Константин Николаевич Степаненко / Ле Форт

Л Е   Ф О Р Т

В год 7184 по старославянскому исчислению или в 1674 – по григорианскому календарю, в своем славном доме на главной площади датского Копенгагена досточтимый Ван дер Хоффен, глава известной во всей северной Европе Восточной торговой компании, принимал своего английского коллегу, сэра Рэджинальда Фица. Представитель туманного Альбиона был президентом английской Московской компании, самой богатой и могущественной на тот день и в том регионе Европы коммерческой артели купцов, имевших эксклюзивное право на торговлю со сказочно богатой Московией.

Датские негоцианты из Восточной компании, входившие в Ганзейский союз, тоже торговали с севером Руси, но им было запрещено заходить в такой близкий и желанный для них незамерзающий порт Архангельска, куда русские купцы свозили свой столь ценимый во всем остальном мире товар – пушнину, моржовый клык, корабельную древесину, мед и китовый жир. Да и много чего интересного для коммерции привозили в Архангельск русичи, прежде всего, поморы и новгородцы, от масла и рыбы до железа своей особой, русской, ковки. Только английские купцы могли торговать в Архангельске, контролируя и перекупая к своей выгоде весь товар.

Англичане тогда обошли всемогущую Ганзею, торговавшую с Московией и одновременно ненавидящую её. Ненависть эта проистекала из извечной вражды протестантизма и православия, доходя порой до прямых враждебных действий. Так, в 1548 году по поручению царя Иоанна Четвертого саксонский купец герр Шлитте нанял в разных городах Европы 123 мастеров разных специальностей для работы в Московии. Всех их привезли в Любек, где они и были арестованы по приказу Ливонского ордена и возвращены по месту жительства без права пересекать границу в сторону Московии. Сохранилось письмо ревельского магистрата от того же 1548 года, в котором сказано, что «страшные бедствия постигнут Ливонию и всю немецкую нацию, если московиты овладеют знаниями Запада».

В те времена весь торговый оборот с Русью европейцы должны были осуществлять через ливонские Ревель, Ригу и Нарву, и только на ганзейских кораблях. И Ганзейский союз наложил табу на доступ ремесленников из Европы в Московию. В 1570 году на всегерманском форуме царствующих в Европе фамилий и уже зарождающихся буржуазных республик наместник императора Карла Пятого герцог Альба заявил, что ни одна европейская пушка не должна попасть в Московию, «ибо будет она обращена против Европы».

Тогда же в европейских городах появились бесплатные так называемые «Летучие листки», из которых, прежде чем пустить их по полезному назначению, грамотные европейцы могли узнать, что все московиты – дикари и варвары. И в этих условиях Англия сумела получать беспрепятственный доступ к богатствам Руси!

Завидовали датчане, голландцы, да и вся Ганзея этой неслыханной удаче англичан, пересказывая друг другу под печальный звон оловянных кружек ту похожую на сказку историю из прошлого века. Да кроме как чудом для высокомерных англичан и не назовешь тот шторм 1553 года, который разметал корабли экспедиции капитана Ричарда Чеслера, направленного царствовавшим тогда в Англии Эдуардом Шестым отыскать северный путь в Китай и Азию. Часть кораблей выбросило на берег в аккурат у Архангельска, а самого Чеслера, как диво заморское, доставили к Великому Московскому князю Иоанну Четвертому.

Чеслер успел снять с разбитого кораблю богатые и затейлевые подарки, которые, вместе с остроумием и умением англичанина «дипломатично» играть в шахматы произвели такое впечатление на московского царя Иоанна, что тот, находясь в редком для него хорошем расположении духа, осыпал представителей Альбиона всеми возможными почестями, включая торговые привилегии. Сделал он это, конечно, в пику Ганзее. И у ганзейских негоциантов до сих пор оставался вопрос – за что англичане, так любезно принятые московитом Иоанном Четвертым, прилепили ему прозвище «Грозный», которое совершенно не отвечало деяниям покойного царя московитов.

Почти полвека Московская компания процветала, затмевая своими прибылями известные индийские и китайские компании. Наряду с возросшей военной мощью Англии эта её успешная торговля с Московией позволяла Альбиону диктовать свои условия соседям по региону.

Потому и был так заносчив сэр Реджинальд Фиц, с брезгливой гримасой осмотревший совсем не убогий дом датского негоцианта, дав себя уговорить отведать в личном кабинете Хоффена особый сорт кофе и принять в подарок целый мешок зерен оного. По тамошним временам, этот подарок стоил безумных денег, и датчанин рассчитывал хотя бы на любезную благодарность. Но Фиц холодно блеснул стеклом лорнета, заменив слова легким кивком.

Ван дер Хоффен знал, конечно, уязвимые места гостя. Не зря ведь тот совершил неблизкий путь и попросил о тайной услуге. У купцов всегда была хорошо поставлена разведка, и датчанин знал о том, что русские купцы, недовольные открытой нечестностью англичан, направили на Московскую компанию челобитную новому московскому царю Алексею Михайловичу Романову.

В ожидании решения царя, московиты сократили подвоз товаров в Архангельск, предпочитая более длинный и опасный южный путь «из варяг в греки» по сети русских рек. И совсем недавно, как сообщили Хоффену, новый русский царь, явно не обладавший такой любовью к англичанам, как Иоанн Васильевич, отменил почти все торговые привилегии англичанам, открыв Архангельск и другим иноземным негоциантам.

И уже готово было сорваться с уст гордого датчанина, в котором кипел кровь его предков – викингов, острое слово в адрес англичанина, но вовремя вспомнил он, что Великим магистром его ложи является тоже англичанин, а сам сэр Фиц выше его, «мастера» Хоффена, по положению в масонской иерархии. Сложив особым образом, по-орденски, руки в знак уважения к старшему брату, Хоффен произнес негромким, как и положено у «вольных каменщиков», голосом.

- Как вы и просили, он здесь и готов к беседе.
- Он посвящен?
- Да, прошел годичное испытание под наблюдением наших братьев. Обряд был проведен в прошлое новолунье.
- Ваше мнение, он в состоянии справиться с заданием?
- Он готов. Надо лишь поставить задачу, но это – уже ваше дело.
- Расскажите о нем.
- Храбр, умен, честолюбив. Хорошо то, что в приязни к Лондону его не заподозришь. В последней войне он сражался с войсками его королевского величества на стороне Голландии, и многие англичане имеют повод его ненавидеть.
- Так он – наемник?
- Да, как и большинство его соотечественников – швейцарцев.
- Что он хочет для себя?
- Как все – быть полезным.
И, чуть помедлив, Хоффен добавил вполголоса.
- А также славы и денег.
- Пусть зайдет. А вы убедитесь, что нас никто не слышит. За дверью!
С усилием сделав вид, что не обиделся, Ван дер Хоффен позвонил в колокольчик, и, услышав ответный сигнал, распахнул дверь в комнату.
- Господин Франц Ле Форт. К вашим услугам, сэр!

Выйдя из комнаты и затворив за собой дверь, датчанин увлек за собой сопроводившего гостя камердинера и громко протопал через всю залу. Со стуком закрыв за собой вторую дверь, он снял башмаки, и, приказав знаком слуге молчать и испариться, прокрался в одну из потайных комнат, откуда можно было видеть и слышать всё, происходящее в кабинете.

«В моем доме тайн для меня нет» - подумал датчанин, удобно располагаясь в кресле у маленького окошка и слуховой трубы. Ему хорошо было видно, как вошедший в кабинет рослый и широкоплечий молодой человек сначала в некоторой растерянности остановился, явно не зная, как вести себя в непривычной обстановке. Заметно наслаждаясь смущением вошедшего, Фиц, не торопясь, допил крохотную в его большой руке чашечку кофе и лишь затем поднялся во весь свой немалый рост, являя швейцарцу свою дородную, уже начавшую грузнеть, фигуру. Изобразив на лице подобие приветливой улыбки, он протянул левую руку для традиционного масонского приветствия. Ле Форт, еще не привыкший к специфике церемониала, снова сделал паузу, но быстро собрался и ответил должным рукопожатием.

После приветствия, доказавшего, что они оба принадлежат к одному кругу избранных, Ле Форт с явным облегчением вздохнул и, повинуясь приглашающему жесту Фица, присел на полукресло, где еще недавно сидел хозяин дома. Из своей наблюдательной комнаты Ван дер Хоффену, еще обладавшему острым зрением моряка, было видно, как по лбу швейцарца струился пот из-под дорожного парика.

Удобно устроившись в своем кресле и налив себе в хрустальный бокал из такого же хрустального графина божественной мальвазии, Фиц, не прекращавший буквально буравить молодого человека своими пронзительными маленькими глазками, начал расспросы.

- Так из какого города Швейцарской федерации изволили прибыть, господин капитан?
- Еще лейтенант, но надеюсь стать генералом, - быстро ответил Ле Форт, - а родом я из Женевы.
И, не дожидаясь дальнейших нудных вопросов, быстро и четко заговорил сам, демонстрируя неплохое знание английского.
- Отец мой печет хлеб, но мне его дело кажется скучным. В 17 лет я нанялся ландскнехтом. Хозяев было много, воевал и с французами, и с англичанами – прошу меня простить, сэр, и с голландцами. Стал лейтенантом, но мне уже обещан чин капитана.
Видя сметливость и быстроту ума молодого наемника, Фиц тоже сменил тактику беседы, перейдя, как в сабельном бою, к тактике «выпад – защита».
- Как вы относитесь к учению вашего земляка Кальвина? К его «видимой церкви», отрицающей догматы и ритуалы католической церкви?
- Целиком его поддерживаю. Мне тоже претит показной блеск, поклонение идолам и распущенность католического клира. Это было одной из причин моего вступления в ложу.
- Похвально видеть такую убежденность и решимость у молодого еще человека. То есть, вы строго следуете завету Кальвина о предопределенности судьбы каждого человека, верите в свою избранность для решения только вам уготованной задачи и будете действовать твердо и энергично для её решения?
- Это так.
- Кто же вам поставит эту задачу? Ваш пресвитер из церковной коммуны?
- Я покинул родной город и коммуну. Я – верный адепт ложи, и жду от вас, своего магистра, путеводного указания.

Фиц еще не стал магистром ложи, но очень этого хотел, и ему были приятны слова Ле Форта. Хоффен, в своем наблюдательном гнезде, тоже был удивлен словами молодого швейцарца. Перед встречей он подробно инструктировал Ле Форта и четко объяснил тому положение и статус высокомерного англичанина в масонской иерархии.

«Ай да наемник! Далеко пойдет с таким умением льстить и лицемерить!» - датчанин зажмурился от удовольствия и отпил из припасенного бокала за себя. Умного и проницательного, который так хорошо выполнил указание Фица, да еще и получил возможность обломать когда-нибудь рога этому лондонскому спесивцу с помощью женевского проныры! Дальнейшую беседу Ван дер Хоффен слушал уже не так внимательно, разомлев от вина и тепла хорошо протопленной тайной комнаты.

А далее Фиц говорил молодому швейцарцу о расстановке сил в Европе, о реальных правителях Старого Света, о неустанной борьбе, которую истинные друзья Человека – масоны уже много веков ведут с отсталостью и пережитками темного прошлого. Уже несколько раз в его высказываниях была названа Московия, которую он называл то Русью, то Тартарией, но всегда – оплотом борьбы с передовым Западом.

Почти допившего графин Фица потянуло на исторические размышления, и он уже не обращал внимания на явно осоловевшего Ле Форта. Тот давно перестал смотреть с надеждой на опустевший графин и довольствовался спелыми виноградинами, которые он украдкой таскал из большого блюда с экзотическими фруктами.

- Тебе, мой молодой брат, кажется, что Европой управляют короли? Как бы не так! Европой управляют деньги! И только деньги! И скоро настанет день, когда банки сметут правительства и дадут людям новое бытие.

Ты знаешь, что такое – банки? Даже в твоей Гельвеции, то есть Швейцарии, уже есть банки, правда, еще маленькие. Но вы там, в ваших никому не нужных, но так удачно расположенных в самом центре Европы, горах, имеете все возможности стать хранителями денег, больших денег, про которые не должны знать посторонние, и которые никто не отнимет силой. Ведь ваши горы неприступны, а вы, швейцарцы, умеете воевать и лихо орудовать вашими знаменитыми алебардами.

А знаешь, кто придумал банки? Евреи!

При слове «евреи» уже задремавший, было, Ван дер Хоффен проснулся. Его любимой женой была красавица еврейка Соломея из семьи ювелиров – марранов. Несмотря на вынужденное крещение, не было им покоя в христианской Европе. Сначала они бежали от инквизации из католической Испании в протестантскую Голландию, откуда уже, спасаясь от кровавого герцога Альбы, перебрались в Данию...

Здесь им, гонимым, и оказал содействие скромный датский негоциант Хоффен. Оказал безвозмездно. Почти… Ну разве можно считать платой за доставку морем и временное размещение у себя на складе семейства ювелира те пару камушков прекрасного зеленого цвета. Такого же цвета были и глаза молоденькой Соломеи, так лукаво смотревшей на бравого датского морехода, что Хоффен, не долго думая, попросил у старого ювелира руку его дочери. Датчанин не знал, да никогда и не узнает, что решение взять его в семью гонимого ювелира было еще на корабле принято на семейном совете семьи. Поломавшись для вида, папа, мама, бабушка и два брата Соломеи ответили Хоффену согласием.

В качестве приданного за дочь старый Гольбах отдал Ван дер Хоффену, тогда еще скромному морскому негоцианту, мешочек разноцветных сияющих камней. Затем, по совету Соломеи, на часть этих камушков Хоффен, владевший тогда лишь одним потрепанным кораблем, купил значительный пай в только что созданной Восточной компании, а затем, удачно совершая сделки и правильно строя взаимоотношения с коллегами, стал её главой. По совету всё той же мудрой жены, Ван дер Хоффен заявил о своем желании вступить в масонскую ложу.

Сначала ему было отказано, поскольку не все братства вольных каменщиков в то время принимали иудеев или их родственников. Тогда Соломея принесла ему несколько камушков из «фамильного мешочка» и посоветовала, кому из влиятельных масонов их подарить. Недоразумение было исчерпано, и Ван дер Хоффен был посвящен, а затем стал расти по иерархической лестнице масонской ложи. За это он еще больше стал любить свою жену, тем более, что она сказала, что по законам Торы их дети тоже считались евреями. Временно крещеными или нет, не имело значения. А он любил своих детей. Всех пятерых….

А Фиц, заметивший на поставце в углу кабинета еще пару кувшинов с вином, пальцем указал Ле Форту налить себе еще. Воспользовавшись моментом, швейцарец налил и себе полный бокал. Жизнь налаживалась!

- Так вот! – продолжил Фиц, - мало того, что евреи, эти хитрые, но очень умные люди, изобрели всеобщего бога, написали себе Тору и дали людям Христа, они еще и придумали банки. Когда Христос выгнал торговцев – менял из Храма, те, видимо, не разбежались, а собрались где-то рядом и организовали банк. С ссудами, кредитами, передачей безналичных денег в любые страны, откуда приезжают паломники и купцы, и где есть евреи. А поскольку они есть везде, то дело пошло.

Когда Папы из Ватикана организовывали крестовые походы, они, помимо прочего, ставили перед крестоносцами задачу поставить банковское дело евреев себе на службу. Но рыцари в большинстве своем были туповаты и выполнили только первую часть приказа. Они вырубили тех израильтян, кто попался под их мечи, но денег и самой сути банковского дела не нашли.

Но тут появились рыцари Храма, тамплиеры. Сделав вид, что охраняют паломников, они стали активно копать развалины Храма и нашли какие-то свитки. Сами в них не разобрались, но догадались пригласить местных. Или тех им подставили, что наиболее вероятно… Местные быстро рассказали тамплиерам суть действия банковской системы. Денег, конечно, не отдали.

Иначе они не были бы евреями. Но у тамплиеров были свои деньги. Ну, тех, паломников, которых они охраняли… И еще были бездонные кошельки самого Папы и тех христианских королей, которые свято верили в добродетель. Через пару десятков лет тамплиеры владели самым лучшим, а главное – единственным банком, который обслуживал самые крупные капиталы Европы. А консультантами у них были потомки, или родственники, тех самых иерусалимских банкиров, которые и научили их банковскому делу.

И, кстати, погибли тамплиеры из-за денег. Король Франции, почему-то названный Красивым, не смог отдать им долг и попросту… убил их. Денег, правда, не нашел. Как и тех консультантов. Но деньги с тех пор правят миром. Это признает и основатель твоей церкви Кальвин. Правда, он говорил о том, что нельзя наживаться на бедных и давать в долг под проценты, но это уже к делу не относится.

Увидев, что при этих словах Ле Форт поморщился, Фиц сделал ловкую попытку вернуть себе расположение швейцарца.

- Ты говорил, что хочешь стать генералом? И ты им обязательно станешь. А пока – возьми вот эту добавку к твоему лейтенантскому жалованию, и давай поговорим о твоём задании.

Увесистый кошель со звенящими монетами усыпил все сомнения молодого швейцарца, и, прицепив его к поясу, он приготовился внимательно слушать своего магистра.

Сам неоднократно привлекавший людей к наушничеству и тайным действиям в свою пользу, Ван дер Хоффен наслаждался искусством, с которым Фиц плел паутину словес и завлекал в неё своего собеседника. Вернее, молчаливого слушателя, ибо Ле Форт, пораженный новизной и необычностью открываемого перед ним нового мира, не мог ни словом перебить маститого Фица.

- Итак, мой молодой друг, поговорим о Московии. Или Руси, или Великой Тартарии. Что суть одно и то же. Страна эта обширна и богата. Очень богата.

Правящая ею нормандская династия Рюриковичей фактически закончилась на кесаре Иоанне Четвертом. Его сын Федор, конечно, успел немного поцарствовать, но в этот короткий срок не оставил после себя ничего значимого, включая наследников. К счастью, в последовавшей после его смерти смуте католическая Польша не смогла возвести на московский престол кого-то из своих Гедеминовичей, имевших право на этот трон. Выгнавшие поляков бояре, московское войско – стрельцы и вольное войско - казаки, возвели на трон новых царей – Романовых. Те, хоть и находятся в отдаленном родстве с основателями Московии Рюриковичами, но прямого отношения к трону не имели. Но сели на него законно, не подкопаешься!

И если последний из значимых Рюриковичей – царь Иоанн Четвертый, стремился к просвещенному Западу, боролся с варварскими обычаями Руси и даже пошел на открытое противостояние с католической церковью, отказавшись под её сенью царствовать и в Польше, и на Руси. Он даже хотел сблизиться с нами, протестантами, предложив себя в мужья нашей любимой королеве-девственнице Елизавете.

Но эти Романовы- совсем варвары. Возрождают старые обычаи и даже сами возглавили свою православную церковь, нашего непримиримого врага! Вот с ними мы и будем с вашей помощью бороться. Это и есть ваша жизненная цель. Готовы ли вы, со всей силой и упорством выполнять эту задачу, мой друг? Готовы ли вы поехать в Московию и там, на месте, сделать всё, что мы, ваши братья по церкви и нашему ордену, от вас попросим?

Ле Форт был ошеломлен.

- Я, конечно… Ваше слово для меня – закон…Но как я…Потом, у меня были другие планы…Думал послужить нашим интересам здесь, в Европе…

- Рад, что не ошибся в вас, - Фиц сделал вид, что не заметил растерянности молодого швейцарца.

- Теперь к деталям. Слушайте и запоминайте. Записывать ничего не надо. Нынешний московский царь Алексей Михайлович стар и немощен. У него четверо детей – Федор, Софья, Петр и Иоанн. Последний слаб здоровьем и головой. Петр еще очень молод. Софья умна, деятельна, но по московским законам, ей суждено закончить свой век в одиночестве, в монашеской келье. Наследником будет Федор. Он достаточно образован и тяготеет к западной культуре. Хотя тоже слаб здоровьем. Вот к нему вам и надо будет войти в доверие и стать незаменимым помощником. Тем более, как нам известно, он собирается реформировать своё войско, построив его по европейскому образцу. Тут вам и карты в руки!

- Но как я смогу попасть в его окружение? – швейцарца еще терзали сомнения.

- Здесь всё просто. Его правой рукой является боярин Василий Голицин, наш помощник и единомышленник. С ним вас познакомит датский посланник, в свите которого вы в скором времени отправитесь в Москву. Итак, жду от вас добрых вестей об успехе вашего становления при московском дворе и скором крахе Романовых на благо нашей церкви и ордена! Фиц поднялся, давая знак, что аудиенция окончена. Последними его словами при выходе из кабинета были:

- Я помню о ваших планах стать генералом. Поверьте мне – в Московии это может произойти гораздо раньше. А пока не получите генеральского жалования от тамошнего царя, будете получать от меня такое же вознаграждение. Но только за достоверную и полезную информацию. Об оплате ваших услуг за конкретные дела, если таковые понадобятся, поговорим отдельно. И чтобы вам легче было работать, знайте, что и Голицин, и посланник Дании – наши братья по ложе. Письма будете направлять через датского посланника на имя нашего хозяина – любезного Ван дер Хоффена. Последние слова он буквально выкрикнул прямо в глазок, через который хозяин дома наблюдал за происходящим.

Или это просто показалось помертвевшему от страха датчанину? В путь датское посольство тронулось в конце ноября. Не любивший холод Ле Форт только потом понял, почему поехали так поздно. Чем дальше от славного Копенгагена шел их караван карет и повозок на восток, тем хуже были дороги. Когда швейцарец поделился своими соображениями с посланником, тот подтвердил правильность догадки.

- С московитами можно воевать или летом, или зимой. И, помедлив, добавил:

- Но зимой очень холодно. А лето очень короткое. Лучше совсем не воевать, а то только и делать, что повозки с колес на полозья переставлять. Да обратно.

В Москву прибыли, когда снег уже стал таять. Датский посол, как и было предусмотрено, представил Ле Форта «сильному» боярину Василию Голицину, но тому или не понравился наглый швейцарец, всё норовивший схватить его руку каким-то особым масонским жестом, то ли ему было давно наплевать на все эти каменщиковые шалости. В общем, Ле Форта он на «теплое место» не пристроил, чем сильно ударил по самолюбию амбициозного швейцарца.

Посланнику ничего не оставалось делать, как взять Ле Форта к себе секретарем. Так незадачливый агент английской ложи прожил в Москве целый год, время от времени пописывая Ван Хоффену разную бытовую чепуху и сплетни о царёвом дворе. Кошельки, которые ему иногда передавал посланник, становились все меньше. А жизнь – всё скучнее. Ле Форт уже, было, решил, что совершил глупость, связавшись с Фицем, масонской ложей и этой поездкой в чужую ему Московию.

Но тут он познакомился с полковником киевского гарнизона, который, скорее шутя, предложил скучающему заморскому молодцу, имевшему боевой опыт, место в своем гарнизоне. К удивлению полковника, Ле Форт согласился. И началась жизнь! Сшибки с крымскими татарами, не оставившими привычку налетать на малороссийские хутора за добычей, шумные попойки с бравыми стрельцами и казаками. Швейцарец быстро стал стрелецким сотником и задумывался уже о налаживании новой, привычной ему жизни среди нравившихся ему свои весельем и отвагой людей. В это время умер царь Алексей Михайлович Романов, и его трон перешел к старшему сыну Федору. Но всё это было в Москве, так далеко от Малороссии, где геройствовал швейцарец.

Получив заслуженный отпуск и приличное вознаграждение за свои ратные подвиги, Ле Форт решил навесить семью и проведать былых знакомых. Возвращался он через Копенгаген, решив заглянуть к Ван дер Хоффену. Поводов сердиться на датчанина у него не было, а посмотреть на того, кому он целый год отписывал свои депеши, было приятно. И, конечно, хотелось похвастаться своими успехами на новой воинской службе. Хоффен не удивился визиту, а, поприветствовав швейцарца масонским рукопожатием, сразу сопроводил в свой кабинет. Там ничего не изменилось, и это навлекло на Ле Форта грустные мысли о вечности некоторых явлений и понятий.

налил швейцарцу в бокал из знакомой тому фляжки и, открыв в шкафу потайной ящик, положил перед новоиспеченным стрелецким сотником запечатанный конверт и увесистый кошель с монетами.

- Мы знали, что вы находитесь в Европе, и надеялись, что зайдете по известному вам адресу. Оставлю вас для ознакомления с посланием капитула нашей ложи, поскольку дать письмо вам с собой не могу. Когда датчанин вышел, Ле Форт хотел уже вскрывать письмо, но решил сначала заглянуть в кошель. Монеты, в отличие от прошлого раза, были золотыми, что могло говорить о серьезности намерений авторов послания.

Письмо было запечатано неизвестной ему печатью с изображением кольца Соломона. Он слышал о том, что подобным образом сам Великий магистр ордена вольных каменщиков, объединяющий несколько европейских лож, отмечает особо важные послания своим собратьям, но никогда раньше этой печати не видел. Текст на английском языке был строг и лаконичен.

«Мы внимательно следим за твоим служением в далекой Московии. Не переживай, что не удалось сразу проникнуть в придворное окружение. Главное - тебе удалось закрепиться в этой стране, и твое положение даёт реальную основу для дальнейшего служения.

Царь Федор Алексеевич при смерти. Идет война за корону между его сестрой и родственниками двух братьев. Нам важна победа Нарышкиных, то есть Петра. Наш общий друг и брат в Московии занял прочные позиции при дворе и поможет тебе, как обещал, войти в ближайшее окружение будущего, надеюсь, царя Петра. По возвращении в Москву сразу явись к нему. Дальнейшие инструкции – по прежнему каналу. Письмо отдай вручившему его человеку. Надеюсь и внимательно слежу за тобой.»

Подписи не было. Её роль с достоинством выполнил кошель с золотом.

Честно говоря, Ле Форту, вольготно себя чувствующему в Московии, уже не очень-то и хотелось выполнять команды тайного Магистра и всего его ордена, да и шпионить за своими новыми земляками ему, бравому офицеру и рубаке, казалось уже не вполне пристойным. Но золото, которое он взял, и эта фраза – «внимательно слежу за тобой» - удерживали его в рамках когда-то данной им при посвящении клятвы. «У Ордена – длинные руки, можно еще некоторое время делать вид, что я на них работаю» - успокаивал себя швейцарец.

Минуя Киев, Ле Форт сразу направился, как ему и было предписано, в Москву к боярину Василию Голицину. На этот раз приём был самый радушный. Голицин вошел в «большую силу» при царе Федоре, который, минуя несколько чинов, сразу возвел его в бояре ближайшего круга. В это же время Голицин сблизился с сестрой царя Федора – Софьей и стал любовником этой некрасивой, но умной и по-государственному думающей царевны. Голицину было поручено начать реформу войска, введя в него полки европейского строя и артиллерию. Он возглавил Посольский, Иноземный и Рейтерский приказы, стал воспитателем царевича Петра.

Боярин сразу отозвал Ле Форта из киевского гарнизона и поручил ему создание двух новых полков и артиллерии. Новые заботы так загрузили швейцарца, что он забыл об Ордене, Великом магистре и его наказах, справедливо полагая, что его высокопоставленный «брат» Голицин позаботится обо всём. «Брат» Голицин за пару месяцев присвоил Ле Форту сразу два очередных воинских звания – майора и подполковника, и ничем больше, кроме как служебными делами, не докучал.

Во время стрелецкого бунта Голицин, спасая Петра, отправил его в Троице-Сергиев монастырь. Туда же он велел прибыть и Ле Форту со своими новыми полками и недавно отлитыми по европейским лекалам пушками. Туда же был направлен еще один «иноземный» полк под водительством Патрика Гордона. Гордон был родственником Ле Форта, которого он выписал к себе при покровительстве Голицина. Немаловажную роль при этом, помимо чисто военных навыков наемника Гордона, сыграло и его масонство.

Затем был неудачный «Азовский поход», после которого Ле Форт всё-таки получил изрядную сумму денег и звание полковника. И радовало его не столько новое звание, сколько независимость от золотых кошельков, которыми его уже не так регулярно снабжал новый датский посол.