Константин Николаевич Степаненко / Поход

Поход

Последнее десятилетие 18 века не заладилось для императора величайшей империи мира, благословенной в душах людских, но несчастной по стечению исторических обстоятельств, Павла Первого. Неудачи преследовали Павла во всех его благих начинаниях, рождаемых спонтанно, начинаемых рывком, и оканчивающихся, как правило, презрением к самому императору со стороны его внутренних и внешних «друзей». Самыми удачными из его «вызванных озарением» прожектов были только дети – 10 здоровых, красивых и умных мальчиков и девочек, составляющих тот уютный и благополучный мирок, куда император и его любезная Мария Федоровна, урожденная принцесса Вюртембергская, могли спрятаться от всяческих невзгод.

Оскорбленный до самой глубины ранимой своей души предательством союзников по антинаполеоновской коалиции – Великобритании и Австрии, чьё предательство стоило России миллионов рублей и многих тысяч солдатских жизней, Павел решает выйти из коалиции и лихорадочно измышляет способы отомстить вероломным Лондону и Вене. И выход Павлу показывает его вчерашний противник, первый консул Франции Наполеон Бонапарт. Тоже комплексующий по поводу своего роста и внешности, и такой же импульсивный «генератор идей», Наполеон, в отличие от Павла, мог доводить свои идеи до победного завершения.

Впечатленный блестящим военным гением Суворова и стойкостью русских солдат, продемонстрированных в ходе италийской и швейцарской кампаний, Наполеон решил заполучить такого союзника для борьбы со своим злейшим врагом – Великобританией. Первый шаг франко-корсиканца был прост, но блестящ и убедителен. Он выпустил на свободу 6 000 русских солдат, захваченных после разгрома корпуса Корсакова при Лейпциге, одел их, вернул оружие и обеспечил продовольствием для триумфального возвращения на Родину. Расчет Наполеона на «рыцарские чувства» помешанного на идеалах средневекового благородства Павла оказался верным. Повернувшись спиной к Англии и Австрии, русский император протянул руку дружбы Наполеону. И в эту руку торжествующий Первый консул тут же вложил проект совместного похода русских и французских войск … в Индию.

Француз понимал, что почти полностью уничтоженный англичанами французский флот, и еще сырой и слабо обученный флот России, несмотря на недавние победы Ушакова в Средиземном море, не смогут противостоять непобедимому флоту Англии. «Если нельзя пробить старому английскому льву его днище, - говорил Наполеон своему министру иностранных дел, - надо пробить его кошелёк!». К тому же, он был прекрасно осведомлен о давних планах России «вернуть себе» православный Константинополь, укрепиться на берегах Каспийского моря и «мыть сапоги русских солдат» в водах Индийского океана.

Зерно упало в подготовленную почву. По-детски дуясь на захват Англией уже почти российской Мальты, которая вместо военно-морской базы России стала обычной колонией Англии, Павел согласился на по сути вантюрный план по лишению Лондона основы его благосостояния – колоний в Индии.

Секретность этой операции была настолько велика, что доступ к её обсуждению имели всего несколько доверенных людей с каждой стороны, а переписка шла с использованием личных шифров Наполеона и Павла через специальных курьеров.

В целом предполагалось, что Россия и Франция выставят по 35 000 солдат. От Франции еще должна была участвовать артиллерия («прогиб» Павла в сторону Наполеона, артиллериста по военной профессии). Со стороны России Наполеон просил добавить казаков. Это был не дипломатический «прогиб» Наполеона, якобы знавшего о том, что именно казаки возвели Романовых на русский престол. А просто вся Европа знала о том, что казаки умели воевать в самых сложных и необычных условиях.

Было также договорено, что, по аналогии с египетским походом Наполеона, совместный корпус должны будут сопровождать французские инженеры, историки, художники. И про авиаторов и пиротехников не забыли два венценосных авантюриста, дабы поразить местное население и их правителей невиданными зрелищами и достижениями цивилизации. Специальным приложением оговаривался список промышленных товаров, главным образом из Франции, дабы убедить «бывшие» английские колонии в преимуществе торговли с Россией и Францией!

Но Наполеон не сказал Павлу главного. Конечно, он хотел унизить и щёлкнуть по носу спесивую Англию, да еще руками русских варваров. Но ему нужно было то самое чудо – оружие, ради которого он и вторгся несколько лет назад в Египет.

Тогда ученые – египтологи распалили его воображение неземными технологиями, которыми, якобы, обладали древние египтяне. Но как артиллериста, его прежде всего интересовала возможность поражать противника на дальних расстояниях, не подвергая угрозе уничтожения свою армию. И еще – как прочитал в своих манускриптах седой «бумажный червь», работающий в библиотеке Академии наук Франции, у египтян было когда-то оружие, способное уничтожать вражеских солдат, оставляя нетронутым имущество завоевываемых стран.

В самом разграбленном Египте тогда ничего необычного и желаемого не нашли, но на одном из рисунков – а по приказу Наполеона, приданные экспедиционному корпусу художники тщательно зарисовывали все сюжеты со стен храмов, колонн и усыпальниц фараонов, - он увидел в руках одного из воинов странные предметы, волны от которых поражали вражеское войско. Причем, как заметил Наполеон, поражались только люди, солдаты, а боевые слоны, башни и походные шатры оставались нетронутыми!

Первый консул устроил тогда тщательный опрос всех найденных участников того египетского похода на тему о том, что за предметы были в руках того воина, но никто не смог сказать ему ничего вразумительного. Лишь один из ученых высказал предположение, что этот воин, как и поражаемые им противники, не были египтянами. По мнению ученого, одежда солдат, походные шатры, а главное – боевые слоны, дают основание предположить, что речь идет об Индии и её военных технологиях, упоминание о которых есть в священных книгах этой страны. На приказ Наполеона «немедленно достать» эти книги, ему ответили, что вся эта информация давно найдена и изъята англичанами, никому не дающими к ней доступа.

При одной мысли о том, что коварный Альбион не только закрыл доступ к тайным знаниям, но и сам может получить такое оружие, взбесила Первого консула.

И тут ему подвернулся Павел с его идеей «мыть солдатские сапоги в Индийском океане». Пусть русские сапоги моют, где угодно, но искать, изымать и зарисовывать все технические идеи и приспособления будут только французы!

Воображение Наполеона тогда настолько разыгралось, что даже его обычно умеренная на комментарии Жозефина отметила его необычный пыл и страстность.

Так и родился план Индийского похода.

Первыми должны были двинуться в поход донские казаки в составе 22 000 человек, укомплектованных в 41 полк и 2 конные артиллерийские роты. Командовать казаками должен был главный атаман войска Донского Василий Орлов – Денисов. В виду преклонного возраста атамана Павел приказал найти ему достойного помощника.

- Мне нужен вояка, ухарь, но в меру дисциплинированный. Просто служака, слепо следующий инструкциям, не проведет войска туда, куда мы и сами не знаем. Карты мои заканчиваются городом Хива и рекой Амурской. Далее они должны идти сами, по ими же добытым сведениям. Знаешь такого? – спрашивал Павел своего адъютанта.

- Знаю! Хорунжий Матвей Платов. Рубака, грамотный, казаки его любят. Только он в крепости сидит. В Шлиссельбурге…

- За что сидит?

- У себя на Дону беглых укрывал. Знаете, ведь, Ваше величество, их, казацкую присказку – «С Дона выдачи нет!» Тем и держится казачество. Иначе давно бы в походах, да войнах погибло…

- Ладно! Приведи его ко мне!

Платова почистили, побрили и покормили. И хотя казачий хорунжий знал бытовавшую среди солдатиков – истуканов российского императора поговорку – «Солдат перед лицом начальствующим вид должен иметь лихой и придурковатый, дабы не смущать оного разумением своим!», вел себя спокойно и естественно. Ответив на интересующие Павла вопросы касательно службы в казачьих войсках, Платов был обескуражен, когда император вдруг спросил его,

- А как к Гангу идти, знаешь?

Кто такой этот «Ганг», Платов не вспомнил, но он же был казак!

- Да у нас на Дону каждая девка знает, как к нему идти, ваше величество!

Уходил Платов из царского кабинета не по-придворному, пятясь, а, как и положено казачьему офицеру, то есть строевым шагом спиной к сидящему за столом Павлу Первому.

Уже в эту спину император спросил,

- Ну что, теперь не будешь беглых укрывать?

Услышав твёрдое Платовское – «Нет!», император подумал - «Врёт, собака, будет!», но твёрдой рукой подписал приказ об освобождении Матвея Платова из-под ареста и командировании его под начало атамана Орлова – Денисова в роли первого заместителя войскового атамана. Второй приказ, который подписал Павел, был о начале военного похода донских казаков. Целью была указана Средняя Азия.

В поход выступили в конце февраля 1801 года. Несмотря на обычные для российских штабных и интендантских учреждений беды, помноженные на весеннюю распутицу, в конце марта казаки, не потеряв ли одного коня, переправились через уже начавшую ледосплав Волгу в районе Саратова. Перейдя на ту сторону, казаки получили известие о кончине императора Павла, а также приказ императора Александра Первого о прекращении похода и возвращении к «местам постоянной дислокации».

Снова переправились через бушующую льдом Волгу, и снова – не потеряв ни одного коня. В начале похода казаки не знали, каков пункт назначения, и считали, что идут «воевать Бухарию». Но уже к волжской переправе по полкам пролетела весть о том, что шли они воевать англичан в Индии. Тайный приказ Павла о том, что «все богатства завоеванной Индии он отдает своим солдатам в качестве награды» почти дословно цитировался казаками. Потому возвращение было безрадостным, и казаки кляли «труса Алексашку», не давшего им возможность, как их славным предкам, пограбить Индию, англичан и еще кого-нибудь, кто бы не встретился «по пути».

Тревожным был только Матвей Платов. Только он знал страшную тайну.

Еще в январе, получив приказ о походе, войсковой атаман Орлов – Денисов сидел со своим заместителем Матвеем Платовым, и ломали голову над тем, как и куда им идти после Каспийского моря. Раздобытые казаками карты тех мест имели очень давнюю историю и относились к временам разбойных набегов на Персию Стеньки Разина и Емельяна Пугачева. Верить им можно было с большой натяжкой, а сведений о том, кто жил и что творилось в тех местах, не было и в помине.

Идею о том, чтобы допросить персидских купцов в Москве и Астрахани отбросили сразу, как нарушающую приказ о строжайшей тайне. Тогда у Платова родилась мысль направить в те края казаков – разведчиков. Недостатком такой разведки могло быть только отсутствие связи между постоянно движущимися как основным корпусом казаков, так и их лазутчиками. В итоге договорились, что собравшие данные о ближайшем районе разведчики – пластуны передадут их основным силам, сразу после пересечения ими Каспийского море, в персидском порту Астрабад. Что касается самих разведчиков, Платов предложил отобрать их из числа яицких (уральских) казаков.

- А что? Это потомки наших, донских, казачков. Немного помешались с местным население, так, то и лучше. Обстановку до Каспия знают. И за море тож многие ходили, когда еще вольница на той границе была, - фантазировал Платов, знавший казацкие легенды о богатой Персии и сказочно-богатой Индии. Получившие право действовать самостоятельно, атаман и его заместитель приняли такое решение, и утром Платов отправился на Урал. Перейдя отроги Южного Урала, сменив коня и взяв в качестве проводников местного казака, Платов направился на Яик, переименованный после Пугачевского бунта в реку Урал.

Доскакав да прежнего Яицка, ставшего Уральском, Платов заперся с местным атаманом, выгнав, к их неудовольствию, местного батюшку, войскового писаря и казначея. Очень уж те хотели послушать такого редкого в их глуши посланника самого главного атамана Войска Донского, прибывшего по высочайшему распоряжению. Пока недовольная казачья «старшИна» сидела на скамейке и обсуждала варианты развития событий, мимо проскакал атаманов посыльный, махнувший рукой на их приказ остановиться.

Дело пахло войной! Или призванием уральского казачества в личную свиту императора! В это время Платов изложил атаману свою потребность в разведчиках для поиска «глубоко за Каспием». Тот думал недолго.

- Есть у меня такой. Дмитрий Горшенин. В Симбирске, при атамане сибирского казачества сотником был. Как ушел из жизни его отец, тоже высоких казачьих чинов, сюда попросился. Его мать - полукровка, бабку – то дед в жены от казахов взял, в православие перекрестил. Но кровь, видать, своё берет. Как мужа не стало, она упросила сына ближе к её родичам переехать. Место сотника он потерял. Я его есаулом взял. Лихой казак, правильный. Первый охотник и следопыт по нашим местам. Грамотен, языки степные знает. И еще его наши казаки «заморочником» называют, за знание особых боевых приемов. Оружных казаков голыми руками вяжет. Наши бают – от нечистого та сила. Но уважают его. У него есть еще пара-друзей следопытов. Вместе в поиск и дозоры ходят. Нужда есть, давай приказ. Я их вам отправлю, хотя без них сложнее будет нашу пограничную службу вести.

- Приказ будет. Тебе из Петербурга передадут. Зови этого Горшенина сюда. Семья у него есть?

- Только мать.

- Оно и к лучшему.

Через час Дмитрий Горшенин был доставлен к Платову, еще через час он и оба его товарища, получили снаряжение у атамана и о-двуконь направились к Каспийскому морю. По пути Платов рассказывал казакам, что им надо будет сделать. Хотя и сам точно не знал, что делать ему самому.

Поскольку путь по Каспию был оговорен с императором Павлом, именно к этому морю направлялись Платов с казаками. Горшенину, которого Платов сразу своей властью заместителя походного атамана назначил старшим группы, пришлось открыть детали Похода и его цель – Индию. То ли у Горшенина были железные нервы, то ли он действительно был «заморочником», но изумления своего он не выдал.

Только покачал головой.

- Далеко же смотрят цари наши. В такую даль будут гнать народ – то наш… Пешком не дойдёшь – издохнешь. Но что делать? И там люди живут… Дойдем – посмотрим. Растолковывая Горшенину, что тому надлежит определить пути движения основных сил и главные цели возможного сопротивления, Платов обратил внимание на «звезду Давида», висевшую у казака на шее вместе с крестом.

- Это что за знак иудейский у тебя висит? Да еще рядом с крестом!

Усталым голосом, видно, уже уставший говорить одно и то же, Горшенин объяснить, что знак сей является семейным оберегом, достался ему от прадеда. Сам знак является не только иудейским, но и христианским символом. И его изображения есть во всех православных храмах.

- Да и вообще, Бог – он един для всех. Одному нас учит, любви и терпению. А как его называть и по каким книгам законы его учить, это дело каждого.

- Хорошо, что тебя попы наши не слышат. Да и я не слышал. Вернёшься, молчи об этом. Раскольник ты, богоборец!

- И это есть немного… Так что, в Индию иду?

- Идёшь конечно.

Решили дойти до портового города Гурьева, где торгуют персидским товаром. Раз торгуют, пути в Персию есть. А за Персией, и это Платов знал точно, и находится та самая Индия.

Можно написать целую книгу о том, как уральским казакам удалось найти на рынке персидских купцов, почти распродавших свои индийские пряности, как они смогли устроиться на их торговый корабль, пересекавший Каспий по всей его длине и заходивший в порт Астрабада. Как шли они с караваном до Герата, где отчаянные местные воины рассказывали им, что их маленькую страну когда-то с трудом завоевывал великий Александр Македонский.

Интересной могла бы получиться глава о том, как уральцев арестовал английский патруль и несколько дней держал, издеваясь, в зиндане, вырытой в земле яме, накрытой железной решеткой. Стоя у края этой ямы, старый комендант английского гарнизона, в молодости служивший в Московской торговой кампании, рассказал изнывающим от жары, вони и голода пленным о смерти в России императора Павла и восшествии на престол «большого друга» англичан Александра Первого, который остановил готовящийся поход русских и французов на Индию.

Он подходил к краю ямы каждый день и спрашивал, не всех ли еще перекусали ядовитые змеи и не хотят ли они признаться в том, что являются русскими шпионами.

Заслуживала бы внимания и глава об освобождении казаков, когда Горшенин потребовал встречи с английским комендантом под предлогом того, что хотел бы сообщить кое-что о тайной русской военной базе под Гератом. Когда Горшенина привели связанного к коменданту, казак каким-то чудом снял с себя кандалы и, приставив к шее коменданта пойманную им накануне в яме кобру, потребовал освободить своих товарищей и дать им лошадей.

В комнате коменданта Горшенин увидел висящий на стене необычной формы кинжал. Лезвие было не длинным, широким у гарды, но сужающимся к концу, словно шило, а рукоять оплетала золотая змейка с красными рубинами в глазницах. Перед тем как увидеть живую кобру у своего горла, комендант успел похвастаться тем, что привез этот необычный нож, который он называл «ваджра», из древнего города в стране Великих Моголов.

- В храме, полном каменных статуй и трупов убитых нами индусов, я вынул эту ваджру, а именно так индусы зовут это священное для них оружие, из руки какого-то божка и теперь храню его как память и талисман!

Под угрозой укуса разъяренной кобры, которую Горшенин крепко держал у самого капюшона, комендант дал необходимые распоряжения. Почувствовав, что ему становится всё труднее удерживать извивающуюся змею, Горшенин просто свернул ей голову и, пока комендант не понял, что ему больше ничего не угрожает, оглушил англичанина схваченной с его же стола медной фигуркой танцующей индианки в весьма фривольном наряде.

Этот наряд Горшенин рассмотрел уже позже, когда связывал коменданта и обшаривал его кабинет. Найдя пистолет, он поставил коменданта у окна, приставил к его спине пистолет и, приоткрыв шторку окна, заставил коменданта дать своему гарнизону необходимые распоряжения. Следуя этим распоряжениям, солдаты открыли решетку, выпустили и развязали казаков, а затем залезли в яму сами. Казаки тут же захлопнули решетку. Еще раз оглушив коменданта, Горшенин связал его по рукам и ногам, и, засунув тому кляп из собственного комендантского потного шейного платка, еще раз внимательно осмотрел комнату.

Сняв со стены понравившийся ему кинжал - ваджру, казак взял «до кучи» саблю и пистолет, а также все находящиеся на столе и в его ящиках деньги (а как-же казак без добычи?). Пнув на прощанье коменданта, безумными глазами провожавшего свой талисман и свои деньги, казак вышел из комнаты. На стоящем у двери часовом испробовал боковым ударом ваджру. Работает!

Освобожденные казаки, забрав коней и оружие, смогли добраться до гор, где ненавидящие «проклятых инглизи» афганцы помогли им уйти в безопасный район. Путь домой занял у них почти год. Все лишения этого пути заслуживают целой книги, но, щадя читателя, пропустим этот трагико-героический отрезок жизни наших героев.

Поскольку, выполняя поставленную перед ним задачу, Горшенин всюду, где мог, и на английские деньги, добывал карты этого региона, он уже неплохо ориентировался в этом лоскутном регионе, мирные и не мирные жители которого были объединены штыками и стойкостью английского солдата. Путь вокруг Каспия показался казакам, у которых еще были свежи воспоминания о змеиной яме, очень опасным и долгим. Снова воспользовались торговым кораблем из Астрабада, отдав капитану почти все последние деньги английского коменданта.

Правда, капитан, хитромудрый перс, очень уж жадно поглядывал на кинжал - ваджру Горшенина, который тот неосторожно показал, приоткрыв полу халата. Но ему жестко было сказано, что нож является собственностью России, и единственное место, где он может доплыть до родных берегов, это – горло капитана. Перс всё понял и больше не докучал ненужным (ему) любопытством.

На корабле у казака было время рассмотреть ваджру, и он в который раз оценил изящество и мастерство неизвестных мастеров. Сидя с диковенным кинжалом вечером на палубе, он заметил, что с наступлением темноты лезвие ваджры начинает светиться внутренним светом, но само не нагревается.

По прибытии в Гурьев Горшенин обратился к военному коменданту города, вкраце рассказав о своей миссии и необходимости личного доклада хорунжему Матвею Платову, заместителю главного атамана войска Донского Орлова – Денисова.

Военный комендант долго смотрел на вошедшего к нему дочерна загорелого, бородатого Горшенина в грязном азиатском халате. Потом, выглянув в окно, посмотрел на двух таких же оборванцев, опоясанных саблями.

- Ладно! Убедил ты меня. Что-то о походе том я слышал. Лошадей и сопровождение до Уральска дам. Да, и Платов уже не хорунжий, а сам – главный атаман войска Донского. Будешь докладывать, не премини сказать о том, что комендант Гурьева его людям поверил и помог. Я когда-то его знал…

В Уральске все долго охали и ахали, увидел вернувшихся казаков.

- Давно уж в поминание записали. Не чаяли… Богом клянусь, не чаяли увидеть. Никаких указаний на ваш счет не поступало, - юлил атаман.

- Как мать моя? – резко спросил Горшенин.

- Жива, кажись. Пришлось немного твой надел подурезать. Да и кошт твой ей не выдавался. Из списков – то вас вычеркнули. Бумаг насчет вас никаких не было, сами понимаете…

- Смотри, атаман. Если что… - рука Горшенина угрожающе легла на рукоять сабли.

Мать была жива и здорова. Станичные казаки о ней забыли, но степные родичи не дали умереть с голода. Звали к себе, но не хотела она бросать дом. Ждала сына. Словно чувствуя его возвращение, встретила его на развилке дорог. Кинулась, пряча слезы при виде седого, худого и изможденного Дмитрия.

- Ничего, ничего, выхожу… - шептала она, - главное – живой вернулся…

Через два дня Дмитрий Горшенин отбыл в Петербург, в ставку Главного атамана казачьего Его величества войска Донского Матвея Платова. Роскошный красавец атаман не поверил своим глазам, увидев Горшенина.

- Ты живой! Как же ты, чёртушка! Давай, рассказывай!

- Докладываю, что приказ Ваш выполнил. Местность разведана, карты получены. Готов лично рассказать о гарнизонах и силах англицких. Прошли Персию, вошли в Империю Великих Моголов. Был бы приказ, дошли бы до океана Индейского, - Горшенин лихо козырнув, вручил адъютанту главного атамана баул с картами и дорожными записями.

Растроганный Платов обнял Горшенина.

- Ну ты исхудал! Кожа да кости! Ну да ничего, нарастёт… Вечером за обедом всё расскажешь. Я всех офицеров соберу, пусть посмотрят, как служить надо и долг свой священный исполнять!

И, посерьёзнев, добавил,

- А за то, что забыли вас там, одних оставили, прости. Не до того, сам понимаешь. Служба!

И было чествование героев. Казачье войско наградило их и званиями, и орденами, и деньгами, и землицей со льготами. Но императорский двор промолчал – негоже было перед императором – англофилом и кучей шпионов английских в Генеральном штабе про тот поход вспоминать. Россия опять с Англией дружила, против Франции, конечно, поскольку германские собачки еще только тявкали, не смея кусать из-за спины английского льва. Но, натравливая на Россию Наполеона, Англия помнила о мечте царей русских «мыть солдатские сапоги в Индийском океане» и вернуть Константинополь.

Дома Дмитрий долго рассматривал ваджру. Открыл в ней то, что даже на лютом морозе рукоять и гарда – змейка всегда остаются теплыми; лёд под кинжалом тает, а положенная в воду, ваджра сохраняет воду теплой. В темноте диковина по-прежнему светилась, а в полночь, в самую кромешную тьму, начинала излучать яркий, чуть синеватый свет, достаточный, чтобы освещать путь.

Однажды, когда Дмитрий наклонился в доме над кинжалом, его выпавшие из широкой нагрудной проймы рубахи крест и «звезда» Давида стали отталкиваться от ваджры, словно чья-то рука отводила их в сторону, не давая соприкоснуться. Мать Дмитрия, увидев индийский кинжал в первый раз, прижала руки к груди и попросила убрать его из дома. Сослуживцы Горшенина, особенно прошедшие с ним все тяготы персидского поиска, рассматривали диковину, отмечали красоту работы, но, как заметил теперь уже сотник Дмитрий Горшенин, опасались дотрагиваться до него.

Особый трепет перед ваджрой испытывали степняки, башкиры и казахи, родичи его бабки, к которым Дмитрий часто возил свою мать. Увидев торчащую за поясом казака змеиную рукоятку и характерное лезвие, степняки бухались на колени, в молельном жесте протягивали руки к ваджре. «Божество смерти» - переводила их лепет мама. Но уважение к Горшенину среди степняков было беспредельным.

Странно, что ни один купец, ни в Персии, ни в Гурьеве не просил продать им этот кинжал, а дома с просьбой продать или поменять к нему не обратился ни один из сослуживцев или соседей, хотя все любили диковенные вещицы и охотно собирали их.

- Он – как хищный зверь, вернее, как та змея у нас в яме, так и норовит укусить, - признался ему как-то за кувшином медовухи один из бывших с ним в том поиске, - убери ты его с глаз долой.

От греха подальше…

И Дмитрий смастерил деревянный ларец, положил в него кинжал и спрятал под стрехой дровяного сарая.

Потом бы французский поход, куда уральские казаки были лично приглашены главным казачьим атаманом России Матвеем Платовым. В составе уральцев были в том походе две сотни «башкирцев», прозванных французами «степными ангелами» за малый рост, прыткость их степных лошадок и чрезвычайно меткую стрельбу из луков. Командовал башкирцами Горшенин, поскольку это гордый степной народ не признавал дисциплины боя, субординации и приказов. Лишь Горшенин мог поставить перед ними боевую задачу и добиться её исполнения.

Однажды его «степные ангелы» напали на бежавший из Парижа обоз и пригнали своему командиру дорожную карету, полностью забитую книгами, альбомами и рисунками. Карету башкирцы использовали для своих, невесть каких, целей, а книги, по просьбе своего сотника, сложили в зале. Вечером, сидя в этом каминном зале брошенного французскими хозяевами поместья, Горшенин с товарищами угощались найденным в подвале вином и поддерживали огонь в камине трофейными книгами, меж делом, листая их. Внимание привлекали прекрасно сделанные рисунки каких-то каменных строений, угловатых людей и животных. Вдруг один из Горшенинских офицеров подошел к нему с альбомом.

- Глянь, сотник! Никак это твой ножик!

На рисунке был изображен какой-то богато одетый воин с высоко поднятым над головой мечом. В другой руке воин держал кинжал, как две капли воды похожий на индийский трофей самого Горшенина.

Оба оружия соприкасались кончиками лезвий и были направлены в сторону наступающих на воина солдат. Из места касания ваджры и меча бил луч то ли света, то ли урагана, от которого эти солдаты падали на колени и навзничь. На втором рисунке была крупно нарисована рука в широком браслете, державшая ваджру, от которой исходило сияние.

Хотел, было, сотник оставить эти рисунки себе, но, подумав, бросил их в огонь. «Правильно я сделал, что убрал этот чертов кинжал в ящик. Вернусь, еще дальше перепрячу, а то и совсем закопаю или утоплю…»

Погиб казацкого войска Уральского полковник, походный атаман этого войска Дмитрий Горшенин в битве при Ватерлоо. Тело казака, залитое мёдом и зашитое в бараньи шкуры, его верные башкирцы довезли до родных мест, где и похоронили рядом с матерью, не дожившей до возвращения тела своего сына. В могилу Горшенина положили ларец с таинственным кинжалом - ваджрой. Из уважения к православным, хоть и погребенным по степным обычаям, казаки привезли батюшку, совершившего над могилой необходимую требу.

Получив обычную плату и радуясь тому, что остался жив – степь, Яик, всякое бывает! – батюшка вернулся в Уральск и рассказал всем о странном погребении «заморочника» Дмитрия Горшенина.

Степняки насыпали курган над двумя могилами, полили землю кумысом и уехали, оставив вечному покою Тенгри души усопших.

- Конец записи, - устало произнёс голос из динамика.

Матвей и Николай Николаевич молча смотрели на Дэна. Тот, выждав, как хороший актер, паузу, подошел к стеллажу с книгами, взял с полки географический атлас и, открыв на нужной странице, ткнул пальцем,

- Здесь находилось захоронение с интересующим нас предметом! Оренбургская область, город Уссольск, территория военного аэродрома. В начале 19 века, в интересующее нас время эта территория, населенная в основном степняками – башкирами, казахами, киргизами, контролировалась уральским казаками, и как раз на территории нынешнего военного объекта – аэродрома и находились отдельные фамильные захоронения степняков.

Получив от знакомого Николая Николаевича из Центрального военного музея справку о том, что является научным сотрудником музея и направляется в Уссольск для «определения перспектив археологических изысканий», Матвей вылетел в Оренбург. Проехав 70 километров по неплохому шоссе, изюминкой которого были пасущиеся по обочинам верблюды, Матвей сразу явился к военному коменданту маленького, но уютного Уссольска.

Вручив коменданту «булькающий сувенир» из Москвы и отвергнув предложение перекусить «чем Бог послал», Матвей попросил доставить его на военный аэродром. Хрипя изношенным мотором, трофейный, судя по всему, «козлик», первоначальную марку которого было уже не установить, доставил его, минуя сразу открывшийся шлагбаум, прямо к домику начальника аэродрома. Досиживающий в богом забытой дыре последний год перед заслуженной пенсией боевой, некогда, авиатор сначала встрепенулся, услышав о грядущих раскопках на «вверенном уму взлетном поле». Но услышав, что речь идет о захоронениях прошлого века, успокоился, сказав, что слышал от старожилов службы рассказы о том, что при строительстве взлетно-посадочной полосы, действительно, были потревожены остатки старых захоронений.

- Да я сейчас вызову вам старшего прапорщика Джеп.. куз… баева, он был тогда при строительстве. Пусть сам и расскажет, - авиатор любовно гладил полученный от Матвея «булькающий сувенир из Москвы», который с быстротой молнии спрятал при звуке открывающейся двери.

«Ну и реакция! Видать, истребителем был… Мастерство, его на старом аэродроме не просидишь!» - успел подумать Матвей.

В кабинет, не постучав и не произнеся положенного – «Вызывали?», вошел седой казах? киргиз? туркмен? Национальность, как и возраст определить было трудно, но был он поджар, подтянут и бодр.

Сделав вид, что не заметил нарушения субординации со стороны подчиненного, начальник объекта попросил,

- Ну что, прапорщик, расскажи-ка товарищу из Москвы о тех захоронениях, что нашли при строительстве взлетно-посадочной. Что не так, чего морщишься?

- Не прапорщик, а СТАРШИЙ прапорщик, товарищ подполковник. А так, расскажу, спрашивайте, - усевшись (без разрешения!) на стул, приготовился к беседе степняк в погонах. А что – шесть звезд вдоль погон – почти генерал-полковник!

Допросив старшего прапорщика, Матвей узнал, что, когда, сразу после войны, начали строить этот аэродром, сюда кинулось местное население, встревоженное тем, что разрушат их семейные захоронения.

- Почти восстаний был, солдат вызывали, с автоматами. Потом комиссия создали, аксакалов успокоили. Сказали, просто вскроем могилы, чтобы покой ушедших шум самолетов не нарушал.

Установленный прах вручим семьям, а те их сами перезахоронят в своих склепах. А неустановленный – перенесём в отдельную могилу, за счет военкомата сделаем памятник, камень с дощечкой, чтобы путники поминание оставляли. У нас называется - бурхан…

- А вещи какие-нибудь были в могилах?

- К умершим раньше клали какие-то домашние вещи, украшения. Сейчас не кладут. А то, что из могил достали, у нас нельзя домой приносить. Плохо это…

- А если что-то тогда нашли, куда деть могли?

- Был в комиссии ученый человек, историей интересовался. В городе музей был, он там работал. Так вот он все предметы, что в могилах и вокруг находили, всё в музей забирал. Говорил, для истории этой земли это важно. Старейшины ему разрешили…

Старшего прапорщика Матвей просто поблагодарил, справедливо решив оставить последний «булькающий сувенир из Москвы» для музейных работников.

Поскольку при вопросе о городском музее у начальника аэродрома странно вытянулось лицо, Матвей попросил просто отвезти его в город, в администрацию. Там он выяснил, что единственный в городе музей был открыт еще в царское время при горной школе. Где и находится, хотя бывшая горная школа давно стала техникумом.

Матвея гостеприимно встретила в более чем скромном музее на последнем этаже техникума ну очень пожилая экскурсовод, она же заведующая музеем. Даже не взглянув в его справку (а что бы она увидела сквозь толстенные линзы своих очков) он долго рассказывала об истории местных соляных копий, о высылке в эти места ссыльных, в том числе и политических, которые и организовали этот музей.

- У нас скромная экспозиция. История края больше связана с казачеством, у которого есть большой музей Уральского казачьего войска. Мы же довольствуемся тем малым, что удается достать силами местных краеведов, - скорбным голосом экскурсовод словно предупреждала возможное разочарование единственного посетителя, да еще из самой Москвы.

Но тут Матвей узрел! Вот уж чудо, так чудо!

В отдельной витринке, под стеклом, прямо под светящейся кнопкой пожарной сигнализации, лежали индийская ВАДЖРА, скромный медный крестик и маленькая «звезда Давида».

- А это что? Тоже имеет отношение к соляным разработкам? – изобразил безразличное удивление Матвей, проходя мимо витринки.

- Нет, что Вы! Это – отдельная тема, наша с мужем гордость! Мой муж, возглавлявший до своей смерти, этот музей, нашел эти артефакты в старинной степняцкой могиле при строительстве военного аэродрома. Ему удалось забрать их в коллекцию музея. Он начал свое исследование этих предметов. Не будучи профессиональным историком, он даже выдвинул теорию о том, что захоронение принадлежит древним хазарам, чьи поселения, по всей видимости, простирались и до наших отдаленных мест. Именно на это указывает «звезда Давида».

- А православный крест?

- Муж считал, что крест вместе со звездой свидетельствуют о смешении в древней Хазарии православия и иудаизма.

- А этот странный, явно не христианский кинжал? – продолжал изображать дилетанта Матвей.

- Ну что Вы! Это же ваджра, священный ведический атрибут древних индийских ариев! По мнению мужа, эта находка говорит о связи с ариями не только древних славян, но и хазар!

- То есть, снова Библия. Все люди вышли из одного корня, – не удержался от язвительно замечания Матвей.

- Ну вот и вы тоже. Насмехаетесь. Как и те историки в Москве, которым писал о своей теории мой муж. Они даже приехать не захотели, чтобы взглянуть на артефакты!

Успокоив разволновавшуюся музейщицу, Матвей попросил у неё разрешения сфотографировать артефакты.

- Смотрите, вот мои документы. Я – старший научный сотрудник Центрального музея Вооруженных сил России. Не обещаю ничего конкретного, но я покажу фотографии своим коллегам и расскажу о вас и вашем муже, патриотах своего края и нашего музейного дела!

И она согласилась.

Открыв витрину заветным ключом, который она носила на шейной цепочке, хотела взять в руки ваджру, но Матвей остановил её.

- Извините, но мне нужна линейка, или спичечный коробок, чтобы на фотографии можно было определить размеры артефакта.

Пока экскурсовод ходила в поисках линейки, Матвей быстро убедился, что горящая над витриной лампочка – это не система тревоги, а просто пожарная сигнализация. «Видимо, по причине постоянно включенной лампочки, они и не замечали ночного свечения!».

Когда появилась радостная женщина с коробком спичек, Матвей в её присутствии сделал несколько фотографий экспонатов и покинул музей. Здесь же, на площади он отправил фотографии Николаю Николаевичу с припиской – «Если это то, нужен дубликат ваджры. Встречу в Оренбурге». Ответ он получил вечером, а уже на следующий день встретил посылку в аэропорту и прибыл в музей.

- Я к вам с радостной новостью, - с ходу выпалил он музейному работнику, - коллеги заинтересовались темой и просят прислать более детальные фотографии ваджры и «звезды», а также описать им некоторые детали артефактов. Линейку и перчатки я принёс. Пройдём к витрине.

У витрины повторилась та же процедура. Матвей долго, прикладывая линейку и меняя положение, фотографировал артефакты, затем полез в свой портфель.

- Вот же чёрт! Линейку и перчатки взял, а блокнот для записей забыл. Не сочтите за нахальство, но могу я попросить у вас пару стандартных листов белой бумаги. Я запишу и сразу отправлю им фотографии записей, чтобы не терять время. Мне же еще в пару музеев надо заехать.

Матвей рассчитал правильно. У экскурсовода с собой не было стандартных листов белой бумаги, и ей пришлось идти за ними в кабинет. Он спокойно поменял местами оригинал и копию, поражаясь качеству и скорости исполнения работы, которую, как он потом узнал, сделал лазерный принтер.

Не заметившая подмены экскурсовод закрыла витрину и тепло попрощалась с Матвеем.

Потом была переписка.

- Вещь у меня. Судя по ощущениям – теплая и светится в темноте, это она.

- Они не должны встретиться.

Коротко и ясно.

Но, как и куда???

Если артефакт столько лет пролежал в местных условиях, значит самопроизвольно ничего не должно произойти. Соляные пещеры? Могут возобновить разработки, да и туристов могут пустить. Просто глубоко под землю? Здесь кругом рвут старые боеприпасы, да и вдруг – новое строительство. Надо посоветоваться…

Вспомнив, с какой легкостью и быстротой авиационный подполковник спрятал бутылку, Матвей решил поговорить с ним.

На этот раз Матвея на такси за шлагбаум не пустили и пришлось звонить авиатору по внутренней связи.

Вышедший в тренировочных штатах, но в форменной рубашке, подполковник быстро вник в суть проблемы.

- Значит, говорить, неучтенный пробный взрыватель от номерного изделия упрятать так, что никто и никогда? Ладно, поверю, музейный ты работник, - прочитав ветеранское удостоверение Матвея, сказал авиатор. - Если бы на время спрятать, позвал бы я старшего прапорщика. Он в прошлом году так грузовик с тушенкой спрятал, две комиссии найти не могут. Но взрыватель…- авиатор задумался.

- Слушай, ветеран. Давай так. Ты сам эту штуку в муляж бомбы спрячешь, один, без свидетелей. У меня на аэродроме ребята из ДОСААФа тренируются. Есть у них упражнение – прицельное сбрасывание гири с флажком. С точностью до сантиметра кладут, снайперы! На реке нашей, на Урале, есть гиблые омуты – вода уходит неизвестно куда. Локаторы бросали, аппаратуру разную – с концами. Давай я туда завтра ребят направлю, скажу, очередной набор радиодеталей для измерения дна надо утопить, но точно по центру. Его, центр этот, сверху хорошо видно!

- Отличная мысль. Показывай, где муляж бомбы!

- Так, ты что? С собой эту хрень носишь? Ну ты даёшь! Рискуешь как истребитель… Пойдем в ангар, покажу. Но один всё сделаешь. Мне до пенсии три месяца осталось!

«Хрень» была засунута в корпус бомбы, засыпана песком и задраена. Флажок привязывать Матвей не стал. На следующий день, со второго самолета, с которого прыгали парашютисты, Матвей увидел, как «хрень» в корпусе бомбы точно попала в самый центр огромного омута. Смутно надеясь, что если ОНО и выплывет, то не ближе центра Йеллоустонского вулкана, Матвей вернулся на аэродром. На этот раз, без парашюта.

«Булькающий сувенир из Москвы», охлажденный в старом советском холодильнике, был весьма кстати. Второй, не отданный музейному работнику, «сувенир» тоже пришелся кстати, как и остальные, уже местные «сувениры», которыми авиационный предпенсионер щедро одаривал Матвея.

А уж баек про авиацию наслушался Матвей – на полжизни хватит. Жаль, не мог ответить взаимностью о своей прежней службе. А про музеи много смешного не расскажешь…

Потом, сидя в известном кабинете Николая Николаевича, они вспоминали все детали операции. Решение Матвея о захоронении ваджры признали остроумным. Куда он дел меч, Николай Николаевич так и не сказал, «вам же проще будет жить».

На вопрос Матвея – «А то ли мы уничтожили?», оба его собеседника лишь пожали плечами. Да и действительно, испытания надо было проводить, что ли? Или военным с политиками отдать, не дай Бог?

А музейному работнику в Уссольск Матвей отправил благодарственное письмо от Центрального музея вооруженных сил России. На фирменном бланке сообщалось, что «полученные сведения представили исключительный интерес, поскольку позволили определить место захоронения праха легендарного участника войны с Наполеоном полковника Уральского казачьего войска Дмитрия Горшенина. Выражалась благодарность за проделанную работу, самоотверженность и преданность музейному делу». И в качестве дополнения к письму была приложена брошюра с кратким изложением биографии героя.