Константин Николаевич Степаненко / Где собака порылась…

Где собака порылась…

Утро не предвещало ничего необычного.

Метро уже не такое забитое – спасибо выбитому у шефа праву являться на работу к 10-ти, 10-30… Утренний вкусный кофе от общего с шефом секретаря, обзор новостей, легкая пятиминутка с привычными пистонами для привычных бездельников (как их блатные папы и мамы дома терпят?), быстрое решение быстрых вопросов (не надо покидать кабинета).

И вдруг! Бабамм!!!

- Шеф просит вас зайти к нему в кабинет! Пожалуйста! – секретарь закрыла приоткрытую дверь так же тихо.

Приглашение – через секретаря, с кодовым словом – пожалуйста! Это значит – с якоря сниматься! Всем амба! Делай как я! Румпель вам в ребро!

Без пиджака – для пиджака надо два слова «пожалуйста», Матвей входит в священный кабинет. Рядом с шефом за гостевым столом – его главный инвестор и акционер «фабрик, заводов, газет, пароходов» господин Кумакин. Его состояние, манера агрессивно вести дела и ладить с самым верхом давно снискали ему славу акулы бизнеса. Извини, настоящая акула! За внешней любезностью всех от него зависящих таилась формула – «Боюсь, но не верю!».

Ну что же. Ничего личного, только бизнес!

- Здравствуйте, Виктор Анисимович!

- Здравствуйте, Матвей! Ничего, если без отчества?

- «Конечно, ничего. Ты всё равно его не знаешь». А вслух – Ну что Вы. Какие церемонии!

- Матвей, ваш шеф разрешил мне поговорить с вами об одном моем личном деле. И обещал своё полное содействие!

- «Пусть он и делает! А мне давно отдохнуть хочется. Да и другие предложения по трудоустройству есть…». А вслух – Я внимательно слушаю.

Господин Кумакин выждал паузу, делая вид, что наслаждается кофе. Тактичный шеф тут же выскользнул из кабинета.

- Итак, Матвей. Вы знаете, что сейчас модно выстраивать свои родословные с самого верха. Вот и я хотел бы вам кое-что рассказать…

- «Давай, плебей, плети сеть. От Рюрика! Или царя Соломона! Или, не дай Бог, от Маркса, Ленина или Сталина…». На лице Матвея – вежливая внимательная улыбка.

- Мне говорили, что вы – знаток русской истории.

- «Я еще и про Европу с Магрибом знаю…»

- Вы, наверняка слышали о такой известной фамилии, как Демидовы?

- «Не может быть!»

- Это крупнейшие промышленники, меценаты, попечители сирых, покровители науки и искусства.

- «С тобой им не повезло. Влез купец Кумакин, да и тот дуракин…»

- Так вот к ним я не имею ни малейшего родственного отношения.

- «Уф, от сердца отлегло.»

- Здесь начинается сама история. Слушайте меня внимательно, Матвей, ибо по вашим глазам вижу легкомысленное ко всему отношение.

Итак, Демидов в четвертом от родоначальника славы их фамилии Никиты Демидова поколении, Никита Акинфеевич Демидов был известен особым покровительством российской Академии художеств и, главным образом её пенсионеру, художнику и скульптору мирового уровня Федоту Ивановичу Шубину. Его работам посвящен целый зал в Третьяковской галерее, украшением которого являются портреты супругов Демидовых. Так вот, помимо более чем щедрой оплаты трудов Ф.И.Шубина, Никита Акинфеевич Демидов преподнес художнику в дар медный крест «с секретом».

Что за секрет, Демидов не сказал, намекнув, что «в своё время Шубин всё узнает и станет богатейшим человеком». Крест рекомендовал держать подальше от чужих глаз и рук, чтобы не польстились те на тайну богатства. Именно поэтому художник никогда не показывал крест своему окружению и, тем более, не хвастал им. Он просил своего слугу и подмастерья Ферапонта всё время прятать крест и следить за его сохранностью. На смертном одре Шубин, которому при жизни так и не открылась тайна креста, отдал его Ферапонту, взяв с того слово хранить тайну до того момента, когда она сама откроется.

Тот Ферапонт Кумакин и был моим прапрадедом. Еще он предполагал, что крест содержит сведения о сокровищах Демидовых, легенды о которых будоражили тогда умы всех. Крест, по рассказам моих деда и отца, много раз с тех пор осматривали, но никаких указаний на клад не нашли. Но легенда живет в нашей семье, и я уверен, что иного секрета у креста нет.

Но у Ферапонта была еще одна, своя, тайна. Он был старовером, что в его время сурово каралось. Чтобы спасти и душу в её исконной вере, и свою семью, он, после смерти Шубина, получив от того вольную, бежал к Белому морю, где жили староверы – поморы, до которых не дотягивалась карающая рука императора. Затем была река Керженец в Новгородской земле, и, наконец, Олонецкий край в Карелии.

Это всё я узнал из записей моего прадеда Аввакума, которые нашли поисковики при раскопках старых схронов в Карелии и продали мне.

Уже от отца я знаю, что в Карелии наша семья разошлась. Одна часть, во главе со старейшиной рода, старшим сыном Ферапонта и моим двоюродным прадедом Анисимом, пошла севернее, к границе с Финляндией, другая, во главе с его младшим братом и моим прадедом Аввакумом, – вернулась в Россию, в Москву, где отношение к староверам изменилось, и наша община стала самой влиятельной среди московского и волжского купечества. Скоро и мой прадед Аввакум стал купцом первой гильдии, старшиной ткацкого цеха.

Демидовский крест Анисим, в честь которого назван и крещен мой отец, забрал с собой. Наша семья принадлежала к общине «беспоповцев», то есть не признавала священство, и молитву вёл выборный отчётник, коим и был Анисим.

Финскую войну мой дед Фёдор, которого накануне освободили из лагеря, воевал в Карелии, где ему случайно удалось напасть на след старообрядческой общины, главой которой был сын Анисима Симон. Они встретились, и Симон рассказал Федору, что, по завещанию своего деда Анисима, крест останется в их семье, и лишь в случае отсутствия наследника мужского пола должен быть передан наследнику мужского пола другой ветви семьи, то есть потомкам Аввакума. Крест тогда был у него, но спрятан в укромном месте «от невзгод военного времени». По словам Симона, крест будет передан его сыну Петру, которому предстояло возглавить общину.

В Великую Отечественную мой отец Анисим дошел до Норвегии. Он служил в разведке и поддерживал связь с местными партизанами, одним из которых и оказался сын Симона Пётр. Они чудом встретились и, в тайне от особистов, признали друг друга. Петр подтвердил наличие завещания их прадеда и сообщил, что у него есть сын Фелофей, который воспитывается в старой вере и наследует его место главы староверческой общины. Где она будет расположена, Петр не знал. Время было такое. Но братья обменялись адресами, по которым им можно будет найти друг друга.

И вот недавно на прежний почтовый адрес нашей семьи пришло письмо из Финляндии. На старорусском языке было написано, что Фелофей, будучи бездетен и находясь на седьмом десятке лет, готов выполнить волю своего прапрадеда Анисима и передать фамильную реликвию семье своих родственников, если доказано будет наличие у них наследника мужского пола, приверженного старой вере. За реликвией надо приехать либо самому наследнику, либо его доверенному лицу, ибо у самого Фелофея нет возможности уехать из родного дома.

Запутавшись в переплетениях имен и событий, Матвей, честно сумевший не уснуть во время рассказа только благодаря двум чашкам крепчайшего кофе, счел возможным подать голос.

- Итак. Что мы имеем в сухом остатке?

- В сухом остатке мы имеем следующее, - голос господина К. был свеж и властен, словно и не было этого получасового бурчания на семейные темы, - меня и моего сына ждет наследство, за которым должен приехать либо я сам, либо мой представитель. С моей стороны все бумаги готовы.

Нет только главного – адреса Фелофея. Мой отец Анисим, записавший во время войны адрес Петра на своей портянке, утратил оную в медсанбате, не успев переписать. На письме Фелофея обратного адреса нет, есть только штемпель отделения – отправителя письма – Хельсинки. Зато есть мой представитель, который сумеет решить все остальные задачи.

- И этот представитель...

- Вы, Матвей!

Безумно хотелось послать сразу же. Но внутренний голос, к которому Матвей всегда прислушивался (но не всегда следовал) прошептал – «Успеешь. Возьми рекламную паузу…»

- Очень интересная история, Виктор Анисимович. И с Демидовыми в начале родословной Вы лихо сюжет закрутили. Вам сценарии надо попробовать писать… Мне по-человечески понятно Ваше стремление получить наследство, да еще столь ценное. Если оно есть…Какого размера крестик-то?

- Да он небольшой должен быть, шестиконечный. Сантиметров двадцать – тридцать в длину, я такой у деда своего видел. Ну, вы знаете, обычный прямой крест, с ещё одним косым перекрестием в нижней части, цатой, на которую, якобы, Христос ноги ставил при распятии.

Понимаете, Матвей, я уверен, что крест содержит указание на демидовский клад. Это и могла быть та тайна, на которую намекал, даря крест Шубину Никита Акинфеевич Демидов. Только вам это говорю, потому как доверяю. Даже для семьи – это просто семейная реликвия.

Да теперь и сынок мой, Пашка, как с ума сошёл – привези, да привези цацку. У него ведь бутик с модной молодежной одеждой, и сам одежду моделирует и шьёт. В прадеда по ткаческой линии пошел!

Его салон одежды и мастерская пошива находятся в Хамовниках, в прежней старообрядческой слободе, как раз на месте нашего старинного дома. К нему раньше еще церквушка была пристроена. Её-то еще раньше снесли, но фундамент пригодился. Мы на нём и наше, новое здание построили.

Павлик хочет новую линию одежды запустить с этим брэндом – крестом….

- И в Бога верует по старым обрядам? Крестится двоеперстно? Если я правильно Вас понял, в завещании Вашего пращура прямо указано, что наследник креста должен быть адептом веры?

- Ну, в Бога сейчас мало кто истинно верует. Даже из тех, кто рьяно крестится на людях и не телеэкране. Но я прилагаю справку из московской метрополии старообрядческой церкви о том, что и я и мой сын Павел являемся прихожанами их главного Покровского храма и оказываем ему посильную помощь в виде пожертвований!

- «ИХ храма! Ну, вот и ясно, где собака порылась. На своих деньгах хотят в чужой рай въехать!» - но вслух Матвей задумчиво произнес.

- Справка – это хорошо! И провоз медного креста со схемой зарытого клада через границу – это тоже понятно. Крест ведь не должен быть задекларирован?

По каменному лицу господина Кумакина Матвей понял, что не должен.

- Здесь есть, над чем задуматься Вашему будущему представителю, прежде чем совать голову в этот капкан. Я могу подумать?

- Только недолго. В письме Фелофей ясно дал понять, что предчувствует свой скорый уход в мир иной, и, если мы не поторопимся до нового года по старому стилю – а это сентябрь, завещание Анисима будет уничтожено, и крест останется в общине навсегда. Не грабить же её. Хотя….

У Вас три дня на раздумье. Прежде, чем вы примите решение, узнайте сумму вашего возможного гонорара, - и господин К. твердой рукой вывел на салфетке цифру с четырьмя нолями.

- Это – в евро, как понимаете. Плюс оплата всех затрат. Помедлив, добавил.

- Затраты оплачиваются при предоставлении подтверждающих документов. А гонорар получаете после того, как я получу в полной сохранности крест с доказательством его подлинности.

Матвей понимал, что без этих слов акула капитализма не была бы…. капиталистом.

Вечером, в парилке загородной бани своего шефа, где Матвей, включив на полную мощность кран с водой для шайки, мог быть относительно уверен в отсутствии прослушки, он спросил, каким образом Кумакин вышел на него.

Шеф признался, что за несколько дней до этого они в бизнес-клубе обсуждали недавно прошумевшую аферу с недвижимостью в Испании и роль, которую сыграл Матвей в распутывании той истории. Кто-то («да, видимо, ты сам» - решил Матвей), рассказал о предыдущей поездке Матвея в Африку, где тоже был решен крупный финансовый вопрос благодаря навыкам и умениям Матвея.

- Ты говорил господину Кумакину о том, что я имел отношение к Скандинавии и знаю этот регион? – прямо спросил Матвей. Шеф что-то проблеял, но утвердительно. Затем, набравшись духу, начал рассказ.

- Извини, что я тебя некоторым образом подставил. Знаю – тайну не держу, в разведку не гожусь. Но я ценю наши отношения и рад, что работаем вместе. Ты же сам говорил, что работать и поддерживать отношения можно со всяким, если знать его сильные и слабые стороны, не предъявлять излишних требований и не говорить лишнее. Вот ты знаешь мои слабые стороны, так следуй своим правилам. А я обязуюсь больше никогда и ни о чем тебя не расспрашивать и никому тебя не рекламировать.

Специфика моих отношений с Виктором Анисимычем в том, что лет пять назад, когда ты еще не работал у нас, я, по глупости, влез в очень серьезную финансовую проблему. Завис весь мой бизнес. Нужна была ну очень крупная сумма денег, иначе я терял всё, включая жизнь, свою и близких. Деньги дал он. Но ты его знаешь, просто так он ничего не делает. Он вынудил меня подписать на него полную доверенность на все мои активы. Доверенность была с отсроченным сроком вступления в силу.

Я раскрутился тогда. Деньги ему вернул с хорошим процентом. Но доверенность моя лежит у него в сейфе, и в любой момент может быть пущена в дело. Это – как Домоклов меч для меня. Чувствую его всё время. Хожу как с гранатой в кармане, вздохнуть полной грудью не могу.

И сейчас он меня этим документом прижал. Мой бизнес для него ерунда, копейки, хотя за последние четыре года он и вырос в цене раза в три. Это – вопрос принципа, сломает он нас или нет. Я еще не знаю случая, чтобы кто-то мог открыто противостоять этому монстру. Еще и интерес к религии проявляет, как и сыночек его, Павлик, наркоша и сноб нетрадиционной ориентации, каких мир не видывал. Даже старообрядцами их называть язык не поворачивается. Божьим промыслом здесь и не пахнет.

Выручай, Матвей! Проси – что хочешь…

Матвей ждал обычного продолжения – «…в пределах разумного», но, по всей видимости, шефа крепко держали за… вожжи, и он не стал завершать свою любимую фразу.