, причем вышел из-за стола и предложил сесть за кофейный столик в углу кабинета. Это, действительно, была высокая честь, и Матвей оценил это. В этом углу стояли только два удобных кресла, что подчеркивало строго доверительный характер встречи. Для встреч, либо более многочисленных, либо иного характера, в другом углу обширного, по-солидному богатого кабинета в окружении кадок с причудливо изогнутыми растениями стоял диван. Им принесли кофе, и только после того, как они сделали по глотку удивительно ароматного напитка, Сергей Борисович начал разговор.

— Матвей, что вы знаете о Рюрике?

Честно говоря, вопрос был неожиданным даже для нашего, готового к любым сюрпризам, героя. Никого с подобным именем либо прозвищем среди его знакомых не было. Имя вызывало скорее исторические ассоциации.

— Кроме летописного князя, других знакомых с таким именем не припомню.

— Да, да, именно его, того самого князя Рюрика, я и имею в виду. Вы помните что — либо о нем?

Это стало походить на экзамен по истории, а уж историю собственной страны Матвей почитал и весьма ей интересовался.

— Насколько я помню, князь Рюрик из племени русь или, как его еще называют историки, рось, был призван северными славянскими племенами на княжение где-то в конце 9 — ого века. От него числили свой род все великие русские князья, а затем и цари. Последний Рюрикович на русском престоле был, кажется, Федор Иоаннович, сын Ивана Грозного. Потом было Смутное время. А потом уж появились Романовы. По-моему, так.

Матвей решил дальше не развивать эту тему, считая этот вопрос лишь прелюдией к предстоящему разговору.

— Ну, для ответа на неожиданный вопрос совсем не плохо, — собеседник Матвея явно хотел поговорить на знакомую ему историческую тему, — Действительно, Рюрик появился в Новгороде в 862 году. В летописях писано, что призван он был четырьмя племенами — чудью, весью, словенами и кривичами, как написано в летописях, «княжить и володеть ими».

" Хороша наша земля, да порядка в ней нет" — вспомнил Матвей слова из летописи, — всё, как сейчас. Закон диалектики. Только сейчас никто варяга приглашать не будет. Хотя как знать..."

— Так вот, — продолжил Сергей Борисович, которому явно нравилось чувствовать себя знатоком, — пришел Рюрик со своими братьями Синеусом и Трувором, после смерти которых княжил до 879 года. Затем власть перешла к его сыну Олегу....

Больше Матвей терпеть не мог.

— Прошу меня извинить, но коль скоро вы так подробно решили об этом поговорить, то смею заметить, что по версии большинства историков, никаких братьев Синеуса и Трувора у Рюрика не было. Это лишь неверный перевод с североскандинавского языка, прародителя нынешних шведского, датского и норвежского. Там было написано, что Рюрик прибыл к славянам с «sina hus» и «thru voring», что означает «со своими домочадцами и дружиной». Кроме того, Олег, по прозвищу «Вещий», который стал княжить после Рюрика, был всего лишь его дальним родственником и наставником малолетнего сына Рюрика — Игоря. Этой версии придерживается в том числе известный русский историк Лев Гумилев.

Сказал это Матвей и пожалел. Черт его дернул за язык вступать в историческую дискуссию. Обидел хозяина. Блеснуть, вишь ли, захотелось ему своими знаниями. Пижон!

Но Сергей Борисович, к его удивлению, очень положительно воспринял историческую горячность Матвея.

— Прекрасно! Мне вас правильно рекомендовали. Вы бескомпромиссны, по крайней мере, в вопросах русской истории, разбираетесь в них и сможете, при необходимости, залегендировать свое участие в этом деле.

— Прости, в каком деле? — удивился Матвей.

— Об этом чуть позже. А сейчас, если не возражаете, разрешите продолжить наш разговор об истории. Действительно, вокруг Рюрика мнения историков разделились. Но согласитесь, что все эти дискуссии идут вокруг деталей его княжения. Незыблемым остается одно — Рюрик существовал и положил начало целой ветви русских князей, которая, как вы правильно заметили, собрала земли русские под рукой царя. Рюриковичи объединили эту страну, по крайней мере, её европейскую основу, продлили её границы на восток и юг. Они создали предпосылку к формированию великой державы. Это — история, основа нашей гордости, нашей национальной идеи, на которой должно основываться самосознание нации. Вы согласны со мной?

— Наверное, да, — Матвей еще не понимал, к чему клонит его собеседник.

— Хотите еще кофе?

— Не откажусь. У вас необыкновенно вкусный кофе. Не могу понять, что это за сорт. Какой-то нежный привкус, фруктовый, что — ли...

— Да, это особый и редкий сорт. Мне его из Южной Америки присылают. А привкус... Ладно, вам, как человеку с богатым жизненным опытом и посему — со стойким желудком, могу сказать. Эти кофейные зерна прошли естественным путем через желудок летучих мышей. Их собирают в горных пещерах местные жители и даже используют как лекарственный препарат. Ну, так как, еще ЭТОГО кофе или что-нибудь иное?

Конечно, Матвей попросил чашечку ЭТОГО кофе. После всего, что ему довелось пробовать в этой жизни, он уже не был таким чувствительным к кулинарным таинствам.

А кофе был действительно хорош. В крохотной чашечке было всего пара мелких глотков, но аромат и крепость этого напитка были превосходны, и даже в голове слегка зашумело, как после рюмки выдержанного коньяка.

— Итак, возвращаясь к нашему разговору. Вы, видимо, понимаете, что в России идет процесс воссоздания национальной идеи. Наша страна прошла через многие лозунги, чтобы в рамках единых государственных границ сохранить единство населения. Его внутреннее единство, которое можно всколыхнуть одним словом, одним призывом. И сплотить нацию против любого внешнего или внутреннего врага. Самая удобная форма — сплотить нацию ПРОТИВ кого-то. Это успешно использовалось с 1917 по ....., наверно, семидесятые годы прошлого века. Ситуация изменилась, да и страна сейчас совсем другая. Общего врага у нас нет, наше так называемое «счастливое» будущее, будущее потребления, окружает нас со всех сторон. Нужна другая основа сохранения нации. Я не буду углубляться в эту тему, особенно в её религиозную составляющую, Это больной и непростой вопрос. Перед нами стоит другая задача — восстановить историческую память и гордость нации. Вы видите, как в России идет процесс возврата исторических художественных ценностей. Медленно, но идет. И особое внимание уделяется предметам, имеющим не только историко—художественную ценность, но и, если можно так сказать, идейно — смысловое значение. Нужны символы! Реликты! Так сказать, Граали нашей, российской истории!

— А от Рюрика-то что надо? Гробницу? Череп коня? Шлем? — Матвей действительно не понимал, насколько серьезно можно воспринимать услышанное. В разных условиях это могло быть расценено по-разному.

— Меч, — Сергей Борисович был абсолютно серьезен, а взгляд его серых глаз стал действительно стальным. Он пристально смотрел на Матвея, ожидая от того ответной реакции. Но Матвей «держал паузу». Про меч Рюрика, как историческую реальность, да еще имеющее какое-либо историческое или смысловое значение, он никогда не слышал. Разумеется, у князя Рюрика должен был быть меч, как и у любого воина. Но как символ он никогда не упоминался, ни в одном из известных Матвею документов. Если его собеседник знает больше, пусть сам об этом скажет.

Не дождавшись реакции Матвея, тот продолжил:

— Есть документы, подтверждающие, что князь Рюрик произошел от Пруста, родного брата знаменитого римского императора Августа. И меч, с которым Рюрик пришел на Русь, был мечом Августа, который извилистыми путями передавался по наследству. Есть исторические свидетельства о том, что сам Рюрик говорил об этом, в том числе новгородцам, которые приходили звать его на княжение.

Матвею вдруг стало скучно. Бедная наша история! Чего только нельзя в ней обнаружить. При желании и средствах...

А его собеседник продолжал:

— Все эти исторические факты были обнаружены в результате кропотливой работы, проводимой и финансируемой нашим фондом. Письменные свидетельства были найдены в библиотеке одного из западноевропейских монастырей, а сам меч обнаружен во время раскопок в ... впрочем, пока это неважно. Если вы дадите согласие на участие в проекте, и мы подпишем соответствующее соглашение, куда входит, в том числе, пункт о неразглашении, вы получите исчерпывающую информацию.

— Уважаемый Сергей Борисович, мы теряем время. Вы снова вынуждаете меня задавать вам прямые вопросы — что за проект и чем я могу вам помочь? Я благодарен вам за лекцию о национальной идее и некоторые исторические сведения, но, верьте мне, в данном случае прелюдия не нужна. Равно как и соглашение о конфиденциальности. Либо считайте, что я его уже подписал. Итак....

— Ладно. Вижу, с вами можно говорить прямо. Тем более что вы, видимо, ясно себе представляете цену возможного разглашения информации.

Глаза Сергея Борисовича оставались при этом безмятежными, но холодом от него повеяло прямо могильным. Он пристально взглянул на собеседника и продолжил:

— Итак, наш фонд вложил немалые деньги в историческое расследование и получил копии летописных материалов и сам символ — меч Рюрика. Историческая подлинность этих свидетельств не вызывает сомнений у наших экспертов. Следующий этап — международная экспертиза. После получения её положительного заключения эти раритеты должны быть переданы государству и стать атрибутами материальной основы национальной идеи новой России. Письменные свидетельства уже прошли необходимую процедуру с участием зарубежных экспертов и признаны аутентичными. Экспертиза самого меча должна состояться через... пару недель. В Москву прибудет группа международных экспертов и необходимое оборудование. Впрочем, основной инструментарий для определения возраста меча и имеющихся на нем клейм, в том числе императора Августа и самого Рюрика, есть у нас в Москве, но желательно иметь мнение экспертов мирового, так сказать, уровня, — здесь Сергей Борисович замолчал, словно решая, говорить ему дальше или нет.

— Ну и.... — Матвей стал терять терпение.

— Пять дней назад мы проводили здесь, в помещении фонда, небольшую презентацию материалов и самого меча. Был приглашен очень узкий круг гостей. Избранные, если можно так сказать. Человек двадцать. Представители верхнего уровня госструктур, бизнеса, церкви. Это люди, близкие нашему фонду, участвовавшие в поисках и ... идеологическом оформлении всего этого мероприятия. Это была, скажем, последняя возможность лично прикоснуться к реликвии и еще раз обговорить все связанные с предстоящей церемонией вопросы. Все прошло очень гладко, на хорошем патриотическом уровне. Мы поздравили друг друга с успехом, сделали памятные фотографии. Вечером меч был уложен мною в футляр и заперт в мой личный сейф. Утром, вскрыв сейф, я увидел открытый и пустой футляр. А позавчера на Интернет—страницах мои сотрудники обнаружили информацию о том, что наш фонд якобы подготовил псевдоисторическую фальшивку и путем проведения широкой пропагандистской кампании хочет таким образом «подставить» руководство страны.

— А вы уже объявили о предстоящей передаче этого... этой реликвии и подготовили соответствующую пиар-кампанию?

— Да. Мы были абсолютно уверены в нашей победе. Мною были даны соответствующие заверения на самом высоком уровне. Все бумаги переданы в Фонд национального наследия, подготовлены экспозиционные места и презентация в Оружейной палате Кремля. Группа историков на уровне Академии наук готовит основополагающий документ. Механизм запущен, и я не представляю, как можно отыграть всё назад.

— Вы, конечно, не сидели, сложа руки, и я — не единственная ваша надежда?

— Разумеется, нет. С самого начала у нас работает лучшая следственная бригада, задействованы и другие возможности. Но вы понимаете, что это вопрос сугубо нашего фонда, и мы не можем дать ему полную огласку. Поэтому, для официального расследования мы подготовили версию о пропаже некого ювелирного изделия...

— Тоже меча? Из того же футляра? — на лице Матвея читалось искреннее удивление.

Его собеседник кивнул головой.

— Мы сообщили следствию, что нами была изготовлена ювелирная копия исторического меча, которая якобы и была украдена из сейфа. Им передано описание и фотография.

— Фотографию якобы изготовленного, а затем якобы украденного ювелирного меча? — Тут Матвей был уже искренне озадачен, — Я поражен умением ваших сотрудников изготавливать фальшивки. Даже при наличии специальной компьютерной программы это не так просто сделать.

Сергей Борисович замялся, но вынужден был ответить.

— Мы действительно сделали ...э... сувенирную копию исторического меча, имеющую определенную ювелирную ценность в силу того, что для ее изготовления применялись достаточно дорогие материалы. Фотографию этого изделия мы и передали следствию.

— И эта ювелирная копия хранится у вас? Я могу ее видеть?

— Боюсь, что пока нет. Она хранится в банке. Но вам нет необходимости ее видеть. Вот вам фотография. Такую же мы передали следователям.

Сергей Борисович достал из внутреннего кармана пиджака цветную фотографию и передал ее Матвею. Явно любительское фото не смогло исказить красоту лежащего на бархатной подушке прямого и короткого римского меча, рукоятка которого была богато украшена различными каменьями.

— Если эти камни настоящие, то я боюсь даже предположить стоимость этого изделия. А сам меч, видимо, золотой? — Матвей с восхищением разглядывал фотографию, — только вот сфотографировать такую красоту могли бы и получше.

— Это имитация, поделочные камни, а сам меч сделан из сплава меди, — слишком быстро ответил Сергей Борисович, — Итак, следователи обязаны информировать нас каждые три часа о ходе расследования. Им также дано указание лишь установить, где находится меч и не документировать его изъятия. Это должны сделать мы сами. Вас же мы пригласили для того, чтобы вы усилили следственные действия своими... способностями видеть невидимое и чувствовать истину. Даже не знаю, как это сказать...

— Лучше никак. Тем более что это — плод вашей фантазии. Как далеко продвинулось следствие?

— Никак. Ни версий, ни отпечатков, ни свидетельств. Опрашивают, кого могут. Пока безрезультатно.

— Насколько я понимаю, сейф был открыт ключом. Вы ведь не обнаружили следов взлома?

— Да, его открыли ключом.

— Пропало что-либо еще?

— Нет, остальное на месте.

— Банальные вопросы, извините, но для полноты картины я их задам. Ключ ведь только один, и он у вас? И следователи провели экспертизу на предмет снятия слепка? Замок проверен на вскрытие инструментами? И вы «отработали» фирму-изготовитель сейфа?

— Да все сделано. Не лезьте вы в эти тонкости следствия! Ваша задача — найти меч. Почувствуйте, унюхайте, раскопайте. Покажите хотя бы место. Остальное вас не касается

— «Наверх» еще не сообщали?

— Нет.

— И есть, видимо, недоброжелатели, с удовольствием ожидающие вашего провала?

— Конечно, есть. Но они никогда не опустятся до дешевого похищения. Здесь совсем другого уровня отношения...

Матвей не смог сдержаться от язвительного замечания.

— То есть, вечная негласная битва за место у трона, если можно так сказать, не допускает использования таких дешевых трюков?

Зверем посмотрел на него Сергей Борисович, но смолчал. Сделав вид, что он и не ожидал ответа, Матвей продолжил:

— У вас есть какие-либо соображения по поводу того, что мог бы это сделать? А главное — зачем? Я не сомневаюсь, что вы уже все рассказали следственной группе, но могли быть какие-то нюансы, о которых вы не могли или не хотели рассказывать следователям? — Матвей и сам не почувствовал, как буквально «втянулся» в это дело.

Сергей Борисович пожал плечами, скользнув при этом взглядом куда-то в сторону:

— Да нет, никаких нюансов здесь я не вижу.

«Врет» — твердо решил Матвей. Но вслух спросил:

— Ну, а зачем здесь я? Я же не собака — ищейка и не экстрасенс. Дело, как вижу, классическое. Исчезнувшая вещь и совсем немного подозреваемых. Ваши родные и близкие. Сюда надо прибавить ваших сотрудников, охрану и обслугу. И затруднений здесь всего два. Первое — высокое положение вашего фонда, сотрудников которого нельзя просто так взять и пропустить через детектор правды. И второе — то, что вы сами не говорите правду. Исходя из вышеизложенного, не могу сделать иного вывода, кроме как одного — я здесь не нужен. Честь имею! — и Матвей сделал попытку подняться из кресла.

— Не спешите, прошу вас, — Сергей Борисович уже не напоминал того самодовольного преподавателя истории, каким хотел казаться в начале их встречи, — Я обратился за вашей помощью по рекомендации одного из своих близких друзей, кстати, присутствовавших на том мероприятии. Вы помогли ему распутать сложное семейное дело, спасли его сына. И у всей истории была некая мистическая подоплека, как и в нашем случае. Он не должен был мне этого говорить, я знаю, но на карту поставлено слишком много. Здесь и историческая реликвия....

— Только не надо мне рассказывать сказки о символе нации и сакральном значении какого-то меча. Римско — скандинавский клинок не может иметь такого значения для нашей многострадальной страны, равно как и реликвии немецких по крови Романовых. Я не хочу вступать с вами в дискуссию, но если мы начнем сотрудничать, то давайте договоримся, что речь идет о пропаже некого предмета, в поисках которого я готов оказать посильную помощь. И прежде всего потому, что мой нынешний работодатель и друг очень меня об этом просил. Итак, мне нужна полная правда об этом мече и его исчезновении. Вы же мне немного солгали? И еще мне понадобится тот самый футляр, где он лежал.

Сергей Борисович долго смотрел на Матвея, практически не мигая. Даже не обладая сверхспособностями, можно было заметить, что в его голове шла тяжелейшая битва мыслей. А было этих мыслей две. «Сказать?» или «Не говорить!». И было принято правильное решение, ибо в противном случае не было смысла продолжать общение.

— Хорошо, я открываю все карты.

— А в этой комнате можно говорить? У нас ведь мобильные телефоны...

— Говорить можно. Телефоны здесь не прослушиваются, если только ваш не поставлен на запись, — пытался неуклюже сострить Сергей Борисович.

«Ну, это его проблемы. Если считает, что безопасно, пусть говорит» — Матвей продолжал серьезно и внимательно смотреть на собеседника. Тот сначала беззвучно пошевелил губами, словно пробуя слова на вкус, а потом, решившись, быстро произнес:

— На презентации в фонде был представлен не подлинный меч Рюрика, а его подделка. Из сейфа похитили её, — от Матвея не ускользнуло, что последнюю фразу он произнес с некоторым усилием.

— Та самая, с обычными камешками и из меди? — наивно переспросил Матвей.

— Не ерничайте. Пожалуйста. Эта была другая копия, абсолютно похожая на оригинал. Мы не могли рисковать самой реликвией, вы же понимаете!

— Так сколько всего копий было сделано?

— Только одна, которую... украли. Ювелирные изделия не считаются. Они не имеют к делу никакого отношения. Просто сувениры — «Ага, уже — „изделия“, то есть явно не одно. Стоимостью несколько сотен тысяч долларов каждое. Для кого бы это?» — успел подумать Матвей, но спросил другое.

— А оригинал-то точно у вас? Есть что предъявить экспертам? Или оригинал тоже исчез? — последние слова сорвались с губ Матвея явно помимо его воли.

Сергей Борисович стал не просто бледен. Он как-то посерел и потух глазами.

— С вами действительно страшно разговаривать. Вы словно все знаете наперед. Впрочем, поэтому мы к вам и обратились. Ладно, чувствую, что должен рассказать всё. Но с этой минуты нас, знающих правду, стало трое — я, мой заместитель Василий Васильевич К., который непосредственно занимался всем делом, летал за мечом и доставил... должен был доставить меч сюда, и вы. Я не пугаю, просто советую не забывать об ответственности.

Оригинал меча Рюрика пропал неделю назад. А эту кражу инсценировали мы с моим заместителем. Просто чтобы время потянуть с экспертизой, да и... — тут он выразительно кивнул головой куда-то наверх. А, впрочем, и так все было ясно. В России и до Рюрика и после него головы летели с плеч и за меньшую провинность.

Сказав главное, Сергей Борисович заметно успокоился и уже смог детально изложить сложившуюся ситуацию. Выяснилось, что меч был приобретен на деньги фонда у какого-то швейцарца, который сам вышел на представителей России с этим предложением. Вместе с мечом были приобретены некие документы, удостоверяющие подлинность этой исторической реликвии и ее родословную. Операция по приобретению меча длилась около двух месяцев. Это время понадобилось для проведения экспертизы документов и самого меча специалистами из России, выезжавшими в Швейцарию. Все это было проделано тайно, в обстановке полной секретности, через возможности российских спецслужб. После проведения экспертизы и выплаты прежнему владельцу более чем приличной суммы, сам меч был надежно спрятан в недрах одного из швейцарских банков, а документы переданы для исследования в Ватикан, чья экспертная служба по праву считается лучшей в мире. Да и «руководители проекта», как обмолвился Сергей Борисович, настаивали именно на ватиканском заключении. Некая пикантность ситуации заключалась в том, что основным документом, удостоверяющим «древнеримское происхождение» меча и его принадлежность варяжскому Рюрику, был документ «Аненербе». Как известно, этот нацистский исследовательский институт, действовавший в структуре СС, в рамках работ по своей основной тематике — утверждению превосходства арийской расы, занимался поиском исторических раритетов, имеющих, по мнению руководителей Третьего рейха, некий сакральный, мистический смысл.

Вышеупомянутый меч Рюрика, был, якобы, найден нацистами в 1942 г. в ходе раскопок под Старой Ладогой, где, как утверждалось, ими была обнаружена могила князя Олега, называемого в славянском фольклоре Вещим. Олег, являясь ближайшим сподвижником Рюрика, взял на себя заботу о малолетнем сыне почившего варяжского князя — Игоре и получил в знак своего попечительства меч Рюрика, который он, согласно обычаю, должен был передать Игорю по достижению тем совершеннолетия. Но что-то там не сработало, да и Олег погиб внезапно (нашему просвещенному читателю даже как-то неудобно напоминать о черепе любимого коня Олега и выползшей из него коварной змее). Поэтому, как посчитали не менее просвещенные сотрудники «Аненербе», этот — то меч они и нашли в могильнике. При этом немцы, со свойственной им педантичностью, отследили в своем документе весь путь меча от римского кесаря Августа до собирателя русских земель Рюрика, ссылаясь на якобы имеющиеся у них летописные материалы, «изъятые» нацистами из музеев и монастырей захваченной Европы. У швейцарца, продавшего реликвию российским любителям истории, этих других документов не оказалось, а сам меч и прилагавшийся к нему документ «Аненербе» он «случайно» обнаружил на чердаке своего фамильного дома в Альпах. По семейной легенде, раритет был оставлен в их доме в 1945 году бежавшими через Швейцарию нацистами. Видимо, те были очень голодными и напуганными, а дедушка — швейцарец в тот день не был настроен бесплатно предоставлять кров и еду.

В удивительно короткий для экспертной работы срок — всего за месяц — специалисты папского престола подтвердили, что представленный им документ «Аненербе», скорее всего, является подлинным, возможности проверить указанные в этом документе первоисточники отсутствуют в силу утраты последних, а заключение о возрасте меча и имеющихся на нем клейм может быть сделано в случае предоставления им самого исторического предмета. За обещанную им существенную сумму ватиканские эксперты согласились провести исследование в присутствии российских коллег в Москве. Меч был изъят из швейцарского банка представителем фонда, который в присутствии российского посла и засвидетельствовал факт упаковки реликвии в прочный мешок дипломатической почты. Мешок, романтически называемый «вализой», был запломбирован и ранним утром следующего дня под охраной двух плечистых дипкурьеров вылетел в Москву. Представитель фонда — Василий Васильевич, как теперь знал Матвей, — летел тем же самолетом в том же салоне первого класса и не спускал глаз с заветной вализы все пять часов перелета Берн — Москва. И даже, в знак солидарности с дипкурьерами, не пил бесплатно предлагаемые ему напитки.

В Москве специальной машиной диппочта была доставлена в величественное здание МИД, где была должным образом распакована, и футляр с исторической реликвией был, наконец, передан усталому Василию Васильевичу. Тот проверил наличие реликвии, подписал акт передачи, и вынес сумку с футляром. Охранник сопроводил его от здания МИД до автомашины. Через час московских пробок на машине с водителем, мигалкой и охранником он прибыл в фонд, где в запертом кабинете его руководителя футляр был изъят из сумки, водружен на стол и открыт.

Реликвии, на основе которой предполагалось выстроить новый монумент национального самосознания России, в нем не было.

В этот трагический момент повествования в кабинете раздался звонок телефона. Не просто телефона, а стоящего поодаль от других средств связи телефонного аппарата цвета слоновьей кости. Долгоживущий читатель, видимо, помнит, что когда-то выпускались модели настольных телефонов, где вместо кнопочек был вращающийся диск с дырочками, в которые были видны цифры и буквы. Так вот этот аппарат на первый взгляд был таким же, но, во-первых, на диске гордо красовался герб России, во-вторых, сам диск не вращался, и никаких цифорок и буквочек под ним написано не было. Да и звук вызова у него был таким серьезным, что даже Матвею захотелось встать и рапортовать о своей готовности идти на любой подвиг. Сергей Борисович молниеносно оказался у аппарата и взял трубку. Ровно две секунды он держал трубку у уха, затем бережно положил ее. «Видимо, номером ошиблись, » - попытался мысленно пошутить Матвей, внешне сохраняя присущую этой судьбоносной минуте торжественность.

— Вызывают, — важно изрек Сергей Борисович, промокнув лоб белоснежным платком, — если не возражаете, договорим завтра с утра.

Матвей почему-то не возражал.

А начиналось все чуть больше года назад.

Где-то в Средиземноморье, на северо-африканском его побережье, почти нависая над морскими волнами, прилепилась к горному склону вилла. Ее строители немало потрудились над тем, чтобы ни со стороны плывущих по морской глади любопытных глаз, ни с близлежащих горных склонов, и даже с воздуха, это строение не просматривалось и не привлекало ненужного ее обитателям внимания. Да и внешне вилла была скромна. Двухэтажная, с небольшим гаражом и крытой стоянкой для посетителей, также крытым бассейном, к которому вела закрытая галерея из дома, она явно не представляла ни исторической, ни, тем более, архитектурной ценности. Единственным ее достоинством была скрытность. То есть полная изолированность и прекрасно организованная охрана, исключающая любую возможность проникновения на сей санаторно —курортный объект посторонних лиц.

На прикрытой от уже не жаркого в это время года, но еще яркого солнца, террасе, в удобных креслах расположились двое вальяжных, уверенных в себе мужчин. В одном из них наш пытливый читатель узнал бы уже известного ему Сергея Борисовича. Моложавый и загорелый, он явно выступал в роли принимающей стороны, демонстрируя почти подобострастное уважение к своему визави. Тот был весьма невелик ростом и явно боролся с полагающейся ему по наследству от предков пышностью фигуры. Доставшиеся ему в том же наследстве крупные уши, монументальный нос и повышенная кучерявость оставшихся на голове волос делали его внешность запоминающейся и значимой. Его светлая кожа, опасно покрасневшая от южного солнца, выдавала недолгое время пребывания в этой благословенной климатической зоне.

Пили они из запотевших стаканов свеждевыжатый апельсиновый сок и вели непринужденный светский разговор.

— Неплохое местечко ты нашел, Сережа. Тихо, никого постороннего. С моря не подойдешь, даже пристани нет. И только одна дорога, перекрытая воротами.

— И еще два блок — поста, замаскированных.

— Нда, ты всегда умел обеспечивать свою безопасность. А если нужно соскочить незаметно? Тебя же, наверное, учили, в твоем недолгом чекистском прошлом, что надо всегда иметь путь отхода?

Сергей Борисович самодовольно улыбнулся и позволил себе откинуться на спинку кресла.

— Видишь ли, Миша... Мы ведь на «ты» здесь, без посторонних?

«Миша» благосклонно кивнул.

— Так вот, Миша. Это, конечно секрет, но от тебя секретов быть не может. Внизу есть потайной ангар с катером, а моя яхта всегда курсирует неподалеку.

— Сережа, я очень люблю точность формулировок. Яхта — не твоя, а нашего фонда. Или уже твоя? Смотри, знаешь ведь, для чего и на чьи деньги лодочку эту трехпалубную купили.

«Сережа» покраснел, снова сел в кресле прямо и поспешно заверил, что яхта по-прежнему принадлежит фонду.

— А вилла чья? — безмятежным голосом продолжил допрос «Миша».

— Виллу снимает наш фонд у члена местной королевской семьи. Все документы надлежащим образом оформлены, все чисто, — по-военному четко отрапортовал Сергей Борисович.

— Да ладно, ладно. Не напрягайся. Это я так, из праздного любопытства, — «Миша» отхлебнул из стакана и доброжелательно улыбнулся.

Сергей Борисович, конечно, знал, что люди уровня «Миши» никогда и ничего не спрашивают просто так, и вновь весь обратился в слух, подобострастие и готовность услужить.

— Так вот, Сергей, о чем хотел с тобой поговорить именно здесь, вдали от чужих ушей. Фонд наш работает хорошо, деньги плывут, куда им и положено, да и внешне все обстоит благополучно. За прошедшие два года только два небольших прокола — это когда, помнишь, того гомика французского вы пригласили, разрекламировали его как гения экономической мысли и семинар ему всероссийский миллионов за десять организовали. А он пресс — конференцию самовольную в гей — клубе устроил, а на официальной презентации с прогнозами мирового кризиса попал, как ... пальцем в небо. И второй раз, когда с концертом облажались. Пригласили этих импортных стариков, которых и не помнит никто. И на чей концерт пригласили — ветеранов силовых структур! Им пенсию поднимать надо, да про фронтовые сто грамм петь, а ты им этих престарелых наркоманов. Хорошо еще, что ветераны не узнали, сколько ты этому залежалому импорту из государственных денег отвалил. Убили бы. И правильно бы сделали. Ну, ладно, не бери в голову. Тогда тебе удалось замять оба эти случая, даже в прессу название фонда не попало. Перевел-таки стрелки на других, молодец!

«Миша» отпил из бокала и с хрустом надкусил сочную грушу. Пока он, не торопясь, расправлялся с этим чудом садового искусства, Сергей Борисович сидел, как на раскаленной сковороде. " Внезапно приехал, вспомнил старые проколы, про яхту намекнул. Как будто сам с девочками на ней не отдыхал! Уж не решили ли они там, наверху, меня сменить?" От одной этой мысли у него вдруг взмокла рубашка. Черт, столько еще осталось нереализованного из своих, личных, планов. Но даже не это было сейчас важно. Он прекрасно знал, что ему, равно как и прочим людям, имеющим доступ к такого уровня финансовой информации, не так—то просто выйти из обоймы. Самый простой путь в этом случае — вынести человека вперед ногами, богато похоронить и пустить театральную слезу, предварительно убедившись, что не осталось ни мемуаров, ни иных, так называемых «страхующих» записей. Были подобные случаи на его памяти, да он сам бы так поступил. Уж больно высока была цена прокола.

Всегда ведь кажется, что именно тебя минует чаша сия. Но чудеса если и бывают, то очень редко. И не с нами.

— Успокойся, Сережа. А то даже лоб мокрый стал. Выпей вот водички холодной. Береги сердчишко-то. Оно у тебя одно. В отличие от ноликов на банковском счете, — «Миша» явно был в ударе и острил как эстрадный клоун. Потом внезапно посерьезнел.

— Ладно, шутки в сторону. Подумай над такой темой. Ты — мужик умный, думаю, мысль схватишь. Любая страна держится на национальной идее. Поясняю — у американцев это доллары и мания величия, у мусульман — религия и нефть, у китайцев — железная дисциплина. Ради идеи совершаются подвиги и забываются прочие шероховатости внутренней и внешней политики.

В России такой идеи нет. Мировая революция не прошла, не выдержала, так сказать, экзамена историей. Население наше осталось без стержня. В этом вакууме активно работают религии, но их в стране много, и это, в конце концов, просто разорвет Россию на княжества, хутора и улусы. Национальная идея нужна как воздух, ибо ею многое можно прикрыть. В том числе Сережа и дела твоего фонда. Да, да, в данном случае именно твоего. Как сам понимаешь, пока фонд успешен, он — наш, но в случае какого-либо прокола, который может бросить тень на саму идею фонда, либо людей, за ним стоящих, имей в виду — это ТВОЙ фонд со всей мерой ответственности!

Извини за это лирическое отступление, вернемся к нашей теме. Итак, национальная идея. Сформулировать простой и четкий лозунг, за которым пошли бы все многочисленные народности, населяющие территорию России, не получается. Слишком много у каждой из них особенностей. Да и крови пролито уже немало. Нужна просто объединяющая основа. Типа могучей российской империи, но без ее коммунистического ярлыка — «тюрьма народов». А для этого надо собирать осколки былого величия. Это и ратные подвиги, и культурное наследие, и духовные ценности разных религий. Цель — показать всем величие России, населяющих ее народов, а, следовательно, и легитимно избранного руководства этих народов. Работа эта уже идет, но надо ее активизировать.

— Яйца Фаберже? Реставрация дворцов? Кадетские корпуса? — Сергею Борисовичу показалось, что он уловил суть.

— Ну, в общем, правильно поймал идею. И в контексте этой деятельности на наш фонд падает задача нахождения и обоснования общероссийской и исторической значимости некого предмета, артефакта, который мог бы стать краеугольным камнем новой национальной идеи. Не буду тебя утомлять дальше. Есть такой исторический предмет — меч Рюрика. Да, того самого, который пришел в нашу страну порядок наводить. Меч древний, с родословной. Тебе, то есть, нашему фонду, надо сделать из него реликвию. Общероссийскую и мировую. Флаг, так сказать, новой российской исторической роли. Объяснять ничего не буду. Подробную историческую справку я тебе привез. Основных вкладчиков фонда я предупредил о специальном финансировании этого проекта. Деньги уже пошли, и деньги не малые. Какова идея — таковы и вклады. Государство тоже поможет. Смотри, Сережа, по этому проекту чтобы отчет финансовый был копейка в копейку. Никаких совещаний на Бали. Фонд своё на другом возьмет. Детали с тобой обговорят. Через неделю план твоих действий — мне на стол. Уже есть люди, которые с разных концов начали эту работу. Тебе, то есть фонду, надлежит организовать работу, профинансировать ее и довести до логического завершения. Меч должен занять центральное место в экспозиции Кремля. Сможешь — ты на коне. Провалишь -..... Да ты и сам знаешь, что мы с тобой сделаем. Все. А сейчас я иду отдыхать. Да, кстати, в прошлую ночь со мной была такая смуглянка молоденькая. Занятная такая, с перчиком. Она, что, действительно немая?

Еще погруженный в понимание поставленной перед ним «исторической» задачи, Сергей Борисович почти машинально ответил:

— Да, немая и неграмотная, только жесты понимает. Их специально воспитывают с детства и привозят для обслуживания на самом высоком уровне. Очень дорого, но зато не проболтаются. Понравилась? Может, другую позвать?

— Да, нет, другую не надо. А в целом, хорошая идея — немые и неграмотные но исполнительные и с перчиком ...Координаты их фирмы потом мне передашь. Нам такие кадры нужны. На подготовку собственных времени нет, а арендовать можно. Не одними же таджикам и молдаванами Россию укреплять...

После беседы с «Олигархом», с которого Матвей мысленно снял это высокое и много-к-чему-обязывающее прозвище и стал даже в мыслях называть просто по имени и отчеству, в голове его вертелась какая-то каша. Сабельки, Рюрики, серьезные московские дяденьки. Дребедень, одним словом. Но сама ситуация требовала серьезного изучения. Ибо вляпаться можно легко и непринужденно, а чиститься придется долго и противно. Но и при подходе к метро — а в будние дни Матвей предпочитал не использовать личный транспорт, да еще в забитом машинами московском центре, — и дома он напрасно ждал, что в тренированном мозге привычно станет выстраиваться четкая и логичная схема происходящего.

Не выстроилась.

Хотя все казалось до банальности простым: один «приближенный к власти» фондик, нет, из уважения к его участникам, назовем его Фонд, решил упрочить свое положение, а заодно и «отмыться», то есть подчистить все свои грешки — а у кого, скажите, их нет? — решением «общенациональной» задачи. Ход примитивен, но, как показывает практика, достаточно эффективен. Выбор объекта...Почему именно Рюрик? А почему бы и нет? Против Рюрика в истории нет ни одного плохого слова. Земли русские собирал? Собирал! Потомство царственное оставил? Еще какое! Не только все русские великие князья и первый русский царь (то есть кесарь, он же цезарь, он же конунг) Иван Грозный от корня Рюрика пошли, но и польско-литовская королевская династия Ягеллонов варяжского князя в родоначальниках числила. А сколько рюриковской крови через дочерей русских князей в европейских царствующих династиях булькает! И даже в онемеченных почти полностью Романовых она есть. Мало, но есть! Ибо мама Петра Первого, Нарышкина, была из Рюриковичей. Дальних, бедных, но Рюриковичей!

А почему меч? А что еще? Шлем был у Александра Македонского, череп Ярослава Мудрого (тоже, кстати, Рюриковича), восстановленный профессором Герасимовым, памятен нам еще со школьных учебников истории. Опять же череп коня Вещего Олега; черепа врагов, из которых пили половцы; сушеные черепа у аборигенов Австралии и Африки. Есть еще седло! Но оно у дикой козы... С трюфелями... Тут мысль Матвея окончательно замерла, и он уснул.

Проснулся рано, с одной, но умной мыслью. «Надо поговорить сДанилычем. Знает много, не отягощен знаниями о сегодняшних подковерных схватках, не тривиален в суждениях, может высказать здравую мысль».

Но сначала надо было договорить вчерашний разговор. Машина, как и ожидал Матвей, была ему подана уже к половине девятого, и в девять Матвей уже здоровался с улыбнувшейся ему «Ключницей», мысленно, но высоко оценил декольте и маникюр «Барби» и поприветствовал вставшего при его появлении охранника. Служба, чувствует старшего по рангу! Или уже что-то знает? Через минуту перед Матвеем уже стояла чашечка ароматного кофе, а сам он сидел в том же кресле, в том же кабинете, перед тем же Сергеем Борисовичем. Нет, обманываю. Не перед тем же. Сегодняшнего хозяина кабинета словно всю ночь мололи в камнеломке и мозгодробилке. Он явно похудел на несколько килограммов (вот тут завидовать не надо!), под глазами темнели печальные полукружья, но глаза горели упрямо и жестко. Школа! Ее не прогуляешь...Он был краток и четок в формулировках.

Итак, в доставленном футляре меча не было. Реликвия была лично осмотрена представителем фонда, которым был официальным заместителем Сергея Борисовича, в швейцарском банке, в посольстве России в Берне, в момент передачи меча в МИД России. Об этом имелись передаточные акты, должным образом оформленные. У контрольно-пропускного пункта МИД представитель фонда с футляром в руках был встречен охранником и сопровожден до автомашины фонда. Там футляр находился на коленях заместителя Сергея Борисовича; охранник сидел рядом с ним; в бронированном Мерседесе все двери были заблокированы. Движение автомобиля отслеживалось по навигатору, никаких отклонений от маршрута не зафиксировано.

— Своему заместителю, Василию Васильевичу, вы, безусловно доверяете?

— И не только я. Он является, как бы это сказать, доверенным лицом ...учредителей фонда.

— Контроль за вами? И вы это знаете?

— Да, это оправданно. Слишком велика ответственность. Если бы он хотел заполучить меч, он мог это сделать раньше и не своими руками. Он ведь покупал меч и документы.

— Кстати, а где документ «Аненербе» и заключение ватиканских экспертов?

— У нас. Лично передан мне в руки папским нунцием. Этот канал оказался надежнее.

— Сколько времени футляр находился без прямого присмотра в вашем кабинете? — голос Матвея резко прервал Сергея Борисовича.

— Откуда... Как... Как вы узнали? — хозяин кабинета был поражен и не пытался это скрыть, — мы никому об этом не говорим!. Да и какое это имеет значение? Кабинет под постоянным надзором, здесь всегда секретари, моя охрана...

— Есть ли видеокамеры в приемной и в кабинете?

— Нет, в этом нет необходимости. Лишние источники информации, лишние глаза...

— Сколько времени футляр был здесь до того, как вы обнаружили, что он пуст?

— Минут двадцать. У меня была... деловая встреча, здесь, недалеко. А мой заместитель, Василий Васильевич, ему надо было привести себя в порядок после дороги. Да и не сидеть же ему в моем кабинете или в приемной! Когда я появился в фонде, ему сразу же позвонили, и он пришел.

— Если я правильно понял, он оставил сумку с футляром в вашем кабинете?

— Нет, он положил футляр на мой стол, а сумку забрал. Она и сейчас у него. Хотите взглянуть?

— Пожалуй, в этом нет необходимости. А вот на футляр я хотел бы посмотреть. Я могу видеть, — Матвей чуть было не сказал «потрогать» -футляр этого... изделия? Тот, из которого его похитили?

— Боюсь, что нет. Видите ли, мы отдали его экспертам, на предмет возможных отпечатков пальцев.

— То есть, вы заявили, что в подлинном футляре лежала ювелирная копия меча и отдали этот футляр на экспертизу только ПОСЛЕ ПРЕЗЕНТАЦИИ? И этот самый футляр лежал с копией меча на вашей презентации?— Матвей не мог поверить в реальность услышанного.

— Да, так получилось. Нам очень хотелось найти вора, — Сергей Борисович выглядел явно сконфуженным.

— И что же вам ответила экспертиза? — очень спокойно спросил Матвей, не сомневаясь в ответе. И опять угадал.

— Все отпечатки тщательно стерты. Даже с применением полировочной мастики.

— Прелестно, — вспомнил Матвей Ворону из детского мультфильма, — и последний вопрос — футляр, из которого украли настоящий меч и который вы отдали на экспертизу, как-нибудь запирается? Если да, то как открыли замок? Если нет, то он должен был быть помещен в специальный транспортный контейнер...

Про себя он загадал, каков будет ответ. И снова угадал.

— Нет. Старинный футляр не имеет замка, только обычные защелки. А нам как-то не пришло в голову изготовить контейнер для перевозки. Ящик в ящике? Матрешка какая-то... Тем более, что для его экспозиции в Оружейной палате уже изготовлена специальная подставка. Там ведь клейма с двух сторон. А этот футляр весь поцарапанный, да еще со свастикой. Его ведь немцы сделали. В могильнике Олега меч — то был явно без футляра, — пытался шутить Сергей Борисович. Но Матвей уже встал «на тропу войны» и не реагировал на подобные неформальности.

— Вы можете показать мне копию меча, которая была на вашей презентации? Хоть в руках его подержать.

— Нет, не могу. Вчера, как вы помните, я был вызван неожиданно «наверх», и я передал эту копию как оригинал, а также подлинники всех имеющихся документов, включая финансовый отчет. Я не мог поступить иначе, вы же понимаете. «Наверх» дошла информация о том, что вокруг меча началась какая-то политическая игра. Пока наш фонд выигрывает её, и нам это очень важно. Я доложил, что в целях дезинформации, а затем и дискредитации наших противников, а я имею в виду политических противников России, мы имитировали кражу реликвии. Теперь до её официальной презентации она будет находиться в самом охраняемом месте России. Если вы найдете подлинник, он займет свое историческое место в коллекции российских артефактов, если нет — там будет копия. Какая, к черту, разница! У нас ведь есть заключения экспертов, и уже подготовлено историческое обоснование. Вы видите, я ничего от вас не скрываю.

— А как же ватиканские эксперты? — не удержался от вопроса Матвей. Его охотничий запал как-то пропал. Осталось чувство горечи и обиды. В том числе и за Державу. Что хотят, то и делают. А, впрочем, так всегда и было...

— Решим вопрос! — зло, но весело ответил Сергей Борисович. Нелегко, видимо, далось ему это решение, но, приняв его, он был готов драться за него до конца. Чем не мог не вызвать к себе определенное уважение. А, впрочем, ему было что терять.

Ситуация требовала осмысления, что и было немедленно предложено хозяином кабинета. Нажав потайную кнопку, он «сдвинул» закрывавшее полстены венецианское зеркало, за которым оказался прекрасный бар с достойной коллекцией спиртных напитков. Вызванная другой кнопочкой «Барби» принесла поднос с достойной напитков закусью, и беседа перешла в неформальную стадию. О мече, да и о самом Рюрике больше не говорили. Как и подобает взрослым, уважающим себя мальчишкам, подробно обсудили московские пробки, автомобильный рынок, перешли к тонкостям изготовления французских коньяков, их отличия от арманьяков, и завершили признанием явных достоинств ирландского виски. К естественной кульминации такого разговора, а именно, к приоритету хорошей российской водки, решили не переходить, ибо голова утром болит у всех.

И у некоторых больнее.

Уже было поздно, когда Матвей покидал гостеприимный кабинет, в котором довольно странным образом ковалась история нашего государства. В приемной с ним попрощались «Барби» и охранник, в служебные обязанности которых входило: у первой — выполнение последних на этот день распоряжений руководителя (попрошу без ухмылочек!); у второго — доставка последнего до дверей дома. На столе перед «Барби» лежал каталог известного ювелирного дома, охранник довольствовался затрепанным журналом «За рулем». Последней любезностью Сергея Борисовича было распоряжение доставить Матвея домой на своем «Мерседесе». Наш герой не нашел в себе сил отказаться, хотя и понимал, что обрекает хозяина еще на лишний час пребывания в кабинете. Впрочем, с учетом бара и «Барби»...

Стоп, сейчас не об этом!

Спалось Матвею плохо и тревожно. Помимо постоянной жажды и духоты, его охватывали какие-то обрывки сновидений. Здесь был и римский сенат, где император Август в порыве гордыни приказывает прибавить к названному в свою честь месяцу тридцать первый день, чтобы хотя бы в этом сравняться со своим предшественником Юлием Цезарем. Сделав это и поставив все последующие поколения в недоумение по поводу лишения бедного марта одного дня, Август передает свой меч своему же троюродному брату Прусту с завещанием построить им (этим самым мечом) новый Рим.

Затем вдруг возникла картинка масштабных раскопок, где под конвоем спесивых немцев с автоматами и рвущимися с поводка собаками советские военнопленные раскапывают какой-то холм. В палатке на столе лежит целая груда ржавых мечей, наконечников и кольчуг, с которых кисточками счищают землю мужчина и женщина, оба в очках и халатах. Затем ночное буйное подсознание нарисовало гигантский имперский кабинет с висящими свастиками, где узкоплечему мужчине со смешными усами и дрожащими руками показывают футляр с лежащим в нем коротким прямым мечом. На мече ясно видны два клейма — круглое, с профилем, и руноподобное. Мужчина вскидывает вверх правую руку и что-то визгливо кричит. Ему подобострастно вторят находящиеся перед ним несколько мужчин в пиджаках и в военной форме.

Последним в эту ночь и наиболее подробным было видение голубого неба над величественной площадью с устремленной ввысь капитулом собора св. Петра. Этот вид открывался из стрельчатых окон одного из кабинетов резиденции Святого Престола, где за огромным столом, на которым были разложены многочисленные документы и инструменты по их изучению. Двадцать первый век причудливо соединил пожелтевший пергамент с суперсовременными ноутбуками, старинные циркули и хитроумные медные полукружья, с помощью которых наши далекие предки шифровали свои послания, с ультрафиолетовыми лампами и электронными считывателями поврежденных фрагментов. На удобных старинных полукреслах удобно расположились друг напротив друга двое благообразных седых мужчин в почти одинаковых серых костюмах. Еще более похожими их делали стоячие воротники черных рубашек с белыми вставками.

— Я благодарен вам, монсеньор, за то, что вы нашли время и посетили наш исследовательский центр. Не скрою, несколько обескуражен тем, что предметом вашего неоценимого внимания стало обычное исследование, которые мы провели по заказу русских. Как вам известно, мы не отказываем никому в экспертизе любых предметов материальной и духовной культуры, до сих пор не известных широкой публике. Помимо совершенствования наших методов исследования, это позволяет пополнить сокровищницу Ватикана новыми знаниями и артефактами. А, кроме того, это дает нам уникальную возможность выполнять одну из основных задач, поставленных перед нами Святым Престолом, а именно — не допускать появления каких-либо знаний, которые могут принести вред нашему общему делу.

— Брат Флавио, мы с вами знакомы и доверяем друг другу еще с дней нашей учебы. Так что обойдемся без лекций. Мы не на заседании ученого совета, и мне, как куратору вашего центра, прекрасно известны все детали и тонкости вашей работы. Вернемся к мечу Рюрика. Я хотел бы изложить вам положение вещей на сегодня. Русские получили реликвию, которую мы много лет, весь период после Второй мировой войны, считали утраченной. Да — да, мы знали, что нацистский институт «Аненербе» нашел меч Августа — Рюрика, и Гитлер отдал распоряжение должным образом вставить этот предмет в формируемую нацистами теорию арийского господства над миром. Поражение в войне помешало этим планам, которые в целом укладывались в нашу концепцию укрепления позиций Ватикана в послевоенном мире.

— Но, монсеньор, Гитлер и католицизм? А концлагеря, истребление людей?

— Брат мой, вы всегда были излишне эмоциональны. Гитлер уничтожил бы православие, ослабил ислам, подорвал растущее влияние английских и американских разновидностей протестантизма. Ватикан, являясь в этом идеологическим союзником нацизма, остался бы доминирующей церковью в мире и уж как-нибудь решил бы потом вопрос с уничтожением евреев, цыган и других народностей. Это есть путь страданий, и его надо пройти!

— Я восхищен вашей мудростью, монсеньор!

— Не моей, а Церкви! Сколько раз в своей истории ей приходилось искать путь к власти и душам людей, и не всегда этот путь был прямым и очевидным для всех.

Итак, мы следили за формированием нацистской теории господства и, соответственно, за теми артефактами, которые являлись ее материальным подтверждением. В последние месяцы войны нам удалось получить многое из собранного нацистами и надежно укрыть это в хранилищах Святого Престола. Но в последний момент эта реликвия — меч Рюрика — ускользнула от нас. Мы знаем, что из Берлина её и еще ... несколько не менее ценных предметов вывез один из сотрудников «Аненербе», который должен был передать их в Швейцарии представителю Ватикана. Действуя под прикрытием документов сотрудника Международного Красного Креста, наш представитель должен был передать немцу новые документы и солидное вознаграждений. Затем он должен был переправить его в надежное место, где мы уже собрали некоторых ценных ученых — историков, и не только историков. Многие из них работали там до конца дней своих.

— Вы имеет в виду наш центр в...

— Молчание, брат Флавио, ибо даже стены имеют уши. Так вот, немец на встречу не явился, хотя и пересек по нашему коридору границу со Швейцарией. Не смогли мы его найти и потом. Мы предполагали, что кто-то позарился на имеющиеся у него ценности и убил историка. И здесь мы не ошиблись. Получив от вас отчет о проведенной экспертизе документа «Аненербе» касательно происхождения меча Рюрика, мы нашли хозяина документа, продавшего его и сам меч русским. Не буду утомлять вас длительностью рассказа, но меч Рюрика был последней из вещей того «таинственного немца», который набрел на горный домик его деда в далеком 1945 году. Швейцарец подозревал, что его дед убил немца, поскольку в сундуке, который ему достался по наследству, были в том числе некоторые личные вещи и документы того историка из «Аненербе». От вас у меня тайн нет, да и, возможно, именно вам придется заниматься поисками этих предметов. Помимо меча, там была картина известного голландского художника со сценой Страшного суда, вокруг которой велась серьезная дискуссия еще в средние века, и золотой перстень. Есть все основания полагать, что это был один из перстней царя Соломона, хранившийся до войны в одной из синагог Польши. Эти две вещи швейцарец продал анонимным покупателям, они не выставлялись, не числятся ни в одном из известных каталогов и нам пока не удалось выйти на их след. Но такие вещи не имеют срока давности, и рано или поздно мы их найдем.

Что касается меча Рюрика. Вы дали заключение, что документ «Аненербе» является подлинным?

— Да, экспертиза показала, что документ напечатал на бумаге, которую использовал этот институт, на его пишущей машинке. У нас много документов «Аненербе», и этот вывод обоснован. Другое дело, что мы не располагаем историческими документами, на которые ссылаются немцы. Речь идет о двух хрониках и одной родовой книге. Хроники были изъяты немцами в одном из монастырей на территории Литвы, а родовая книга — в фамильном замке князей Потоцких в Польше. Эти документы хранились в филиале «Аненербе» в Дрездене, само хранилище, как известно, сгорело во время бомбежки, чему есть свидетели.

— А сам меч находится у русских?

— Да, меч у них. Российскими экспертами уже проведена предварительная экспертиза его подлинности.

— Вы верите русским экспертам?

— В этой стране можно сделать все, что угодно. Но авторитет самих экспертов очень высок. А, кроме того, у нас есть приглашение посетить Москву и провести там совместные исследования возраста меча и подлинности нанесенных на него двух клейм — императора Августа и самого Рюрика.

— Почему в Москве, а не в нашей лаборатории?

— Русские категорически отказываются вывозить меч из Москвы, а для нас это уникальная возможность ознакомиться с российскими методикой и оборудованием исследования.

— Брат Флавио, а вы задавались вопросом, зачем русским этот меч, для чего им нужно заключение ватиканских экспертов, и почему они не хотят увозить меч из Москвы, за тройную цену приглашая вас посмотреть этот город. Вы ведь еще не были в Москве?

— От вас ничего не скроешь, монсеньор, — только чуть покрасневшие мочки ушей выдали смущение «брата Флавио», — я действительно не был в Москве, хочу ее посмотреть. Что же касается самого меча, то это ведь их история. И, вообще, они сейчас собирают осколки этой истории, копаются в ней с энтузиазмом детей, нашедших в песочнице чужую игрушку. А их олигархи покупают индульгенцию власти, выкупая за рубежом и передавая в музеи исторические драгоценности. Россия всегда делала что-то, нам непонятное.

— Тем и интересна для нас Россия. Жаль, в свое время Княжество Литовское и Русское не сумело взять власть над всеми русскими городами. А ведь была такая возможность. Русскому царю Ивану, которого они сами назвали Грозным, после смерти последнего польского короля из рода Ягеллонов предлагали корону этого королевства, в которое до этого вошло княжество Литовское и Русское. Поторопился Иван заявить о своей ненависти к нашей вере, поторопился. Испугал шляхтичей угрозами заменить костелы на православные храмы. Сам потом жалел, что не взял корону, отдал французу Генриху Валуа. Святому престолу выбор поляками французского короля не был тогда особо выгоден. Франция, Польша и Литва с западными русскими землями и так были в лоне нашей церкви. Вот если бы взял Иван польско-литовско-русскую корону из рук папского прелата, посмотрели бы, кто кого осилит — просвещенное католичество или дремучее православие! Но, как известно, история не имеет сослагательного наклонения. И, как говорят сами русские, еще не вечер!

На этом, брат мой, закончим наши экскурсы в историю и вернемся к современности. Поверьте мне, она не менее увлекательна, чем давно минувшие дни, и нашим потомкам будет, над чем поломать голову. Итак, меч Рюрика в России, и не просто в России, где он и был последние тысячу с лишним лет, а в руках ее нынешнего просвещенного руководства. Мы располагаем данными о том, что русские готовят новую концепцию национальной политики. Целью этого документа будет начало процесса воссоздания исторической общности людей, условно назовем её «Народы России», с общим культурным пространством и мирным сосуществованием всех религиозных конфессий с приоратом православной церкви. Православные — наши братья во Христе, но ведь и Каин был братом Авеля. Не вдаваясь сейчас в детали всего происходящего, а поверьте мне, это очень сложный, многоуровневый и долговременный процесс, хочу лишь обозначить вашу задачу. Скажем так: Святой престол не был бы удивлен, если бы процесс создания новой исторической концепции России был омрачен пусть мелкими, но очень досадными, огрехами. Связанными с историческими доказательствами и фактами, якобы имевшими место. Ибо, как известно, маленькая ложь рождает большое недоверие!

Брат Флавио открыл, было, рот, дабы выразить свое согласие либо возразить, но в этот судьбоносный момент Матвей проснулся. Не будем останавливаться на подробностях самочувствия здорового вчера человека после принятия изрядной доли спиртных напитков. Проснулся, и слава Богу!

Встал, умылся, побрился, хлебнул кофейку и пошел, пошел... Уже подходя «на автомате» к станции метро, Матвей вдруг понял, что явных дел-то у него нет. При расставании вчера Сергей Борисович встречу на сегодня не назначил, на основной работе — «местная командировка». Присев на каменный парапет, наш герой старательно привел мысли в порядок. Что же мы имеем? А имеем мы малоутешительную картину — историческая реликвия, меч самого Рюрика, пропал в сильно охраняемом кабинете руководителя не самого простого фонда. Ну пропал и пропал! Не самый простой руководитель не самого простого фонда «прикрыл свою... спину», вручив точную копию исторического меча тому, «кому надо». На эту псевдореликвию есть положительное заключение российских экспертов; в наличии также нацистский документ о происхождении меча и заключение экспертов Ватикана о подлинности нацистского документа. От окончательной экспертизы меча вышеупомянутыми специалистами Ватикана в Москве можно просто взять и отказаться. Это — наше внутреннее дело, что хотим, то и делаем. То есть, как всегда.

О том, что реликвия — копия, знают Сергей Борисович, его заместитель Василий Васильевич и сам Матвей. Матвея вычеркиваем, хотя это и унизительно.

Мог Сергей Борисович честно рассказать о пропаже тому, «кому надо»? Мог, особенно с учетом того, что его заместитель Василий Васильевич специально приставлен к нему «смотрящим» и уже мог раньше воспользоваться правом первого доклада.

Мог Василий Васильевич первым доложить о ситуации? Вполне мог, хотя это и бросает определенную тень на его репутацию.

Могли руководитель фонда и его заместитель договориться о молчании, закрепив клятву поеданием земли из цветочного горшка? Могли, хотя едва ли доверяют друг другу. По определению.

Исходим из того, что заказчикам проекта «меч Рюрика» известно о пропаже подлинника. Но механизм уже запущен, общественность оповещена, музейное место подготовлено. На карте — престиж и репутация. В такой ситуации признать свое поражение равно самоубийству. Значит, делаем вид, что все в порядке, и ожидаем следующий ход противника, то бишь, коварного похитителя. Каким он может быть?

Вариант первый, он же банальный, — требование выкупа. Маловероятно, с учетом серьезности и уровня людей, задействованных в проекте общегосударственного масштаба. Но чем черт не шутит...

Вариант второй, политический, — конкурирующая политико — финансовая группировка начинает контрпропагандистскую кампанию с целью дискредитации Фонда и его руководства, зримого и незримого. Красиво, но ведь известно, что зачинщику — первый кнут, а грязной возни вокруг такого чистого и святого дела, как национальная реликвия, не простят никому. Хотя столько вокруг кем-то обиженных и просто желающих вылить ушат чего-нибудь дурно пахнущего на ближнего своего! А акулы пера так и ходят стаями в ожидании своего звездного часа и гонораров! Так что не исключено.

Вариант третий, кодовое название — «междусобойчик», — вкладчиков Фонда (не на собственные же деньги Сергей Борисович проводил столь дорогостоящую операцию!) — некто очень скромно уведомляет о том, что руководитель Фонда их просто «кинул» на деньги, сфабриковав фальшивку, что ставит под удар их имя и репутацию в глазах руководства страны. В качестве доказательства — подлинная реликвия, «полученная доброжелателем по своим каналам». Ну, там разные угрозы и какие-нибудь еще мелкие или не очень мелкие грехи Сергея Борисовича. А у кого из «верхних» их сейчас нет?

А что? Очень даже может быть такой вариант. Возможно, даже Сергей Борисович просчитал его еще раньше и попытался обезопасить себя перед вышестоящими товарищами, рассказав про пропажу реликвии и предоставив все возможные, в том числе финансовые документы.

Ну, с этим более или менее ясно. Как ясно и то, что сам Матвей должен попытаться найти этот злополучный меч. Кстати, а не поехать ли в офис Фонда. Сам Сергей Борисович пока не нужен, а вот попить чудесного кофейку в его приемной, поговорить со скучающими охранником и «Барби», посмотреть в умные глаза «Ключницы». Мысль, несомненно, интересная. И она была осуществлена.

Матвея впустили без лишних вопросов. Пройдя через дверь — металлоискатель, он был встречен заместителем руководителя, тем самым Василием Васильевичем. Среднего роста, чуть полноватый, с совершенно седыми волосами и неожиданно добрыми голубыми глазами, он крепко пожал руку Матвея.

— Сергея Борисовича сегодня не будет. Он рассказал мне, что вы оказываете нам помощь, и попросил оказать вам содействие. Если угодно, пройдемте в мой кабинет.

— Извините за причуду. Ваш кабинет находится напротив кабинета Сергея Борисовича и выходит в общую приемную?

— Да, там два кабинета, и секретариат у нас общий.

— Просто я потом хотел поговорить с..., Матвей чуть было не сказал — «Ключницей» и «Барби», но вовремя осекся, — с секретарями и охранником, в неформальной, так сказать, обстановке. Не могли бы мы поговорить в другом месте. У вас ведь есть переговорная?

— Да, конечно, есть переговорная комната. Даже с защитой от прослушивания, — Василия Васильевича совсем не удивила просьба Матвея. Он взял у охранника ключ и провел Матвея в расположенный на первом этаже просторный зал с проектором и большим столом.

— Чай, кофе, пиво? — по интонации Василия Васильевича и его насмешливому взгляду Матвей понял, что его собеседнику известно о вчерашних вечерних переговорах в руководящем кабинете. Попросив минеральной воды, он задал несколько вопросов о поездке в Швейцарию, этапах обратного пути и мнении самого Василия Васильевича о пропаже. Последний вопрос ему был нужен, чтобы посмотреть на реакцию собеседника и попытаться определить степень его искренности. Заместитель руководителя отвечал спокойно и доброжелатель, прямо глядя Матвею в глаза. На вопрос, что он думает о пропаже, Василий Васильевич пожал плечами и ответил:

— Не пойму, уже сам голову сломал. Просто мистика какая-то. Других входов в кабинет нет, в приемной постоянно были секретари и охрана, я был в кабинете напротив, приводил в порядок документы после поездки. Вы понимаете, билеты, гостиничные счета, акты сдачи — приемки экспоната.

— Экспоната?

— Да, мы так называли между собой меч.

— Скажите, а когда и где были сделаны копии меча?

— Все копии экспоната были сделаны в Швейцарии, в известной ювелирной мастерской. Меч находился там пару часов, пока с него снимали оттиски и фотографировали. Я был непосредственно рядом. Но сама репутация мастерской...

— Там делали и ювелирную и, так скажем, рабочую копию?

— Да, швейцарцы выполнили все заказы. Сделали быстро и отменного качества.

— Да, да, конечно. Скажите, а в чем вы возили футляр с мечом по Щвейцарии, клали в мешок дипломатической вализы, привезли сюда?

— Я специально купил в Швейцарии сумку по размеру футляра. Такую, из мягкой кожи, как раньше доктора носили.

— Саквояж?

— Вот — вот, саквояж. Очень удобная, у меня ее сын сразу же забрал, в командировки ездить. Ему часто приходится.

— И сейчас этот саквояж...?

— С сыном в Германии. Он — врач, и позавчера уехал на двухмесячную практику в Мюнхен.

«Опять облом! Словно рок какой-то, не могу потрогать ничего, к чему прикасался меч. А мне бы этого очень хотелось.» — Матвей даже не мог скрыть своего разочарования.

— Итак, четыре дня назад вы привезли из Швейцарии меч. Он был в футляре. Футляр был в сумке. Вы вошли в здание через парадный вход. Прошли металлоискатель. Он звенел?

— В дверях у нас не просто металлоискатель. Это — более совершенный аппарат, который показывает контуры предмета, как в аэропорту. Он у нас не звенит, но на мониторе у дежурного появляется картинка.

— То есть меч он показал?

— Конечно, еще дежурный пошутил, что мы теперь большую коллекцию ножей собираем.

— Коллекцию?

— Копии мы тоже в Фонд через этот аппарат заносили и выносили.

— А аппарат работает на вход и на выход? И все сотрудники через него проходят? Это не опасно для здоровья?

— На первые два вопроса ответ «да». На последний — «нет». Я все это следователям рассказывал. И про второй такой аппарат, который на служебном входе стоит. Никто с экспонатом здания Фонда через эти два возможных выхода не покидал. У нас все изображения в памяти три месяца хранятся. Следователи тоже видели. И посторонние не оставались в здании в тот день.

— Сопровождавший вас во время поездки по Москве охранник пошел с вами в кабинет?

— Нет, по инструкции он остался в приемной, а потом ушел вниз.

— Вы внесли сумку в пустой кабинет Сергея Борисовича. Что было дальше?

— Я вынул футляр из сумки, положил его на гостевой столик и вышел. Дверь в кабинет при этом, по инструкции, оставалась открытой. Потом я вышел, дежуривший и приемной охранник проверил кабинет и закрыл за мной дверь. После этого я работал у себя в кабинете, только дин раз выходил в туалет. Когда приехал Сергей Борисович, мне позвонили, и я вошел к нему в кабинет.

— Охранник, проверявший кабинет, видел меч?

— Да, он должен был зафиксировать все вносимое в кабинет.

— Как у вас все продумано!

— Мы с Сергеем Борисовичем прошли хорошую школу государственной службы, хотя и в разных ведомствах, и прекрасно знаем, что беспорядок начинается в головах, когда перестают выполняться инструкции.

Возразить тут было нечего.

Выйдя из кабинета Василия Васильевича (Матвей просил себя не провожать. Вопреки инструкции), он удобно устроился на гостевом кресле в приемной и действительно насладился чудным кофе и содержательной беседой с секретарями и охранником. Те поначалу держались несколько официально, но после пары уместных комплиментов дамам и в меру злободневного анекдота обстановка разрядилась. А когда Матвея позволил себя уговорить на рюмку коньяка и залучился своей неотразимой улыбкой, тут разговор заструился, как ручеек по камушкам. А уж когда Василий Васильевич уехал «до завтра», а вторую рюмку Матвей согласился выпить только чокнувшись с присутствующими....

День прошел не зря.

Домой Матвей возвращался в чудесном настроении. Банкет требовал продолжения, и подвернувшийся Данилыч оказался очень кстати. Купив несколько прохладных банок вредно-вкусного напитка, собеседники уединились на заветной лавочке под раскидистой ветлой. Данилыч, демонстрируя прекрасную память, начал, было, монолог о зароастрийцах, которые первыми ввели понятие единого Бога, но был невежливо перебит слегка веселым Матвеем:

— Данилыч, а что вы знаете о Рюрике?

У вахтера запотели очки.

— Матвей, свою кандидатскую я защищал по теме новгородской культуры, и о Рюрике я знаю всё.

Матвей понял, что он «попал». Надо было срочно спасаться, ибо Данилыч уже набрал в легкие воздух. Вдохновенный Данилыч был схож с поющим Кобзоном, и остановить его было также практически невозможно. Единственное спасение было в быстрых прямых вопросах. И Матвей начал:

— Где могила Рюрика?

— Ученые до сих пор не пришли....

— У Рюрика был меч?

— Конечно. Он же был воин. Надо сказать, что варяги, что означает «пришлые» ...

— В каком музее хранится его меч?

— Меч Рюрика не найден, да никто его особо и не искал, — ответы Данилыча становились все более лаконичными.

— Есть ли легенды или сказания о мече Рюрика?

— Да нет, специально о мече никаких саг и легенд нет. А почему вас, Матвей, интересует именно меч? Я впервые...

— Рюрик — русский?

— Сложный вопрос. Видите ли, племя «рось» или «русь» — это северогерманское племя, и есть разные точки зрения...

— Рюрик может считаться символом России?

Тут Данилыч вдруг замолчал и как-то исподтишка посмотрел на Матвея.

— Наверное, может. Вопрос лишь в том, какой России.

И здесь Матвей узнал много нового о своей стране. О Новгороде и Старой Ладоге, с которых пошла история русских земель. О том, что города эти были членами европейского торгового ганзейского союза, а сам государственный строй начинался в России с демократии, с вечевого права. Что вольные горожане Новгорода, Пскова и Старой Ладоги сами выбирали свое управление. И они пригласили к себе Рюрика, который и стал для них завоевывать земли на юго — востоке. А потом уже началась единоличная власть великих князей, Рюриковичей, которую закрепила Золотая Орда, выдавая личный, одноразовый ярлык на правление, то есть на сбор податей.

— Вот так, Матвей, и пошло деление ученых — историков на норманистов, тех, кто считал, что Русь пошла с севера, а государственный строй — от демократического вечевого права, и традиционалистов. Последние защищали самодержавие, как форму естественного российского правления, со всеми вытекающими атрибутами, такими как абсолютная власть, престолонаследие, крепостное право. Здраво рассуждая, в доводах тех и других есть зерна правды, а история тем и отличается от математики, что нет у нее законов и правил, — печально завершил Данилыч под вторую баночку.

«И что же получается? Рюрик олицетворяет узаконенный призыв руководителя государства, даже иностранца, по воле тех, кто громче всех кричит на вечевой площади? Ну, то, что и у нас все начиналось с демократии, это, конечно, хорошо. Есть, что ткнуть в нос заносчивым европейцам

Полгода назад.

Непривычно большое и красное солнце быстро упало за верхушки величественных сосен, и весь живописный горный склон сразу утратил четкость очертаний. На веранде небольшого альпийского отеля сразу стало холодно, и трое мужчин перешли в холл. В камине вкусно потрескивали дрова, со стен улыбались косульи и кабаньи головы. Уютная деревянная комната напоминала своим убранством о скором новогоднем празднике и радости, приходящей в дома и сердца людей. Над прокопченной полкой камина висел гигантский полосатый носок и ненавязчиво подсказывал, что надо дарить друг другу подарки, не забывая и о хозяине отеля, который заботливо принес русским, но озябшим мужчинам три кружки настоящего австрийского глинтвейна. Он не первый год сдавал этой компании весь свой отель и уже предвкушал, что на полученные чаевые сможет, наконец, достроить свой третий горнолыжный домик на швейцарской стороне Альп. Остальная публика отеля, представлявшая собой любовниц, охрану и «что — изволите?» секретарей, тактично занимала другие помещения, ожидая указания о том, где и в каком виде будет сегодня продолжен праздник жизни.

Мужчины, назовем их для краткости Банкир, Политик и Журналист, уютно расположившись в креслах перед камином, отхлебнули по глотку глинтвейна и довольно покачали головами в виде одобрения.

Первым, на правах представителя государственной власти, заговорил Политик:

— Хорошо заваривает, собака. Я у него в прошлом году спрашивал рецепт, даже купить хотел. Ни в какую! Говорит, еще прадеда его секрет, на местных травах настоян. А травы, типа, только здесь сушить надо. Врет, конечно, но вкусно. Хорошо, что мы их в 45-ом не завоевали. Сейчас бы самогонку из шишек в бараке хлебали! — неожиданно завершил Политик.

Банкир даже поперхнулся:

— Ты чего это вдруг понес? Мы их от фашистов спасли! Тебе ли не знать. Сколько лет ты марксизм-ленинизм и историю в институте преподавал? Сколько лет тебя знаю, а не перестаю удивляться, как ты может в один момент вывернуться наизнанку. Нет уж, не расстраивай нас. Давай, как на думской своей трибуне, защищай Отчизну. Кто-то же это должен делать, не я же...., — несмотря на то, что в названии его банка были слова «национальный» и «Россия» банкир не любил публично восхвалять свою страну, предпочитая делать это в глубине души. Где-то очень глубоко.

Настала очередь Журналиста. Сам он давно уже не бегал за сенсациями, а руководил целой обоймой различных средств информации и целой армией голодных и злых журналюг, но слово сказать мог, за что был весьма ценим в кругу власть — и деньги имущих.

— Что же это вы, братцы? В критиканство полезли, на святое рот свой открыли? Нет на вас сильной управы, а то давно бы уже за передачки от меня на нарах дрались. Что, примеров мало? А вот я вас пропечатаю! Как тогда, в школьной стенгазете.

Посмотрели друг на друга мужчины перед камином и от души рассмеялись. Могли они себе позволить вот так подурачиться, вдали от родных и служебных стен. Почувствовать свободу, да и проверить свое доверие друг к другу. Далеко не дураки они были, раз уж занесла их судьба так высоко и дала много возможностей.

— Ладно, пошутили и хватит! И тему для шуток пора менять, новые ветра дуют, — посерьезнел Политик, — да и хватит пить этот компот. Менять, так менять. Официанта звать не будем, не баре, сами себя обслужить можем.

Он подошел к бару, за стойкой которого тоже никого не было, и по-хозяйски стал распоряжаться напитками, явно зная вкусы своих друзей. Наполнив три толстодонных стакана и бросив, куда надо, лед, он вернулся к огню, раздал напитки и продолжил:

— За три дня наговорились мы вволю. И дела свои текущие порешали, планы наметили да и косточки врагов наших поглодали. Не одному другу нашему заклятому в эти дни икалось. Да, думаю, и нам тоже от них досталось. Так это и есть жизнь. Борьба нашего единства с их к нам противоположностью. Такая вот есть тема. Оставил я её на этот вечер, когда протрезвеем и сможем взглянуть на проблемы нашей страны со стороны, в данном случае, с высоты альпийских гор. Прошу минуту внимания, и не перебивать меня своими остроумными репликами!

Из собранной за тысячу лет нашими прадедами великой российской империи осталась непосредственно сама Россия. Раздираемая религиями, коррупцией, преступностью, местными князьками и иностранными доброжелателями, она устояла и не развалилась на части. Хотя был такой момент, казалось — ткни и развалится. Не развалилась! Что-то нас все-таки держит вместе. И это уже явно не прогнившие силовые структуры и не безоговорочная власть Кремля, — в Политике явно проснулся трибун и бывший преподаватель.

— Короче, Склифосовский, — не выдержал Журналист, привыкший к сжатым фразам и ненавидевший пафос избитых мыслей. Благоразумный Банкир молчал, зная, что надолго Политика не хватит, а суть будет изложена в последних двух фразах.

— Молчи, древнейшая профессия! Уже подхожу к сути, — Политик, в знак важности предстоящих слов, даже отставил стакан. И это подействовало на вскипающего, было, Журналиста сильнее слов. Он поднял руки в жесте «Сдаюсь!».

— В России нет единства религии, языка, культуры. Даже денежных единиц де-факто у нас три — доллар, евро и рубль. Мы выдавлены из числа великих держав, теряем позиции в науке и космосе. Что нас объединяет пока, так это память. Историческая память, стремительно уходящая из нас вместе со стариками. И это прекрасно понимаем мы, власть. Надеюсь, что мы еще не опоздали с возвеличиванием памяти Великой победы 1945 года, постепенно идем к исторической реабилитации белого движения и жертв репрессий. Сложнее будет реабилитировать расстрелянного Николая Второго. Уж больно несуразен был последний император! И если бы не его безвинно погибшие дети... Но историческая память должна расти из более глубоких корней, что позволит нам обходить спорные вопросы истории, оставаясь в русле величия России!

Журналист не мог больше сдерживать себя и картинно хлопнул в ладоши — «Браво!»

Политик даже не стал обращать на него внимания.

— Надо искать и возвеличивать славные периоды нашей истории, затмевающие её религиозные и исторические несуразицы. Вы же знаете, чтобы забыть мелкие обиды, нужна общая большая радость.

«Или горе!» — мысленно добавил Банкир, продолжая сохранять ожидающее молчание. Мудр он был, потому жив, здоров и богат.

— Если вы еще не заметили, идет процесс создания новой исторической концепции России. Концепции примирения и гордости! В этот процесс вовлечены все возможные общественные силы. Разумеется, лучшие силы депутатского корпуса, научные силы, средства массовой информации. Задача поиска за рубежом, выкупа и возврата исторических ценностей возложена на крупные корпорации, которые, таким образом, оправдывают некоторые былые огрехи приватизационного периода и становятся в один ряд с меценатами прошлого. Я имею в виду Рябушинского, Морозова, Третьяковых, Демидовых. Это очень серьезная работа, и её результаты окажут решающее воздействие на оценку деятельности тех или иных сил в стране. И уже сейчас на этом фоне происходит перегруппировка сил на Олимпе власти, появляются новые центры влияния, затухают старые.

— Что должен купить я, чтобы «не затухнуть»? — Банкир понял, что главные слова были Политиком сказаны, и можно говорить.

— Купить твой банк, конечно, что-то сможет. Но зря потратишь деньги. Ибо садик давно поделен на грядки, у каждой из которых есть свой садовник. Глобально-исторического и неожиданного ничего не найдешь, а попытка высунуться будет оценена со знаком «минус». Мол, раз выслуживается, значит, есть, что замаливать. Ату его, ребята! Помимо силовиков, свои же затопчут, из корпоративной солидарности. Не нарушай правила трамвая. Там что на стеклах написано? «Не высовываться!» Вот и не высовывайся! А если серьезно, то разворот темы — в другом.

В последние два — три года на околовластную орбиту вознесся один фондик. Сначала незаметный, так, патриотически — отмывательный, он вдруг резко набрал обороты. Получил поддержку за красной стенкой, привлек крупных вкладчиков из второй волны передела собственности и сейчас получил ну очень значимый заказ на раскрутку какого-то исторического артефакта в рамках проходящей кампании по созданию концепции. Информация совсем свежая, всех деталей не знаю. Режим секретности — как на ядерном оружии! Сейчас люди это выясняют, серьезные люди, мы всю внешнюю разведку на внутренние проблемы переманили. Должны к нашему возвращению всю картину подсветить. Так вот, фонд этот нам мешает. И тебе сильно помешает, Банкир, я тебе потом кое-что на ушко пошепчу. Сковырнуть его не удастся, уж очень прочно он в московскую землю врос, но обгадить надо. Как и что будем делать, обговорим в Москве, но ты, Журналист, продумай, как нам организовать публикацию компромата без наших ушей. Компромат, если не нароем чего-нибудь стоящего, сам изобретешь. Ты у нас мастак на такие дела. Ладно — ладно, не изображай обиду, здесь все свои.

Ну, хватит о делах! Что вечером делаем? Девчонки уже заждались, да и барашком жаренным из кухни аппетитно пахнет. Где сегодня отдыхаем? Предлагаю в сауне! Кто против! Все — за! Вот бы в Думе так голосовали!

И вот снова за окнами города предновогодняя суета. Разноцветные витрины магазинов обещают внеземные радости потребления с огромными скидками, ошалелые от ариотажа люди торопятся успеть решить разом все накопившиеся за год проблемы. Улицы мегаполиса забиты автопотоком, к которому все настолько привыкли, что половину этих самых проблем решают непосредственно в машинах. Идет легкий, белый и пушистый снег, и снова хочется верить, что в Новом году все будет лучше.

Окончив очередной рабочий день и отправив почти всех сотрудников якобы по домам — а какие из них работники в последнюю неделю Старого года? Только напортят или безобразия начнут безобразничать прямо в кабинетах! — Матвей со своим работодателем устроились в кабинете последнего и наслаждались покоем. По-мужски, под тишину и нехитрую закуску.

Шефа хватило минут на двадцать. После немудреных фраз о мировой экономике и предстоящем отдыхе на Камчатке он кашлянул и приступил к теме:

— Ну, ладно, Матвей, три месяца прошло. Я честно выдержал, ничего не спрашивал. Колись!

Оговоренный с Сергеем Борисовичем срок молчания действительно прошел. И Матвей рассказал. Не все, конечно. Ряд моментов ему настоятельно рекомендовали забыть; размышления, сновидения и просто видения Матвея интересовали только его самого. В итоге все свелось к простенькому сюжету: в результате кропотливой работы Фонду удалось вернуть на Родину ценный исторический предмет — легендарный меч самого Рюрика. Да, тот самый меч и того самого Рюрика, о котором недавно была передача по каналу «Культура». На презентации меча в помещении Фонда, в результате несогласованных действий его сотрудников и обычной в таких случаях толчеи, меч на время выпал из поля зрения и даже считался пропавшим. Но в результате слаженных действий привлеченных следственных сил, при скромном участии Матвея, меч удалось найти, и он занял свое место в исторической экспозиции Оружейной палаты Кремля.

Матвей изложил эту хронику событий и даже сам удивился тому, насколько обыденно это звучит. Он вспомнил свою последнюю встречу с Сергеем Борисовичем. Она состоялась в его кабинете на следующий день после задушевного посещения Матвеем приемной руководителя Фонда.

Не спрашивая Матвея о результатах его расследования — а что спрашивать? Если бы Матвей что-то раскопал, он должен был радостно впорхнуть в кабинет и, захлебываясь восторгом, говорить о себе и своих редких качествах. На его месте так поступил бы каждый, — Сергей Борисович, еще более изнуренный, коротко изложил диспозицию:

— Теперь уже и в газетах, со ссылкой на неназванные, но компетентные источники, пишут о том, что мы готовим фальшивку, подделали документы и меч. Информацией заинтересовались «наверху», не исключено внутреннее расследование. В самом Фонде..., он с досадой махнул рукой, — короче, Матвей, спасибо за вашу готовность помочь. Единственная просьба — полное молчание, В ваших же интересах. Дальше мы сами попробуем разобраться.

— Вы уже отменили приезд экспертов из Ватикана? — Матвей, казалось, никак не отреагировал на оглашенный Сергеем Борисовичем акт о собственной капитуляции.

— Эксперты? Хорошо, что напомнили, сейчас распоряжусь, — Сергей Борисович потянулся к кнопке внутренней связи с секретарем.

— Подождите две минуты. Это моя последняя просьба. Вы позволите? — не дожидаясь ответа слегка опешившего руководителя Фонда, Матвей прошел в угол кабинета, где был диван и стояли кадки с цветами. Достав из кармана какую-то салфетку, он поднес ее к носу и некоторое мгновение стоял, закрыв глаза. Затем он медленно приблизился к дивану, просунул руку между диванными подушками и спинкой и достал .... римский меч, с прямым и коротким лезвием. На перекрестии лезвия и рукояти четко смотрелось круглое клеймо с гордым профилем в лавровом венце. Сергей Борисович потерял дар речи. Глядя широко раскрытыми глазами то на меч, то на Матвея, он то открывал, то закрывал рот. Наконец, он робко протянул обе руки к мечу, бережно дотронувшись до его рукояти.

— Смелее! Это вид холодного оружия называется «гладиус». Грани его не заточены. Он предназначен только для колющих ударов. Почему и проиграл в свое время в сравнении с заточенными «фракаттами» и саблями так называемых варваров. Но Рюрик, видимо, не так хорошо разбирался в оружии...

Но Сергею Борисовичу на саркастическую реплику Матвея было уже ... всё равно. Он прижал к себе меч и только качал головой. Лишь через минуту он обрел дар мечи.

— Как ...?

— По запаху. Вы же сказали, что футляр был протерт полиролью. Значит, и меч был протерт. А этот старинный пористый сплав хорошо держит запах.

— Кто...?

— Кто именно положил меч сюда? Ей — Богу, не знаю. Вы просили найти меч, я нашел.

— Почему...?

— Почему раньше не нашли? Не искали. Следователей вы сами навели на поиск вне здания Фонда. А уборщица никогда рукой туда не лазит. Пылесосом меч не засосешь.

Вот так завершилась эта история.

Впрочем, если говорить в историческом, так сказать, плане, то это еще не совсем завершение.

Брат Флавио приезжал в Москву, и она ему даже понравилась. Он не понял, правда, каким образом этот муравейник, с редкими и пустыми церквушками и явно не славянским населением, может претендовать на роль Третьего Рима. И некому было объяснить ему, что не столица, а священные места и люди, в них верящие, на территории остальной России и есть Третий Рим. Эксперты подтвердили, что меч и клеймо императора Августа, по всей вероятности, подлинные. Подобные мечи с подобными же клеймами имеются в некоторых музеях Европы, да и в запасниках самого Ватикана их достаточно. По поводу рунического знака Рюрика папскими экспертами было высказано сомнение в его аутентичности, поскольку другими такими образцами, чья принадлежность была бы доказана, историческая наука пока не располагает.

Критика Фонда в «желтых» средствах массовой информации исчезла. Неназванные, но компетентные источники считают, что между критикующими и критикуемыми было достигнуто мировое соглашение на основе серьезных финансовых уступок одной из сторон.

Критика исчезла, но осадок-то остался.

Поэтому многострадальный меч не стал краеугольным камнем создаваемой новой исторической концепции, но занял свое место в экспозиции Оружейной палаты Кремля. Не пропадать же сделанной для него подставке! Так и стоит, напротив богатой коллекции оружия, отнятого Петром Первым у шведов под Полтавой, и рядом со скромной «мерной» иконой отца Петра — царя Алексея Михайловича Романова.

Уже не Рюриковичей.

Да, чуть не забыл.

Как—то вечером, выбрав удобный момент, «Барби» призналась Сергею Борисовичу, что это она «хотела стереть пыль, случайно уронила ножик в диван, а потом так испугалась!» В это время буря уже миновала Фонд, всё утряслось, а «Барби» так уютно прижалась к начальственному плечу, что Сергей Борисович простил ее и даже дал премию.

Конечно, Матвей не обладал нюхом ищейки. Просто он чувствовал, что историческая реликвия не покидала стен Фонда, и предположил, что зайти в кабинет мог только один из троих, находящихся в приемной. В тот день, когда он приятно проводил время в их компании, он увидел бутылочку с полиролью в шкафчике за столиком «Барби». Какие уж там пятна она уничтожала в кабинете своего руководителя, оставим на их совести, но, скорее всего, это были круги от стаканов на полированном столе. Во время их беседы только «Барби» отводила глаза от прямого взгляда Матвея. Она же, когда им не хватило четвертой рюмки, спокойно вошла в кабинет Сергея Борисовича и вынесла оттуда этой необходимый предмет застолья. Ни «Ключница», ни охранник никак не отреагировали на этот визит в «строго охраняемый кабинет» и явное нарушение инструкции. Правда, войдя в кабинет, дверь она не закрыла, но Матвей заметил, что столика перед диваном, на котором в тот день лежал футляр с мечом, через приоткрытую дверь не видно. Когда «Барби» подавала кофе Матвею, рука её явно подрагивала и, коснувшись её, Матвей отчетливо услышал внутренний голос девушки: — «Я только посмотреть хотела! Взяла салфетку и как-будто пыль протирала. Охранники говорили, что там камни красивые. Нож лежал, а камней не было. Я взяла, чтобы посмотреть, есть ли камни с другой стороны. А тут дверь Вас — Васи открылась, и он в приемную вышел. Я испугалась, что он войдет, сунула ножик в диван, футляр закрыла и вышла. Думала, потом войду и положу на место. Но сразу Сергей Борисович приехал, они зашли, и началось!»

И еще Матвей увидел, что обручального кольца у «Барби» не было, а на её рабочем столе стояла фотография большеглазой белокурой девчушки с огромным бантом. Поэтому и пришлось ему выдумывать для Сергея Борисовича легенду про запах полироли, брать с собой салфетку и унизительно её нюхать.

Да еще и Данилыч подлил масла в костер исторических страстей. Выбрав день, когда Матвей вальяжно возвращался домой, приятно отягощенный двумя премиями — от шефа и от Фонда, у подъезда его поджидал вахтер — историк. «Вот нюх у человека! Знает, когда меня брать...» — позавидовал Матвей. Данилыч, как опытный рассказчик, начал издалека.

— Помнится, интересовались вы, Матвей, Рюриком.

— Короче, Данилыч, — Матвей про себя уже решил отщипнуть от полученных им сумм некую толику Данилычу и мучительно решал, в виде каких напитков ИМ это сделать.

Данилыч не стал томить:

— Вчера в нашем историческом обществе мне рассказали, что украинские археологи раскопали-таки могилу князя Олега в Киеве, на горе Шелковица. В раскопе есть полный набор вооружений, включая меч. Меч — по виду римский, с какими-то интересными насечками.

— «Бутылка виски. Ирландского» — подумал Матвей.

— А еще есть данные, что под Клайпедой нашли холм с погребенным в ладье варяжским князем. Захоронение не разграблено, и прибалты уже заявили о том, что это может быть сам Рюрик!

— «И пиво!» — с тоской завершил свою мысль Матвей, предчувствуя трепетный разговор с семьей.

Константин Николаевич Степаненко / Меч Рюрика